Журнал "ТАМЫР" Выпуск №48 (2019-2020), КОДАРОВЕДЕНИЕ, Рубрики журнала, Свежий номер

Анастасия Козлова. Изучение литературного билингвизма в русскоязычной прозе Кодара

Анастасия Козловамагистр филологии МГУ. им. Ломоносова (Россия, Москва).

Изучение литературного билингвизма в русскоязычной прозе Кодара

Изданный в 2013 году сборник «Порог невозврата» А. Кодара стал единственным его прозаическим опытом, созданном на русском языке. Тем не менее, его специфика основывается на том обширном опыте разнородных исследований в области истории, культурологии, философии, языка и литературы, который вошел в основу главного текста – повести «Порог невозврата». Повесть, на первый взгляд, строится по модели авантюрной повести, где главный герой попадает в «зазеркалье», знакомый мир, где от его имени действует двойник – некий другой Агзамов. Герой встречается со своими знакомыми, неизвестной дочерью, властью и мафией, вольными художниками и поэтами. Преступить «порог невозврата» для него – значит остаться навсегда в том мире абсурда, где Агзамов останется настоящим художником, гонимым и непримиримым ни с кем творцом, тогда как его прошлая жизнь останется миром ложного признания, власти и смерти истинного знания. В интервью «Поколение должно говорить своим языком» А. Кодар подчеркивает наличие нескольких пластов в своем повествовании:

Первый из них – сюжетный. Герой, заслуженный литературный деятель советского времени в одночасье превращается неизвестного никому Агзама Агзамовича Агзамова, своеобразного «имярека», олицетворяющего потерю людьми старшего поколения «себя»: имени, статуса, понятной и рациональной жизни. «Роман как раз о том,  что среди казахстанской интеллигенции не происходит смены поколений, что создает напряженную, кризисную ситуацию» [Галеева, 2015]. Ирреальный мир, в котором оказывается герой, движется в разных направлениях одновременно и не имеет четкой ориентации и упорядоченности. Автор в связи с этим упоминает постмодернистское мировосприятие. Мусульманство, тюркские, древнеиранские верования, не дающие истинного представления о религии и преемственности культуры, представлены автором как искажения, имеющие смысл только в форме догмата или форме обряда, не несущих в действительности за собой ничего.  Поиски истинного знания в эпоху перелома – это второй пласт значений в повести. Третий, в свою очередь – «мифологический пласт –  это Ахура-Мазда, Тенгри, Анхра-Манью», герои индо-иранского и среднеазиатского языческого мифа, подкрепляющие религиозно-философские воззрения самого Кодара.

Практика выявления названных пластов в произведении позволила обратить основное внимание к поэтике кодаровского образа. Через кажущееся наднациональное и надвременное пространство, которое стремится отобразить автор, явно выделяются не только казахстанские реалии, но и язык, культура, значение человека в обществе, а также элементы сакральных значений, свойственных картине мира казаха. Через специфику образа и его номинации мы попытаемся выявить, насколько осознанно проявляется в них казахская культурно-мировоззренческая доминанта, а также проследим, как на этом уровне проявляется билингвистическое сознание Ауэзхана Кодара.

Поэтика имени

В первую очередь, рассматривая ономастический аспект в произведении, исследователь предваряет некоторые положения, которые оформятся при детальном рассмотрении художественного образа. Это также поможет охарактеризовать особенности мышления иноязычного писателя, действующего в рамках русской литературной традиции. Автор мыслит в парадигме родного языка, давая «говорящие» имена своим героям. В этом отражается и специфическая ориентация на владеющего казахским и русским языком читателя. Ему доступно понимание заданного лингвокультурологического кода, тогда как исключительно русскоязычному читателю потребуется комментарий, а за ним и углубленную интерпретацию текста. Анализ имен собственных позволит выявить характер мотивов, стилистической специфики, а также особенностей средств художественной выразительности автора, скрытой в данном языковом комплексе.

