Журнал «ТАМЫР», №42, август-декабрь 2015, Журнал Тамыр

Олег ГОНЧАРЕНКО. Казахские мотивы

Где в казахской степи закипает весна
и тускнеет межа непогоды,
Горизонт зажигает вновь взблеск табуна,
как петроглиф бессмертья народа.
Да, желающий ведать, знак воли – таков…
Табуну в бесконечности тесно!
Аргамаки горят, как знаменья веков,
и звучат, как стихи или песни.
Сколько всякий из них бездорожьем промчал?
И не нужно свободным дороги!
Сей табун, словно память, – к печали печаль,
плач к плачу и тревога к тревоге…
Не готовьте, джигиты, арканов пока –
пусть промчатся и росстаней между
в небеса скакуны Золотого Арка:
эти кони – мечты и надежды.
Сей табун – словно вскрик! Пусть минует погост –
пусть порадует умерших то бишь…
Пусть под ним задрожит и калиновый мост.
Это – совесть аулов и стойбищ!
Мчат гнедые, буланые – нет им конца.
И до Альфа Центавра достанут!
Это – радость души. Это – радость лица.
Это – вечная суть Казахстана.
В Украине мне слышатся ноты копыт:
ничего не забыто, не продано.
Может быть, потому моё сердце не спит?
Мчат пегасы от Родины – к Родине.
Пока будут лететь они в чистую синь,
не изведать и нам пораженья:
каждый в наших народах – непуганый сын
воли, ветра, порыва, движенья.
Слава Богу, на свете достаточно нас
да и наша тут правда в законе.
Пусть звучат, пусть зовут нас Абай и Тарас,
и сквозь Вечность летят наши кони!

КАЗАХСКАЯ ПОЭЗИЯ

Густа и животворна, как кумыс,
но в тоже время и горька она полынно.
Вот, слышится, где-то поёт Шалкиз…
Пойдёшь на песню – не приемлешь половины
уж никогда ни правды, ни вражды,
ни веры, ни истории истоков.
Она – орда. Пощады тут не жди, –
по праву настоящести жестокой.
В ней главное святая суть: тут дух
всех жузов, всех племён, родов – надежды.
Тут звёзды те, что падали в тундук
юрты акына, вновь горят, как прежде.
Опять летят над степью табуны
некованых буланых аргамаков…
И слышен голос радостный аны…
И расцветают на могилах маки…
Будешь идти вдаль годы и века –
будет звучать домбай её тревожный.
Она – река, быстра и глубока, –
в ней утонуть и в ней воскреснуть можно.
Её, черпнув в ладонь, без суеты
можно испить – изведать тайну влаги.
Ну, а напьёшься – и поймёшь, что ты –
кочевник, преисполненный отваги.
Её и чувствуешь всем телом, как… камчу.
Она не чтит не «правых» и ни «левых».
И нечего в ней делать толмачу,
несведущему в вольных перепевах.
Что ж, я гадать не буду на слезах –
пусть дастся то, что заслужил сегодня.
Какая разница – казак я иль казах?
Лишь бы почувствовать: «Я – человек свободный!»

МАМИН ПЛАТОК
(семейная легенда)

В небесах, перелётные, дружно заплакали гуси…
И печаль чернотою легла на миры, как зола…
От лихой ностальгии измаялась сердцем мамуся –
как пшеница, слегла, как калина в саду, отцвела.
И в больничных снегах тихо бредила часто-пречасто –
всё просила отца, всё молила измученно вновь:
«Принеси ты мне мальв, для последнего взгляда причастья!
Разбуди, разыщи, пригласи хоть на миг соловьёв!»
Доктора уж вздыхали: «Живёт она Божьею силою.
У хохлов, очевидно, желанье основы – в крови…»
Горько плакал отец: «Улыбнись, оживи, моя милая!»
А она всё шептала: «Найди… принеси… позови…»
Он ушёл в никуда. Он молился так варварски истово.
Что искал – неизвестно. Упорно хрипел: «Потерпи!»
И купил ей платок – просто Чудо цветасто-искристое –
там, неведомо где, в потемневшей унылой степи.
Было воронам в выси уже от их множества тесно,
когда нёс ей весну он с поникшей в беде головой…
Но она ожила! И она зазвучала, как песня!
Ну а скоро и я зазвенел над росой и травой.
Спеленала в платок мама первого славного сына.
Веще небо казахское вспыхнуло солнечно вдруг!
И под небом казахским меня обняла Украина
цветом вишен-черешен и реками маминых рук.

