Содержание Журнала «ТАМЫР» №33 ноябрь-декабрь 2012 г.

33

ПУЛЬС ПЕРЕМЕН
Әуезхан Қодар. Қанат Нұровтың «Казакстан: ұлттық идея және дәстүрлер» кітабының қазақша басылымына алғысөз ………………………. 3
Канат Нуров. Казакстан: национальная идея и традиции Союза «Алаш»…………………….. 6
Валихан Тулешов. Жить в согласии со своей культурой……………………………………………. 10

КОРНИ И КРОНА
Аслан Жаксылыков. Интеллектуальный потенциал романа Адама Мекебаева «Тайник в степи»… 21
Едиге Турсунов. Из тюркского фольклора……. 29
Ауэзхан Кодар. Тюркские языки как обитель бога Тенгри (опыт герменевтического анализа)…….. 34
Жылдыз Амребаева. Интерпретация Единого/Бога в метафизике Жусупа Баласагына (Единое Плотина, аль-Фараби и Баласагына)…………………………… 39

КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Сергей Жеребкин. Философии «изъятого основания»: к вопросу о нестабильных онтологиях в современной философии…………………… 45
Жанат Баймухаметов. (Пост)современная западная философия как ТЕЛО(Σ) культуры:
из опыта прочтения книги Б.Г. Нуржанова «Культура. Модерн. Постмодерн». Алматы: Өнер, 2012…………………………………………………………… 54
Аслан Жаксылыков. Аспекты литературной герменевтики ………………………………63

ГЕНДЕРОЛОГИЯ
Ирина Жеребкина. Протестное, слишком протестное, или рождение советской мажоритарной солидарности из воплощения привязанности………………………..70

ПРОЗА
Наталья Абдулвалиева. Подарок господина Бо………………………………………76

ПОЭЗИЯ
Ауэзхан Кодар. Невидимка…………………… 80
Виорика Бектурганова. Кэрри……………… 84

ҚАЗІРГІ ҚАЗАҚ
Виктор Ерофеев. Орыс көңілінің энциклопедиясы………. 87
Ерлан Жүніс. Дуалогтар………………………….. 94

Әуезхан Қодар. Қанат Нұровтың «Казакстан: ұлттық идея және дәстүрлер» кітабының қазақша басылымына алғысөз

Мен біздің отандық ғалымдарымыздың еңбектерін оқығанда, бір нәрсеге таң қалатынмын. Маған олардың ғылымы өзгеше де, әлемдік ғылым мүлде бөлек көрінетін. Өйткені, біздің ғылымның мақсаты — қазақта бар барлық нәрсені ғажап қып көрсету еді. Мұндай зерттеулерде бірде бір мысқал сыни пікір болмайтын, тек атақты есімдерді тізе беріп, солардың көлеңкесінде бір нәрсе айтқан болу. Қ. Нұровтың еңбегімен танысқанда, маған қайта таң қалуға тура келді. Бұл жолы оның еңбегінің ғылыми еңбекке қоятын барлық әлемдік талаптарға сай екеніне. Бір қызығы, ол кітабына тіпті өзіне қарсы жазған рецензияларға дейін еңгізіпті. Бұл да бір ғылымға деген ішкі адалдықтың жарқын көрінісі емес пе? Сонымен бірге, мұнда мынандай талап жатқандай: «Алғашқы жолы, кітаптың бірінші басылымы шыққанда, мені ешкім түсінуге тырыспады, бәріңіз маған дұрсе қоя бердіңіздер, тіпті, диссертациямды да қорғатпадыңыздар, ал енді мен сол жұмыстың екінші басылымын шығарып отырмын. Докторлық диссертациямды Америка¬дан қорғап келдім, ал енді тағы да сөйлессек қайтеді? Егер мен осы тақырыпты осы уақытқа дейін тастамай келе жатсам, демек, оның маңызды болғаны ғой; мүмкін, енді еш дау-дамайсыз, бос айқай-шусыз, осы тақырыпты қайтадан талдап көрсек қайтеді?» — дегендей бізге есейген, біраз нәрсенің парқын біліп үлгірген Нұров.
Байқасақ, оның бұл тақырыпты ұсынғанына 20 жыл болып қалыпты. Шынымен, егер ол үшін осынша уақытта бұл тақырып сонша қызық болса, ол қандай тақырып екен? Және біздің авторды қандай құдыретімен тартты екен? Меніңше, ол — Қазақстанның ерекшелігі, өзгеше табиғи болмысы, ғасырдан ғасырға мұра боп келе жатқан қазақы мінезі мен қазақы жолы туралы тақырып. Ау, мұндай жұмыстар бізде жүздеп, мыңдап жазылып жатқан жоқ па? – дейсіз ғой сіз. Иә, біздің ғалымдарымыздың тек осымен айналысып жатқаны рас, бірақ олар әр жазған сайын, тақырыптан алыстайтын сияқты. Өйткені, Қазақстан тарихын ту Көне Мысыр, Шумер тарихынан бастайды. Олардың ойынша, тарихымызды неғұрлұм ескіртсек, адамзаттың ежелгі тарихтан бұрынғы кезеңіне жақындатсақ, онда қазақтың бәрінен ұлы болғаны, биік болғаны деп түсінеді. Сөйтіп, біз өзімізге жақындаудың орнына, тек алыстай беретінбіз. Ал қазір нақты тарихта өзіміздің қандай болғанымызды тіпті мүлде ұмытып кеткендейміз. Міне, Нұровтың өзгешелігі — ол бізді өзіміздің нақты тарихымызға жолды ашып, тек «қазақ» сөзі пайда болған кезендерден бастайды. Соның өзіңде де, біздің тарихымыз IX-шы ғасырдан басталып, XIII-XIV-ші ғасырларға дейін, Шыңғысхан империясы дәуірлеп тұрғанда, өзінің шырқау шегіне жетеді екен. Міне, бұл араға біз көбірек тоқталыуымыз керек. Біз бұл арада автордың басты ойына жақындадық. Өйткені, Нұровтың ойынша, қазақтар «қазақылық» рәсімінен шыққан және кейін «қазақ» атауын өз этнониміне шейін көтерген. Қазақтар — қайталанбас болмысы бар дегдар халық, және оның дегдар болатыны, ол өз бастауында Шыңғысханның «қазақы» империясынан шыққан. Сондықтан, қазақтар — Алтын Орданың тікелей мұрагерлері.