Данный раздел касается как изучения говорящих казахских имен в романе «Порог невозврата», так и в рассмотрении антропомастики произведения в целом. Во втором случае мы принимаем в расчет то, что данное произведение входит в состав романов «с ключом» и вводит нас в сферу личностей, связанных с Казахстаном эпохи 90-х и современности. В-третьих, комментарии обусловливаются необходимостью прокомментировать отсылки Кодара к  другим своим произведениям, развивающих ряд «характерных» героев в творчестве автора. Так, одним из положений работы Неваленной Т. А. становится «выбор писателем имени персонажа определяется комплексом различных факторов, обусловленных, во-первых, уникальной природой имени собственного как такового, во-вторых, концептуально-эстетическими, жанрово-родовыми и поэтологическими особенностями художественного произведения, в-третьих, лингвокультурной квалификацией автора» [Неваленная, с. 5].

Предлагаем рассмотреть примеры характеристики говорящих имен. Здесь необходимо отметить, насколько продуктивно Кодар использует потенциал говорящих тюркских имен и прозвищ, тогда как русская литература в основном оперирует говорящими фамилиями. Это, безусловно, указывает на казахскоязычное (тюркоязычное) оперирование номинациями, где первое имя представляет собой продуктивную и подвижную словообразовательную модель.

Прозвище одного из героев повести, целителя – Сары-Аулие. «Аулие» переводится как святой или безгрешный, «сары» – желтый. По сюжету оказывается, что настоящее имя героя – Бекбай Дукенов («дүкен» – лавка). Если произвести замену, когда в казахской фамилии русское окончание «ов» заменяется «улы» (сын), можно воспроизвести значение – «сын лавочника». В контексте сюжета проповедник оказывается не более, чем шарлатаном, зарабатывающим деньги в эпоху «богоисканий» народа, на много лет утерявшего связь с религией. 

Кокжал – кличка криминального авторитета в повести, к которому попадает Агзамов в начале повести. Как сам объясняет герой «Я – Сивый Арлан, по-казахски, Кокжал!» [Кодар, 2013, 37]. Он будто бы переводит свое имя с русского на казахский. На самом деле понятие «арлан» в русском языке отсутствует и является не чем иным, как еще одним обозначением матерого волка в казахском языке. Однако, прибавляя устаревшее слово «сивый», персонаж убежден, что его имя станет понятно русскоговорящему казаху Агзамову.

Ахмак («дурак», «неуч») – так называет Таната вломившийся в квартиру Игоря сосед. Причем русскоговорящий казах не понимает значения этого слова и предполагает, что незнакомец назвал свое имя.

В системе персонажей мы выделили наиболее значительных героев, чьи имена чрезвычайно важны при изучении роли героя в произведении.

Агзамов Агзам Агзамович – имя главного персонажа повести «Порог невозврата»(Агзам – «всемогущий, великий»). Его реальным прототипом является Мурат Мухтарович Ауэзов, казахстанский общественный деятель, культуролог, сын известного писателя Мухтара Ауэхова. С другой стороны, значение имени «Агзам» подчеркивает высокое происхождение героя. Доказательства приводятся с помощью семейной реликвии Агзамова – Кораном дореволюционного издания. В связи с ним дается упоминание о старом роде, из которого происходит главный герой – «кожа» (потомок мусульманских миссионеров). Этот род не входит ни в один из трех казахских жузов. Тройное повторение имени может являться как сакральной числовой символикой, так и попыткой обезличить героя. Потеря собственного «Я», божественного благословения, обрекают Агзамова на безликое существование, с которым он начинает отчаянно бороться. Герой, заслуженный литературный деятель советского времени, в одночасье превращается неизвестного никому Агзама Агзамовича Агзамова, своеобразного «имярека», олицетворяющего потерю людьми старшего поколения «себя»: имени, статуса, понятной и рациональной жизни. Сам персонаж подчеркивает, что превратился в «ничто», потеряв всего лишь внешние признаки былого благополучия. Именно это классифицирует человека в «новом» мире.