КУМЫС

Коль после боёв, брат, израненный весь ты,
послушай, что скажут казах и киргиз:
«Не стоит рецепты искать алкагеста*, –
давно уж в степи существует кумыс!
Он силы вернёт, утолит вечный голод,
избавит от страха, смятенья и мук.
И больше, боец, никогда уже повод
не выпадет в сече из рук!
А если в дороге измучила жажда
и если безверье нахлынуло вновь,
кумыса глотни – так ты въемлешь однажды
всю силу степных табунов.
Желание правды, желание воли,
тревоги, мечты, порывания ввысь –
всё то, что когда-то забыл ты от боли,
целебный напомнит кумыс.
Ты вновь осознаешь значенье мужчины –
высокое, славное званье своё:
возьмёшься искать своим бедам причины
и гнать от себя вороньё».
Там сам удивишься: «Нежданно так выстоял –
назло и смертям и поветриям всем…»
Нет, всадники, «патриотизма кумысного»
не стоит стесняться совсем!

*алкагест – средство долголетия(лат.)

БАЙГА

Так дни летят! Летят, как аргамаки!
Цена ошибок слишком дорога…
Я сед уже. Но кажется, однако,
и ныне мне, что жизнь моя – байга –
со временем и ветром состязанье.
И всадник я, пока ещё, хорош!
Жаль, что в полях и далях мирозданья
потерянных минут не соберёшь…
Но мимо мои кони не промчали,
хоть лёг им путь по грязи и песку!
Любовь явилась музою вначале –
её сменял я всуе на тоску….
Угасла вера в мутном смраде быта…
Сопрели предисловия в труху…
Мечта моя, разбойниками битая,
как нищенка, стенает на шляху…
Нет цели – есть поблекшие мишени.
Да и патронов – лишь один в стволе.
Хватало мне сомнений и лишений
в своей земле и не в своей земле.
Джигитов уж осталось очень мало –
легли снегами многие в снега…
Но кровь моя течь в жилах не устала,
и всё ещё звучит моя байга!
Я не хочу ни рая и ни ада,
пока небес колышутся края.
Кроме коня, мне ничего не надо.
Пусть завтра жизнь закончится моя,
я всё равно останусь ветром в поле,
пока на старте в синь звучит труба,
пока есть песня и пока есть воля –
пока есть символ – Вечная Гоньба!

ПОЁТ КАЗАХ…

Казах не поёт – мир читает, как книгу,
природы величия славя закон.
И Вечность себя снова чувствует мигом
в просторах степи, где батыра нёс конь,
где в марева шли табуны и отары,
где бились ветра в монолиты гробниц.
Акыну ни жажда, ни голод – не кара.
И песня акына не знает границ.
Он просто озвучит, что слышит, возможно,
и что отраженье находит в глазах, –
споёт так, как петь в этом мире тревожном
единственно может казах.
Он перлы свои вновь рассыплет по сини:
его не порвут и за правды слова.
Да, всякий певец у казахов – Мессия,
коль песня его ежедневно нова,
коль песня живительна, словно прохлада,
коль в песне присутствуют мудрость и суть.
А славы акыну, продажной, не надо, –
ведь с песней короче был путь.
А наша где правда?! У каждого – сто их…
Сменяли мы суть на дешёвый уют…
Ох, люди! Наверное, жить-то и стоит
лишь так, как казахи поют!