Продолжить чтение

Канат Нуров. Казакстан: национальная идея и традиции Союза «Алаш»

К 20-однолетию своей независимости безусловным достижением Республики является формирование такой общегражданской и полиэтничной общности, как Народ Казахстана. Согласно Политике развития образования «Информационное Общество – 2030», национальная идея, лежащая в основании Народа Казахстана, является вторым важнейшим элементом в проекте национальной системы образования информационного общества.
Конкуренция наций в мире за контроль над территориями, ресурсами и людьми осуществляется посредством государств. Судя по ООН, нация — это государство, т.е. гражданская и территориальная, а не этническая общность (национальность). Благодаря государству граждане страны получают, прежде всего, два общественных блага: образование и безопасность личности, без которых свобода немыслима. Сознательная, героическая смерть Газиза Байтасова при исполнении служебного долга в Таразском теракте напомнила всем казахстанцам об изначальной ценности государства, несмотря на всю присущую правительствам кажущуюся угрозу для свободы личности. Конкурентоспособность нации, как необходимое условие всеобщего уровня для конкурентоспособности наших предприятий, товаров и граждан в мире, начинается с национальной идеи. В мире нет вещей (и нации – не исключение из них), в основе которых не лежали бы идеи этих вещей, так же, как их назначения и сущности.
Национальную идею часто смешивают с государственной идеологией, но национальная идея, как историко-культурный феномен, намного шире и является основой любого общества. Общество как общечеловеческая ценность общения существует всегда конкретно в виде какого-либо этноса или народа. Поэтому национальная идея объективно существует как интегрирующее начало общества. Следовательно, говорить о формировании национальной идеи несколько некорректно. Её можно только познавать, приобщаться или не приобщаться к образу жизни, в котором она реализовывается. И поскольку национальная идея даёт ответ на вопрос: «Кто мы есть?», в чём наш характер, — то постольку она неразрывно связана с ответом на вопрос: «Куда мы идём?», в чём наша миссия.
На практике любая социальная общность может и не осознавать свою национальную идею, отрицая связь своей культуры с историей и природой. Национальная идея может быть искажена, неразвита или вообще не реализована. В последнем случае мы будем иметь дело с исчезновением духа народа и превращением его в другой народ, несмотря на прежнее имя и генетические связи. К примеру, современные монголы (халха) — это не древние монголы, а греки — это совсем уже не древние греки. Этнос – это культурно-бытовая общность, а не антропологическая и, уж тем более, не кровно-родственная. Это касается даже малых народов, «народцев». В любых групповых стереотипах поведения скрыта национальная идея как нормативная ценность, инстинктивно воспринятая всеми как причина и цель сосуществования.
Национальная идея — это историческая функция природного характера народа.