 Айхан(хан/правитель луны), по прозвищу «Костыляныч», герой, прототипом которого стал сам автор – Ауэзхан Кодар. В образе персонажа присутствует большая доля автобиографического элемента, о чем можно судить из интервью автора. Так описывает его повествователь: «Это был колоритный парень – широкоплечий, широкоскулый, с квадратным дравидским подбородком, с размашистым разлетом бровей, только глаза были узкие и смотрели из-под очков очень внимательно, испытующе, иногда зло и недобро. <…> Смеясь, он запрокидывал голову с шевелюрой длинных иссиня-черных волос, рассыпанных по плечам, как у индейца. Он был так колоритен, в нем было столько пышущего здоровья, что как-то не замечалось, что он ходит на костылях, волоча за собой маленькие, как у подростка, паралитичные ноги» [Кодар, 2013, 62]. Также не раз подчеркивается, что Айхан – примерный семьянин, и имеет удивительной красоты жену. В повести ему достается роль «сатира», человека, призванного своими физическими несовершенствами указывать на несовершенства мира. Он представлен самым успешным из троицы отверженных поэтов-философов. Герой раньше был тесно знаком с Агзамовым, первоначально – своим благодетелем и покровителем. С ним же Айхан и вступает в противоречие, обвиняя в том, что Агзамов перестал быть тем, кем был когда-то. Но и сам потерял все, что когда-то имел и не чувствует за собой вины. Очевидно, Агзамов был его примером для подражания: Костыляныч становится борцом за справедливость и защитником недооцененных талантов. Одним из упоминаний о работе Айхана становится статья «Инобытие или дом бытия», которая указывает на переводческую и творческую концепцию Кодара в отношении билингвизма: «… Я настолько вошел в казахский язык, что свободно пишу на родном языке и стихи, и прозу, и философские статьи, и публицистику. Своим творчеством я оправдал концепцию Мурата Ауэзова, что бывает инобытие языка, когда представитель одной нации пишет на языке другой нации, но пройдет время и эта нация вернется в свой дом бытия…» [Кодар, 2015]

Следующими из наиболее значительных персонажей необходимо выделить характеры друзей Айхана: Игоря и Таната. Имя Таната Шахмухаметовав переводе с казахского означает «утро, утренняя заря, рассвет, рассветать». Также герой получает прозвище «Доброе утро!», «ибо уже к восьми утра он стоит у магазина в еще не начавшейся очереди за водкой» [Кодар, 2013, 64]. Здесь также происходит подмена ассоциаций: более очевидное здесь отодвигается на второй план, информация о втором значении имени героя дается позднее. 

Предполагаемым прототипом героя является – Жанат Баймухаметов, друг и соратник Ауэзхана Кодара. Знаком к этому предположению послужило упоминание о незащищенной диссертации по философии Хайдеггера, которое соответствует биографии вышеупомянутого человека. Таната называют «Танатосом» еще из-за того, что «своей угрюмостью он напоминает бога смерти», к тому же герой наделяется ролью «Диониса» в этом тройственном союзе, что в данном случае отсылает нас к философии Фрейда и Ницше и ее переработке Кодаром в публицистических работах.

Игорь в данном тексте является воплощением «апполонического» начала. Его прототипом становится Игорь Полуяхтов, талантливый казахстанский поэт и музыкант. Реальные стихотворения цитируются литературным героем, упоминается работа по переводам Силезиуса на русский язык.