ДОМБРА

Если вдруг я помру, растревожьте домбру –
не зовите рыдальщиц ко гробу:
я люблю этот мир и живу на юру,
чтобы с каждого ветра снять пробу.
Коль идти мне в туманы настанет пора,
так и будет: и это – работа.
Обо мне и моё всё расскажет домбра –
словно слёзы, разбрызгает ноты.
Ах, тщеславие, пропадом (слышишь?!) гори!
Слишком долго стенал я ночами…
Там порвутся и струны, я знаю, все три,
но одарит гриф солнце лучами!
Заплатилось тревогам и далям сполна
мною в этом зачумленном веке…
Пусть проступят хороших друзей имена
на согретой ладонями деке.
Быть добру! Жизнь свою доживу я в добре!
Горизонта всё крепче уже стена…
Я прошу об одном – плачет пусть на домбре
не ребёнок, не старец, а Женщина.

АКСАКАЛ

Монологом становится наш разговор
сам собой, просто так, невзначай.
Я молчу. На ветру полыхает костёр.
В пиалы разливается чай.
Ночь куда-то бредёт. Вспыхнул метеорит
и погас в ёмкой древности неба.
Аксакал говорит, говорит, говорит –
как в кумыс крошит корочку хлеба.
Этот мудрый казах – дней свидетель печальных
и счастливых минут, и мгновений удачи.
Мы в бескрайней степи повстречались случайно, –
он в ночное как раз вывел старую клячу.
Он огонь разжигал – он хозяин по праву.
Значит, я у него этой ночью в гостях.
Долетает: «Вы будто пришли на потраву!
В городах потеряли и совесть, и страх…»
Вроде слушаю деда, но слушаю всуе,
мягко облокотившись на летнюю ночь.
Долетает: «Не клячу, а долю пасу я…
Уж седому и выжить меж вами невмочь!»
Может, вспомню ещё это всё, постарев, я,
но пока что мой разум расслабленный – ниц.
Долетает: «Нужны и сухие деревья,
чтобы дупел хватало под гнёзда, для птиц…»
Вспоминаю, что падают звёзды на счастье.
Погасают последние искры в золе.
Долетает: «Пора мне домой возвращаться…»
И премудрый ага исчезает во мгле.
Просыпаюсь – на степь будто небо упало!
Сердце гложет тоска (и не знать – почему?).
Вспоминаю: «Уходят когда аксакалы,
то кромешная тьма губит звёздную тьму…»

* * *

Я бы поставил юрту, но её
уже поставить негде в Украине, –
степь отчую всю (!), до песчинки, ныне
расхапало проклятое жлобьё.
Я шёл бы по земле своей, как дождь,
не ведая сомнения и горя,
но ведь и к рекам вряд ли подойдёшь,
лес, горы – не мои и даже море
«панами» будто выпито до дна!
И поле чёрной дымкой затянулось…
Даже пустыня, что в Европе лишь одна,
и та, увы, кому-то приглянулась.
Я тоже пел бы и отары пас.
Была бы и моя душа не злою.
Но судится тут большинству из нас
этаж лишь «надцатый» меж небом и землёю.
Не подступал бы ныне к горлу ком,
и меньше шрамов пролегло по коже,
если б на недруга лицом и языком,
и верою я не был бы похожим.
Вот, даже враг того, за что стоим,
(не ведая, что зря творится грех ним!)
моей фамилией и именем моим
подписывает пасквили и брехни.
Всё продано, повергнуто во прах,
в предчувствии суда, майдана, плахи…
«Аллах – на небе, на земле – казах!»?
Я, украинец, вам завидую, казахи!