Продолжить чтение

Валихан Тулешов. Жить в согласии со своей культурой

Мысли, возникшие после прочтения книги С.Акимбекова «История степей.
Феномен государства Чингисхана в истории Евразии».
Изд-во «ЦентрАзия», А., 2011г.

В прошлом году в издательстве «ЦентрАзия» вышла книга политолога С. Акимбекова, посвященная на этот раз не актуальным событиям настоящего, а, как заявлено в названии, феномену государства Чингисхана в истории Евразии, а также косвенно, не менее значимому явлению, дошедшему до нас из далекого прошлого, — происхождению казахских жузов. Издание книги сопровождалось мощной PR-компанией, включавшей положительную рецензию другого политолога — М. Лаумуллина, а также статью самого автора, вобравшую основные положения данной монографии (2), что позволяет нам использовать и текст статьи (1).
Не будем обсуждать вопрос изложения С.Акимбековым всего феномена государства Чингисхана, а остановимся лишь на изложении автором вопроса о происхождении жузов и на его примере попытаемся выявить методологические позиции автора. Сразу же согласимся со словами С.Акимбекова, что «вопрос о происхождении жузов, без всякого сомнения, является самым сложным во всей казахской истории».
Автор берется за решение столь сложной проблемы и справедливо указывает на то, что он не является пионером в ее решении, но все предшествующие попытки, по его мнению, были не совсем удачными. «Существуют два основных подхода к вопросу происхождения жузов. Один тесно связан с прежней советской идеологией», – пишет С.Акимбеков. В первом случае марксистские историки, начиная с Владимира Бартольда и Санджара Асфендиарова, утверждали, что жузы образовались согласно традициям кочевого хозяйствования. То есть, исторически сложившиеся маршруты перекочевок создали целостную хозяйственную систему, которая и легла в основу жузов. Согласно их точке зрения, кочевые маршруты, начиная от зимних пастбищ на реке Урал вплоть до летних в районе Актобе, создали хозяйственную основу для образования Младшего жуза. В то же время зимовки по Сырдарье и летовки по Ишиму и Тоболу сформировали базу для Среднего жуза. И, наконец, маршруты перекочевок в Семиречье, в частности с летними пастбищами в горах Алатау, послужили основой для Старшего жуза. Данный подход опирался на марксистскую теорию формаций, согласно которой каждое общество должно пройти через пять основных общественно-экономических формаций, от рабовладельческой до социалистической. Продвижение по этой лестнице было связано с изменением права собственности на средства производства. Параллельно в теории марксизма, согласно законам исторического материализма, существовал базовый принцип — первичность базиса по отношению к надстройке. То есть для обоснования хода исторического процесса главной была его связь с системой материального производства. При этом случайные факторы, например, политические процессы, могли влиять на ход событий, но не оказывали на них кардинального воздействия.
Поэтому в Казахстане во времена СССР под существование жузов была подведена соответствующая теоретическая база, которая опиралась на устоявшиеся маршруты перекочевок как основу материального производства кочевого общества.

Продолжить чтение

Аслан Жаксылыков. Интеллектуальный потенциал романа Адама Мекебаева «Тайник в степи»