Манька-Обманка – героиня, появляющаяся в жизни Агзамова внезапно и до определенного момента не обнаруживающая ничего общего с главным персонажем. Девушка является его проводником по элитным и богемным «шлакушникам»: казино, ресторанам, мастерским и квартирам писателей. Отрицая всякую национальность, принадлежность к какому-либо социальному слою, она находит свое предназначение в удовольствии, играет роль «вечной возлюбленной», дарящей любовь лишь раз, забирая взамен деньги или сердца мужчин. Ее необычная функция раскрывается лишь в конце повести: девушке внушили, что Агзамов приходится ей родным отцом, который и не знал о ее существовании. Другим любопытным аспектом, касающимся героини, является то, что при первой встрече Агзамов называет ее «Мисс Ноль». Это высокая девушка в зеленом платье, лысая, «точнее, безжалостным образом обритая. Как говорится, до образа нуля» [Кодар, 2013, 12]. Этот образ открывает ряд других отсылок. Первый касается поэтического сборника Кодара «Мисс Ноль», где она предстает неким недопонятым, недопроявленным образом «незнакомки», «чья цельность равна ее отсутствию» [Кодар, 2007]. Ноль у Кодара – это совершенное число, воплощающее незримое наличие, неосязаемую значимость некоторых вещей в мире.

Итак, в произведении «Порог невозврата» оказывается два устойчивых образа: Кодар – Айхан («Порог невозврата») – Иса («Зеркало Атымтая»), Манька-обманка и поэтический цикл «Мисс ноль». Их образы выдерживаются и дополняются с одной стороны подробностями об общем прототипе (авторе), с другой – новым качеством метафизической,  роковой женщины. Второй ряд – герои-прототипы, составляющие единичные соответствия: Игорь (Игорь Полуяхтов), Танат (Жанат Баймухаметов), Агзам (Мурат Ауэзов), Айхан (Ауэзхан Кодар), 01-й (президент). Жанровая модель романа «с ключом» обязывает исследователя, современника автора, дать историко-культурологический комментарий по идентификации прототипов. Возможны и другие, пока не идентифицированные прототипы.

Благодаря анализу антропонимов, мы находим маркеры двуязычной модели мышления автора и ее воплощения в романе: иронические эпизоды (описание личности Таната, Бекбая Дукенова), художественное описание, связанное с национальным признаком (образы Сивого арлана, Таната, соседа-«ахмака»), скрытые сакральные или десакрализованные символы  (в образах Агзамова, Айхана). Все это говорит о том, что необходимость детального рассмотрения иноязычных имен оправдывает себя на уровне интерпретации сюжета, системы персонажей и национальной проблематики в рамках художественного произведения писателя-билингва. Говорящие имена, скрывающиеся не только за первичным уровнев восприятия произведения, но и за языковым барьером, оставляют русскоязычного читателя без значительного пласта культурного смысла, вложенного автором в произведение.

Мифологические образы

Во вступительной части главы мы подчеркнули значимость мифологического пласта в произведении. Кодар (2015) уточняет, что структура его повести близка к трехчленной структуре мира, описанной в древнетюркском памятнике Кюльтегин: небо, земля и подземный мир. Образы, относящиеся к генетически различным мифологическим структурам, условно мы делим на две части. Первую составят те примеры, в которых отражается наднациональная система миропридеставления автора. В них будут включены авестийские, некоторые мусульманские образы (конечно, имеющие большее отношение к религии, однако носящие мифолого-символическое значение). Вторая будет отражать национальную картину мира Кодара, связанную с исконно казахскими образами и символами.

В контексте рассмотрения проблематики повести, противоречие между главным героем, оказавшимся в новом мире, и «вечным» подкрепляет пантеон авестийских божеств. Манька-Обманка в олицетворяет сразу два образа: Даэну, дочь Ахурамазды («в иранской мифологии олицетворение внутреннего духовного мира человека или общины в целом. <…> Каждый человек после смерти встречал свою Даэну в женском облике у входа на тот свет; Даэна праведника выглядела прекрасной юной девой, а Даэна грешника уродливой старухой» [Мелетинский]) и Анхра-Манью («в иранской мифологии глава сил зла, тьмы и смерти, противник Ахурамазды, символ отрицательных побуждений человеческой психики» [Там же]).

