Жанат Баймухаметов — в интеллектуально-художественном пространстве нашего города и страны личность можно сказать реликтовая. В одном лице — философ, переводчик, поэт, на сто пятьдесят процентов посвятивший свою жизнь усердному служению его святейшеству — «Слову» и его высочеству — «Мысли».
Он старательно очищает их от наслоения лаковой пыли её нижайшего величества «невостребованности» в современном времени, покрытом заскорузлой потребительской шелухой.
Жанат Баймухаметов настойчиво транслирует знания, оставленные нам крупнейшими мыслителями человеческой цивилизации Востока и Запада, самыми разными доступными ему путями, будь то его журнально-книжные публикации, преподавательская работа или даже средствами социальной сети «Фейсбук».
Жанат, расскажи о том, когда и почему ты решил стать философом? Что предшествовало этому?
— Философия вошла в мою плоть и кровь, как только я с первых шагов своей жизни начал понимать, что окружающий наш мир существует не только ради пропитания его населения, но ради чего-то большего, которое превосходит каждого из нас. Это величественное начало жизни и подстегнуло меня к тем умственным занятиям, которые в итоге и приняли форму того, что принято называть философией.
С детства мечтал стать филологом-арабистом – результат увлекательного чтения арабских сказок «1001 ночи». К тому же Восток меня соблазнил своей неведомой аурой таинственных языков и письменности. После неудачи при поступлении на восточный факультет ЛГУ, поступил в КазГУ на философско-экономический факультет (ФЭФ), посчитав, что такие научные дисциплины как филология и философия – близнецы-братья. К тому же Восток немыслим без свойственной ему мудрости веков.
Кто повлиял на твое решение быть философом, переводчиком?
— На переводческую деятельность, меня 20-летнего, в пору моей 3-х летней службы в Военно-морском флоте СССР вдохновило чтение западно-европейской поэзии в переводах Вильгельма Левика, философских романов Альбера Камю. После демобилизации, когда я вновь сел на студенческую скамью, я погрузился в чтение книг Шопенгауэра («Мир как воля и представление» в переводе Юлия Айхенвальда) и Ницше. Книги этих авторов, как тогда считалось, наших идеологических врагов, находились в спецхране Библиотеки Академии Наук, и по этой причине достать их было крайне затруднительно. Но поскольку я внушал доверие как постоянный читатель, работники библиотеки шли в этом смысле мне на уступки.
Среди своих ровесников, повлиявших на моё становление как философа и поэта-переводчика, могу назвать Казбека Бектурсунова, полиглота и эрудита в области гуманитарных наук, Ольгу Маркову, блестящего филолога, писателя и литературного критика. Их критические замечания в мой адрес благотворно сказывались на последующих стадиях моего жизненного пути. До сих пор мысленно выражаю им свою признательность.
А языки – немецкий и казахский ты знаешь в совершенстве?
— В совершенстве какой-либо язык знает лишь тот, кто изобрёл его. Я же, с молоком матери впитал расположенность к казахскому языку, как, впрочем, и к остальным языкам. Со школьных лет я любил перелистывать учебники иностранных языков и слушать иностранные радиостанции, вещавшие на разных неведомых мне языках мира. В связи стем, что немецкий язык – это преимущественно язык философии, я в своё время заинтересовался немецкими текстами, в том чиле и поэтическими. Для того, чтобы их прочесть и понять я самостоятельно стал осваивать грамматику этого языка, чем занимаюсь и поныне. Освоение всякого языка – это бесконечный процесс.
Твои любимые мыслители и философские учения в искусстве?
— Уважаемые мной мыслители: Гераклит, Парменид, Аль-Фараби, аль-Газали, Ницше, Артур Шопенгауэр, Сёрен Кьеркегор, Мартин Хайдеггер, Мишель Фуко, Жиль Делёз, Жан Бодрийяр. Они пытались ответить на предельные вопросы человеческого бытия.
Жанат, ты назвал и восточных и западных мыслителей. Представителей разных школ и эпох. Что их отличает и что объединяет?
— Названных мной философов объединяет их воля-к-знанию. Причём у них эта воля никак не ограничивается анализом лишь познавательной деятельности человека, но направлена на осмысление бытийных основ человеческого существования. Более того, в размышлениях этих мыслителей постоянно присутствует попытка ответить на так называемый «зов бытия», того бытия, которое является условием существования всякой человеческой культуры. Отличает же их, конечно же, принадлежность разным философским традициям, направлениям и ментальным горизонтам. Но культурные и языковые различия, существующие между ними, никак не препятствуют тому, чтобы воспринимать их как выразителей некоего коллективного духа, пытающегося осмыслить фундаментальные бытийные основы человеческого существования.