Литература Казахстана получила новое произведение, посвященное теме голодомора 30-32 гг. ХХ века. В девяностых годах были опубликованы сразу два крупных произведения на тему голодомора: документальный роман В. Михайлова «Хроника великого джута» и роман-трилогия Смагула Елубаева «Одинокая юрта». Роман В. Михайлова построен на основе документальных материалов и является по своей структуре романом-исследованием, который последовательно воссоздает историческую, хроникальную картину масштабной катастрофы в 30-32 г. ХХ века в Советском Союзе, унесшем жизни миллионов украинцев, поволжских немцев и казахов.
Роман-трилогия Смагула Елубаева «Одинокая юрта» является полноценным и крупным художественным произведением, первая книга которой в основном посвящена теме голодомора в Казахстане, вторая книга – сталинским репрессиям 30-х годов, третья книга – периоду застоя в СССР семидесятых и восьмидесятых годов.
В 90-х и 2000-х годах в казахстанской литературе, исторической, художественной, научной, публицистической, появилось немало произведений и трудов, посвященных теме голодомора. В большинстве своем это рассказы, статьи, исследования, очерки, монографии. Пафос почти всех этих произведений – разоблачение волюнтаристской политики вождей — идеологов, властителей большевистского диктаторского режима в Советском Союзе, который привел к небывалой по масштабам катастрофе – массовой гибели людей, над которыми проводился социально-экономический, политический эксперимент по советизации и коллективизации. Характерно, что массовая гибель людей произошла не только в Советском Союзе, но и в других странах социалистического лагеря, в КНР, Камбодже, КНДР и др. В связи с этим историками высказывается мысль о направленном характере этих акций, которые привели к бесчисленным жертвам. Перестройка и ломка социального строя должны были покончить с враждебными классами и прослойками, которые якобы оказывали сопротивление социалистическому переустройству общества.
Тема волюнтаризма большевистских властей, поставивших цель – одним наскоком покончить с классом имущих и тем самым перескочить в новую формацию, остро звучит в документальном романе В. Михайлова и С. Елубаева, она выражена и в романе Адама Мекебаева, но как-то приглушенно, ибо находится здесь на втором плане. В связи с этим понятна и подоплека программной мысли этих произведений, осуждающих утопические социально-политические эксперименты по пересозданию общества, то есть глобальных революций.
На первом плане в романе Адама Мекебаева — нечто другое, поэтому он выглядит произведением особого характера, несущим энергию иных интенций, требующих анализа и осмысления. Они, эти мысли, имеют значимый интеллектуальный потенциал для переосмысления темы голодомора, к которой читатель вроде бы уже привык, полагая, что во всем виноваты вожди и полпреды большевистского режима.

Продолжить чтение

Едиге Турсунов. Из тюркского фольклора

Несмотря на огромные различия в общественном быту тюркских народов, их объединяет в одно целое бытность многочисленных народов, происшедших из общего тюркского корня, сходных друг с другом, узнающих себя по одежде, костюмам, привычкам, сходным обычаям и обрядам. Мы даем читателям возможность ознакомиться с далеко не полным собранием тюркских сказок. Читатель сможет обнаружить сходные у различных тюркских народов сюжеты, сходные названия различных деталей одежды, пищи и т.п. И пусть одни из них окажутся сибирскими охотниками, другие – жителями жаркого юга, третьи – жителями Китая, Турции – все они, происходя из одного корня, все они близки, понятны нам. И это главное. Отобраны не киргизские, татарские, башкирские тексты, широко известные читателю, а малоизвестные тексты из творчества родственных нам тюркских народов, показывающих, насколько близки родственные связи этих народов единой тюркской семьи. Предоставляем вам небольшую часть этого огромного материала.

Продолжить чтение

Ауэзхан Кодар. Тюркские языки как обитель бога Тенгри (опыт герменевтического анализа)

Теоним «Тенгри» — распространенное имя бога в тюркских языках. В карачаевско-балкарском это «Тейри». в других — «Тангра», «Тангри-хан», «Дангри», в казахском — «Тәңірі».
Феофилакт Симокатга в 595 г. записал следующее: «Тюрки превыше всего чтут огонь, почитают воздух и воду, поют гимны земле, но поклоняются же единственному тому, кто создал небо и землю, и называют его богом» [1, с. 49]. . Арабский географ Абу Дулах, побывавший в 9 веке на Енисее у тюрков, записал следующее: «Есть у них для богомоления и тростник, которым пишут. Народ рассудительный и осмотрительный. В молитвах употребляют особую мерную речь» [1].
«Бог в большинстве религий представлен в виде единого, всемогущего абстрактного существа. Это дает объяснение легкого принятия мировых религий тюркским этносом — в виду схожести главных канонов тенгрианства с основными канонами мировых религий. Эту мысль подтверждает и то, что Махмуд Кашгари в своем знаменитом словаре часто употребляет теоним tangri в значении Аллаха, но в то же время приводит и чисто тюркское понимание этого термина: «Неверные — да погубит их Аллах Всевышний! — называют словом tangri небо. Также словом tangri они называют все, что им представляется великим, например, высокую гору или большое дерево. Поэтому они поклоняются подобным вещам. Отсюда ученого они называют tangrikaan» [2, с. 1022].
В то же время тюрки не восприняли религии, которые не соответствовали их древнему религиозному мировоззрению, такие как буддизм, ламаизм, зороастризм.
По представлению тюрков, Бог не первопричина, а извечная данность, так же, как человеческое и земное. Он — невидимое условие видимого мира. Однако тюрков интересует только видимый мир. Вселенная для них — дуние — вещный мир. Видимо, и тюркское аргуш, приводимое в словаре Кашгари имеет ту же семантику. В словосочетании «аргуш ажун — обманчивый мир», лексема аргуш — «то, что зачаровывает, прельщает» [2, с. 126].