Ахурамазда («в иранской мифологии верховное божество зороастрийского и ахеменидского пантеонов. Буквальное значение – “господь мудрый”» [Там же]) распределяет, кому будет предназначена хварна – божественное благословение (нимб). В «Пороге невозврата» она выражается на теле человека в виде родинок на шее. Агзамов узнает, что на самом деле не является сыном великого Агзамова, а значит хварна дана была ему по ошибке. Отобрана она была потому что Агзамов изменил своему «жреческому», пророческому предназначению и стал обыкновенным обывателем. Встреча с Ахурамаздой оборачивается тем, что для того, чтобы вернуть себе благословение, он должен простить свою мифологическую «антагонистку», воплощение стихии и беспощадной женской мести – Маньку-Обманку.

Герой упоминает, что в это время люди массово начинают обращаться к религии. Агзамов вместе со своим коллегой и другом пишут книгу о «тюркской хварне», которая становится настолько популярной, что образает на себя внимание даже у верхушки власти и националистической группировки, которая насильно предлагает Агзамову переписать книгу, наделив казахов королевской «хварной» (божественным благословением). Понимание о хварне, избранности тюркских народов и их древнем происхождении является прямой отсылкой к работам Мурада Аджи. Скорее всего, Рустам Адоев, соавтор Агзамова, и явился его художественным отображением в повести.

Более сложную символику мы рассматриваем на примере семейной реликвии Агзамова – «черного толстого Корана еще дореволюционного издания». Книга вываливается из рук героя, а из нее выпадает булыжник, который, как оказалось, идеально входил в дыру, прорезанную внутри книги. Здесь возможно провести аналогию с «черным камнем» из Каабы, который  является главной святыней Мекки. Герой также утверждает, что происходит из рода «ходжа», потомков мусульманских миссионеров. Агзамов не интересовался этим, но принадлежность к уважаемому роду для казахов – это предмет гордости казаха. В день, когда происходят роковые события повести, герой теряет символ святости – Хварну. Из священной книги его семьи выпадает камень: «Отобрали самое дорогое – его высокое происхождение и в связи с ним избранность, которую он ощущал чуть ли не с пеленок <…>. Он вырос с булыжником в сердце, когда все считали, что там лишь суры Корана?» [Кодар, 2013, 24 ].

Присутствие некоторых элементов мусульманской культуры в повести, таких как намаз, переодевание женщины в хиджаб и др., лишь Коран обладает (обладал) какой-либо священной силой. Эта религия представлена автором зараженной капитализмом, безграмотностью и беспомощностью людей. Агзамов и сам отмечает, что он, понимая абсурдность молитвы в казино перед изображенным на экране монитора «благообразным арабом, очень похожим на Бен Ладена», вдруг испытывает истинное религиозное чувство и силится вспомнить забытые с детства молитвы. Однако намаз заканчивается, и люди возвращаются к игорным столам, и это отрезвляет героя.

Более глубоким и истинным знанием предстает в повести язычество, Тенгрианство. «Время распределяет Тенгри. Сыны человеческие пришли все, чтобы умереть» [Кодар, 2013, 19], –  вспоминает Агзамов фразу из надписей на памятнике Куль-Тегину, тюркскому правителю VIII века. Этой фразой он противопоставляет человека, возомнившего себя божеством (Нуриева) с самим божеством, Небом. Связанным с памятником Куль-Тегину становится «портрет степного балбала», упоминаемы в повести, как подарок Айхану, оставленный им в старой квартире. Балбалы – это каменные бабы, устанавливаемые тюркскими народами в честь завоевания новых территорий, собственно и символизировавшие границы владений племени. Также балбалы устанавливались в честь умерших воинов и ханов и были символом поклонения духам предков. То, что в квартире находится портрет балбала в полный рост, указывает на нетрадиционное, иконическое воплощение этого образа. Наибольшей степени абсурда ситуация достигает тогда, когда Агзамов узнает всех остальных присутствующих: Гераклита, Хайдеггера, Тарантино, Лолиту и Цекало – снова образ священного подвергается обесцениванию.