Какова практическая роль философии? Применима ли она в реальной жизни?
— Практическая роль философии ничтожно мала и одновременно неимоверно огромна. Она помогает коренным образом осмыслить конечный характер человеческого существования с тем, чтобы придать ему статус вещи, у которой есть некий сокровенный смысл. В противном случае оно превратилось бы в бездумное и бессмысленное прозябание. Безусловно, применение каких-либо философских концепций на практике – вещь, я считаю, немыслимая, если не сказать абсурдная. В этом смысле, всякая реальность выше всех наших пусть даже гениальных идей. Однако так называемая «реальность» не была бы реальностью, если бы она не была, бы зависима от того, что является её началом, истоком. Истоком же этой реальности, я, вслед за Хайдеггером, считаю способность человека творить эту самую «реальность». Вот почему в нашем «реальном» обществе «реального» потребления так высоко ценятся креативные личности с их креативными проектами.
Однако, насколько те или иные проекты можно назвать «креативными», «творческими» — это другой вопрос. Зачастую за употреблением помпезных мэйн-стримных терминов ничего не стоит кроме пустой бравады и клановой фанаберии. Как по этому поводу выразился первый философ Гераклит: Ϋβριν χρη σβεννύναι μάλλον η πυρκαϊην — Самомнение надо гасить скорее, чем пожар.
Говоря о реальности, ты имеешь в виду какую из них: есть ли различия между субъективной и объективной реальностью?
— Согласно Ницше, нет «реальности» как таковой, нет её истины. Есть лишь различные интерпретации этой реальности. Согласно же Делёзу, реальность и мы в ней — лишь знаки, обретающие своё собственное бытие через творение своей собственной реальности. Как раз-таки, именно этих философов следует считать самыми ярыми приверженцами реальности, которую, как они считали, необходимо было ещё в перспективе сотворить.
Порой «бытие и знание» этих умнейших людей порождает представление о том, что они в быту были очень рассеяны, неуживчивы с простыми людьми …. Они, философы, настолько расширили свои ментальные горизонты, что уже не видят вокруг ни людей, ни зверей! Они настолько далеко глядят, что уже не видят очков на своём носу…
Ты тоже таков, Жанат? Или всё ж в жизни можно тебя назвать адекватным человеком, способным на деле применить свои знания?
— Философы, прежде всего, призваны для дела мышления. Подавляющее большинство населения Земли можно считать адекватными существами. И всё же, это же самое большинство не являются творцами, поскольку не мыслят, а лишь реагируют на определённые ситуации, подобно собаке Павлова. Кьеркегор был убеждён в том, что там, где масса, там и неправда. На мой взгляд, необходимо быть адекватным не по отношению к мнению масс, а по отношению к абсолютному характеру Бытия как условию подлинного человеческого существования.
«Философия — это теоретическая психология», как ты относишься к этому высказыванию? Ведь знание ничто без умения их применить в жизни? (Это то же самое, что писать о женщинах, не имея к ней прямого доступа…)
— Право на всякого рода психологизм в мировоззрении я уступаю прекрасной половине человечества. В своём же мировоззрении я сознательно придерживаюсь антипсихологизма, поскольку, как и Хайдеггер, считаю, что такой вещи как человек, являющейся человеком благодаря самому себе не существует. Существует лишь Бытие, которое ничего не желает знать об особенностях человеческой психологии, но которое является условием существования человека как такового со всеми его плюсами и минусами.
Что касается вопроса о знании, то подлинное знание, скажем, знание женской природы, именно тогда и возникает, когда находишься по отношению к ней на почтительной дис-танции. Только тогда и возможен танец между мужчиной и женщиной. А это уже не мало. Ещё Аристотель утверждал, что целью познания является счастье (eudaimonia). А счастье, по Аристотелю, — это «теоретический способ существования». Теория по-гречески означает созерцание, такое созерцание, которое не противостоит практике, а управляет ею таким образом, что идёт лишь на благо созерцающему. Так что, прав был Фрэнсис Бэкон, когда сказал: «The Knowledge is Power» — «Знание – Сила».
Ты высокомерен по отношению к женщинам и не веришь в их разум?
— В женщинах я высоко ценю свойственные им от природы интеллектуальные способности. Однако интеллект, в моём понимании, всегда блещет отражённым светом, подобно лунному. Одной из главных проблем современной цивилизации становится отнюдь не проблема недостатка интеллекта, не важно какого женского или мужского. Существует нехватка световой энергии сердца. Именно она единственно и оживотворяет тело всякой культуры.
Эта энергия избегает всякого рода психологизмов. Она не доказывает факт своего существования, как это делает дискурсивное мышление, она его показывает.