Если бы я не была украинкой,
я хотела бы быть грузинкой…
Леся УКРАИНКА

* * *

Не будь я украинцем, то казахом
хотел бы вновь родиться, быть и жить,
и петь в степи привольно, и в глазах «О!»,
как восхищенье миром, не тушить.
Хотел бы звёзды рвать я на лету
в просторах Азии, где мчался б мой лихой конь!
Простите меня, предки, за мечту,
иль за меня порадуйтесь тихонько.
Ведь воля – смысл, а высь – душа моя.
А даль моя – ещё неисходима!
Хочу я жить, надежды не тая
и настоящее, степное (!) слышать имя.
«Кто я?» – себя так спрашиваю часто.
И собираюсь вновь не на пиры,
а на глоток «кумысного причастья»
в космическую синь Стальной Горы*,
в седой простор, где в недрах Чёрный Камень*,
как боль народа, накипал века.
И я там, верно, накипал веками,
вот потому и ест меня тоска…
Душа моя, увы, не нараспашку.
Не потому ль я мучаюсь тайком,
что в изначальности кормилица-казашка
двузначность даровала с молоком?
Так, нет же! Это просто сущность Сына
в меня заложена, прекрасна и ярка!
Зовёт ночами Золотой Арка,
но обнимает Нэня-Украина.
А есть ещё и мамина Молдова…
Но думаю, глядя в седую выть:
«Если б судилось мне родиться снова,
хотел бы я казахом вольным быть!»

*Стальная Гора – Темиртау (каз.)
*Чёрный Камень – Караганда (каз.)

Макке КАРАЖАНОВОЙ

* * *

Ты помнишь, как, наверно, неспроста,
когда был день и радостен, и ярок,
явился, будто ангел, вдруг ата,
пряча за спину для тебя подарок?
Неправда, что реальность лишь одна!
Не любит просто память многословье.
Прислушаешься – слышится: ана
поёт, склонившись у тебя над изголовьем.
Поэтому ты на подъём легка,
не думаешь о щедрости мериле.
Ты помнишь, как тебя журил ака?
Пускай бы нас всю жизнь вот так «журили»…
Апа журчала сказки у реки
(сама – река, лишь окунись и слушай).
Никто так, как родные старики,
язык родной не будят в наших душах.
Там солнца жар так празднично слепил!
Горели маки так непобедимо!
Они, и до сих пор, горят в степи,
как твоё имя, – лишь тебя во имя.
Судьба… Как – ураган, как – взрыв, как – сель!
Но не далось тебе «наполовину»:
пусть Казахстан – за тридевять земель,
Всевышний дал под крылья Украину.
Не обращай вниманья на придир!
Тебе ль жалеть, что в трудном мире этом
несёшь красу, спасающую мир,
и мир душе усталого поэта?
Я вышел в день. Весна в моём саду!
Жду от небес какого-нибудь знака.
Я, знаешь, тоже чуть задумаюсь – иду
всё степью-степью, а вокруг – всё маки, маки…

МОЛИТВА О КАЗАХСТАНЕ

Нет, где бы я по воле рока не был,
не отступлю, не дрогну и в бою,
Пока я помню Первозданность неба
и Первородства прерию мою.
Вот за Людей, что в Степь сегодня вышли,
за знамя их, за веру в их глазах
прошу Тебя, молю, Творец Всевышний –
Тот, Кто Еси На Вечных Небесах.
Пусть каждый жуз в бескрайности полынной
крепчает каждым родом каждый день
и богатеет втрое с каждым сыном.
Пусть будет всем любить ещё не лень!
Не дай же вещим табунам преграды.
Не остуди же реки и ветра.
В дома казахов дай всего, что надо.
Пускай придёт счастливая пора!
Не дай беды, печали, непогоды.
Не дай путям бесславные концы.
Мои казахи – всадники свободы
и воли неизведанной гонцы.
Дай им всего того, что все хотим мы –
и музыки, и песни, и стиха.
Прости им Боже, шал неукротимый,
непониманье «сущности греха».
Даруй улыбки загорелым лицам.
Оружие святое не тупи.
Не оставляй же, Боже, украинцев
без братьев добрых, преданных в Степи.
Пусть нам живётся и летится славно.
Пусть будет наш удел не лих, не сир.
Даруй нам, Боже, памяти о главном,
чтоб зло не победило этот мир…