Еще одним важным, исконно казахским образом, становится фольклорный образ героя о «сорока небылицах» Тазша-бала («плешивый мальчик»), выступающий в роли ловкого и хитрого пройдохи, который благодаря своему уму получает богатство и любовь. Такен дает характеристику такому типу героя, объясняя, что только хитростью и талантом отвергнутый обществом человек может получить признание и богатство. Далее он заключает, что любой талантливый человек среди казахов подвергается отчуждению, остракизму: «Мне кажется, это корневой образ для казахов, это архетип таланта, обреченного за забвение, а зачастую и презрение, – в темной, невежественной среде, озабоченной лишь удовлетворением своих первобытных инстинктов. В представлении казахов все великие люди, включая и Абая, и Чокана, и Махамбета – паршивцы, поскольку позволяют себе за пределы привычного» [Кодар, 2013, 62]. Тот же образ Тазша-бала в народе может ассоциироваться и с негативным отношением к человеку, праздный бездельник, получающий блага обманом и хитростью является олицетворением тех же черт. Автор в принципе всегда дает достаточно критическую характеристику людям своей национальности. Он осуждает заискивание перед старшими (как по возрасту, так и по статусу) как обратную сторону уважения, неумеренную гордость в родовом или социальном превосходстве: «Меня-то сына великого Агзамова… Меня даже в аулах знают. Вон недавно в Атырау джип подарили!» [Кодар, 2013, 41].. Еще одним примером может послужить фраза: ««Братишка, останови вон у того казино», – сказал он шоферу-казаху» [Там же, 2013 18]. Здесь должен быть отмечен способ обращения пассажира к таксисту. «Братишка» – фамильярное обращение к человеку ниже по социальному статусу, реже – по возрасту. Все эти пороки выражаются в  одной фразе Айхана: «За нами волочится хвост атавизма с такими неотразимыми прибамбасами, как племенная идентичность, культ ханской семьи и любовь к жизни на халяву!» [Там же, 2013, 77].

Волчья голова, волк в разных видах названий по-казахски (каскыр, бори, курт, арлан) является важным мифологическим символом в повести. Значение его выражено в воплощении природной созидательной силы и власти, могущества. Сакральное существо, которого одновременно принято остерегаться и почитать, считается полноправным покровителем тюрков, в частности – казахов. Матерого волка (бори), запрещено убивать ради защиты собственной жизни или скота, его воспринимают как олицетворение всесильной и беспощадной силы природы, способной давать и отнимать жизни. В повести этот образ усиливается, так как именно представители власти (официальной и самоназванной) носят волчьи символы и упоминают о своем происхождении из рода Ашын (символ рода – волчья голова). Таким образом, сила, изначально принадлежащая природе, переходит в «Пороге невозврата» к человеку, обществу, взявшим на себя привилегию распоряжаться «мирными народами» на правах, им изначально не принадлежавшим.

Билингвизм Кодара, выражающийся в данном типе анализа, привносит в текст часть исконно «мифологоцентричного» типа казахского сознания, обогащает значение таких образов, как Ахурамазда, Коран, Кааба, изначально не принадлежащих к казахской культуре. С другой стороны, автор не просто упоминает исконно казахские образы с целью создания национального колорита, но раскрывает их в сакральном, сатирическом и культурно обусловленном значении.

Литература

  1. Кодар А., Галеева Н. Интервью: Ауэзхан Кодар; Беседу вела Н. Галеева.   –  2015. URL: http://old.el.kz/blogs/entry/ Интервью-Ауэзхан-Кодар.
  2. Неваленная Т. А. Поэтика имени в творчестве Набокова Тимофеева: автореф.  дис. … канд. филол. наук. – Благовещенск, 2006.
  3. Кодар А. Порог невозврата. – Алматы: Золотой век, 2013.
  4. Кодар А. Перевод не терпит буквализма. – 2015. URL: http://rus.azattyq.org/a/kazakhstan-kodar-perevody-literatura-tochnost/27342426.html
  5. Кодар А. Дорога к степному знанию // Дружба народов. – 2007. – №6.