Это очень серьезная наука, которая состоит из абстрактных понятий…
— Безусловно, философия – это наука, что в переводе на древнегреческий звучит как «эпистема», слово производное от глагола, означающего «быть способным». «Быть способным» в понятиях объять всё сущее целиком. Именно поэтому и возникла потребность выражать суть вещей абстрактными, т.е. отвлечёнными понятиями. Собрать же эти понятия так, чтобы возник органический горизонт мысли, — вот основная проблема всякого философского и научного мышления.
И многие самые наиумнейшие из них кончали жизнь, либо лишившись, того, чем они так дорожили, а именно р а з у м а (Ницше, Делёз).
— Существует множество неразумных вещей в этом мире. Наш «качающийся мир», сам по себе, — это определённого рода «Бедлам», или выражаясь в духе Делёза, мы все живём в ареале «хаосмоса». Однако следует всегда проводить различие между работой философского ума, работающего в предельном режиме, и функционированием нашей телесной организацией, которая даёт сбои в случае какого-либо заболевания, будь то «сифилис мозга» в случае с Ницше, или «туберкулёз» в случае Делёза.
А может они слишком серьезно относились к жизни? И есть ли в твоей жизни место юмору и иронии?
— Как Ницше, так и Делёз — как-раз-таки, по своему природному темпераменту и интеллектуальной энергии являются людьми не лишёнными чувства юмора и иронии. Чего стоит фраза Делёза: «Многие люди, которые не должны находиться в психиатрических больницах, все же там находятся, в то время как многих из тех, кто должен в них находиться, там нет». Или фраза Ницше: «Если хочешь услышать о себе хорошее — умри.».
Расскажи о твоих друзьях, коллегах… с кем ты общаешься сейчас?
— В недавнем прошлом круг моих друзей и коллег составляли такие мастера своего дела как Рустам Хальфин, Ольга Маркова, Игорь Полуяхтов. Но к великому сожалению они покинули не только этот мир, но и вместе с собой унесли частицу меня самого. Очень больно это осознавать. Это, то событие, которое никак не назвать как словом «непоправимое». Однако, надо жить дальше, и потому продолжаю сотрудничать с журналом «Тамыр» в лице его главного редактора и моего давнего друга и коллеги Ауэзхана Кодара. Именно Ауэзхан на данный момент является тем культурным персонажем, который своим присутствием в моей судьбе напоминает мне всякий раз о том, что в Казахстане ещё есть нужда в философии и философах. Есть зарубежные друзья по переписке. Это профессор философии Алексей Грякалов из Санкт-Петербурга. Профессор Абердинского университета Петар Боянич (Великобритания), чьи статьи были опубликованы в моих переводах. Кстати в письме в редакцию журнала «Тамыр» Боянич упомянул о моей работе в следующих выражениях: «Я обратил внимание на такого автора как Жанат Баймухаметов, который может составить гордость любого европейского философского издания». Среди своих друзей я мог бы назвать Улана Джапарова, редактора журнала «Курак», издающегося в Бишкеке.
В этой связи расскажи коротко о переводах Мукагали Макатаева. Почему ты выбрал его, а не скажем Макжана Жумабаева? Если ты переводишь по подстрочнику, как можешь очутить всю глубину и ньюансировку языка? Кто тебе в этом помогает?
— Поэзия Мукагали оказалась мне близкой тем, что она – не просто лирика, а ещё и мыслящая поэзия. В моём понимании, поэтическое мышление М.Макатаева — это выражение судьбы человеческого бытия, и каждое его поэтическое высказывание призывает читателя продумать то, что осталось не произнесенным автором, призывает его к со-мыслию и со-творчеству.
Уважаемый профессор Берик Магисович Джилкибаев в следующих выражениях отметил мои поэтические переводы Мукагали Макатаева: «Жанат Баймухаметов постиг душу поэзии Мукагали. Он сделал замечательный перевод стихотворений и увенчал свою работу воспроизведением поэмы Мукагали «Моцарт. Реквием». Такого шага никто из прежних переводчиков не сделал. Труд Жаната вызывает чувство благодарного изумления. Жаль, что не дождался Мукагали этого радостного события, этой замечательной встречи».
Что касается вопроса относительно подстрочника, то я в своей переводческой практике им никогда не пользовался и не пользовался. Или же для удобства составляю его сам, после того как на слух восприму язык оригинального текста. Самое важное в деле перевода, это сделать так, чтобы перевод стал не буквальным дубликатом, а счастливым дополнением к формальным и смысловым элементам оригинала.
А Магжан по твоему мнению чистый лирик?
— Не бывает «чистой» лирики. Лирика всегда загружена нечистым материалом, источником которого является мир, как он есть со всеми его издержками, такими как разложение, разочарование, расставание. И, в этом смысле, Магжан является одним из выдающихся лириков, который оказался способным воедино собрать фрагменты своей чувственности, запечатлённые в его поэтическом слове. Я бы назвал Магжана литературным импрессионистом. В отличие от его лирики лирика Мукагали, в моём понимании, наделена экспрессионистским началом, тем началом, которому присущ принцип всеохватной субъективной интерпретации реальности, возобладавшей над миром первичных чувственных ощущений. Несмотря на эти принципиальные различия, эти поэты, безусловно дополняют друг друга, и стόят того, чтобы быть переведёнными на различные языки мира.
Что бы ты хотел изменить в своей жизни и в жизни своей страны?
— Свою жизнь я хотел бы претворить в произведения искусства, независимо от того, будет ли оно публично демонстрироваться или нет. Важно то, чтобы я и Тот, Кто взирает на меня свыше могли бы по достоинству его оценить. Породившая же меня страна пока стоит в стороне и грезит о всевозможных глобальных реформах. В этих её PR-кампаниях я не хочу чинить ей какие-либо препятствия, — ни на вербальном уровне, ни в рабочем порядке.
Ценность людей и их личностей, зачастую и по большому счёту измеряется их способностью к развитию и к изменению. К умению не отождествлять себя с той или иной ролью… Это важно для тебя?
Практики суфиев? Тексты ОШО? Холотропные дыхания….что то пробовал, в поисках свой сущности?
— Жить — значит меняться, меняться — значит взрослеть, а взрослеть — значит непрестанно творить себя самого.
Что касается, мистических практик то, я лишь один раз был свидетелем суфийских радений, когда в 80-х годах прошлого века странствовал по территории Узбекистана и Таджикистана. С тех пор во мне упрочилось убеждение в том, что только мыслительная деятельность человека является его истинным богатством. Я в принципе не выступаю против мистических учений, но во мне сидит идиосинкразия ко всякого рода спиритическим сеансам, практикам, не отвечающим на вопрос – что есть сущность человека как мыслящего и творящего мир существа.
Жанат, так кто, филантроп или мизантроп?
— По своим социально-мировоззренческим ориентирам я, скорее всего, нео-гуманист, а стало быть — филантроп. Вот только с течением времени окружающая среда вместе с населяющими её людьми всё чаще даёт повод усомниться в первоначальных моих установках.
А твой учитель Хайдеггер не сомневался в своих установках?
— Отвечу выражением самого Хайдеггера, которое он употребил в своей работе «Письма о гуманизме»: «Человек — не господин сущего. Человек — пастух бытия». В этом отношении Хайдеггер никогда не допускал какого-либо сомнения.
Трудно ли быть философом в современном обществе?
— Быть философом в мире не желающим мыслить, не просто трудно, но даже невозможно. Но это обстоятельство и подстёгивает жить дальше, и укореняться в бытии, какие бы не вставали препятствия на пути. Мы все, я и мои современники, в определённом смысле являемся стихийными философами, поскольку осознаём, что мы всего лишь странники в этом «скудном мире», как любил говорить австрийский поэт Георг Тракль. И всё-таки, Dum spiro spero — Пока дышу, надеюсь.
Досье:
ЖАНАТ БАЙМУХАМЕТОВ — философ, культуролог, поэт-переводчик. Родился в 1965 г. в г. Алма-Ате. Закончил Казахский государственный университет им. Аль-Фараби. С 1994-1997 гг. — служба в ВМФ СССР. С 1991-2001 гг. – преподаватель в ведущих высших учебных заведений города Алма-Аты. Автор статей, посвящённых актуальным проблемам философии, культурологии и искусствознания. Переводчик казахской (Абай, М. Макатаев, К. Аманжолов, Е. Жуманов) и западноевропейской поэзии (Ш.Бодлер, П.Верлен, А.Рембо, Р.-М.Рильке, Г.Тракль и др.). Участвовал в XI Республиканском конкурсе переводчиков казахской поэзии в Астане в 2009 году. Имеются публикации в зарубежных журналах, а также в отечественных научных сборниках и таких известных периодических изданиях как “Тамыр”, “Аполлинарий”, “Литературная Алма-Ата”. В 2010 году в Украине опубликован сборник его поэтических переводов «Das Haus des Seins: Westeuropäische Dichtung Ende des 19. – Anfang des 20. Jahrhunderts. Западноевропейская поэзия конца XIX – начала ХХ вв». В 2011 г. издан сборник его художественных переводов поэзии Мукагали Макатаева. В этом же году стал победителем национальной литературной премии «АЛТЫН ҚАЛАМ» — в номинации «За вклад в развитие литературы». Живёт в Алматы.
Интервью провела Зитта СУЛТАНБАЕВА