Продолжить чтение

Жылдыз Амребаева. Интерпретация Единого/Бога в метафизике Жусупа Баласагына (Единое Плотина, аль-Фараби и Баласагына)

Отождествление метафизики и теологии в тексте «Кутадгу билиг» Баласагына, “примирение” философии и религии в концепции Баласагына осуществлялось в направлении, противоположном тому, в каком философы вынуждены были согласовывать свои взгляды с догмами откровения, — не через символико-аллегорическое толкование Корана, а посредством изложения философских истин в символах, допускающих их дальнейшее истолкование в образах религии. В гносеологическом плане символ превращается в сокровенно-сущностный инструмент познания мира. В онтологическом – становится субстанциональной основой сущего. Идти от явления к сущности – значит мыслить символически. Символ и есть совпадение сущности и явления друг с другом.
Ж. Баласагын использовал поэтико-символический способ изложения своих взглядов вполне осознанно. Традиционно, символ веры автора манифестировался относительно непосредственным образом в начале сочинения, в главе, посвященной восхвалению Всевышнего. По поводу употребления религиозных вводных формулировок, то есть восхвалений Бога следует отметить следующее: обычно в арабских книгах они употребляются только единожды, в качестве пролога ко всему изложению. Баласагын также открывает ими свою книгу, но он этим не ограничивается. В дальнейшем ещё три подглавы текста начинаются восхвалениями, что противоречит всем нормам. Восхваления, может быть, сигнализируют о важной смене перспектив во всем тексте. Так начинаются письменные послания трех героев: Счастья к Справедливости, Справедливости к Мудрости, Мудрости к Справедливости. Они показывают, что здесь пролегает грань, имеющая решающее значение для текста.
“Хвалою творцу начинаю я слово — во славу творца моего всеблагого” . С первых строк, Баласагын декларирует свою приверженность основным мировоззренческим принципам средневековой эпохи: креационизму, (что все изменяемое сотворено богом из ничего и, наоборот, все сотворенное изменяется и стремится к ничтожеству) и теоцентризму, (согласно которому, источником всякого бытия, блага и красоты является Бог).

Продолжить чтение

Сергей Жеребкин. Философии «изъятого основания»: к вопросу о нестабильных онтологиях в современной философии

Нестабильными онтологиями мы называем те, которые основываются на деконструкции метафизического концепта «достаточного основания», введенного в классическую метафизику Христианом Вольфом, и показывают, что основание для современного теоретизирования является «намного более амбивалентным и разносторонним».
Концепт «нестабильные онтологии» сформулирован в рамках Эссекской школы дискурс-анализа, к которой относятся не только основатели школы Эрнесто Лаклау и Шанталь Муфф, создавшие в Эссекском университете в 1982 году известную программу «Идеология и дискурс-анализ», но и представители следующих поколений теоретиков философии постмарксизма: Алетта Норваль, Джейсон Глинос, Дэвид Хоуардт, Яннис Ставракакис, Якоб Торфинг, Оливер Марчарт, Анна Мэри Смит, Лассе Томассен и др. Впервые концепт нестабильных онтологий введен Оливером Марчартом в статье «Отсутствие в сердце присутствия: радикальная демократия и «онтология нехватки» в книге «Радикальная демократия: политика между избытком и нехваткой» (2005) под редакцией Ларса Тондера и Лассе Томассена, где под «нестабильными» понимаются: 1) онтологии различия, 2) онтологии нехватки и 3) онтологии избытка, — а основным критерием введения данного понятия является критерий политического. Марчарт вслед за Лаклау и Муфф понимает онтологическое как политическое, в отличие от онтического, понятого как «политика».
В этом контексте философом, для которого философский дискурс является политическим за счет критерия онтологической «неразрешимости» как практик «двойного утверждения» или «двойной артикуляции», выступает Жак Деррида. Характеристикой «неразрешимости» Деррида наделяет и дискурс политического, в частности, дискурс демократии (в форме «грядущей демократии»). По этой причине Деррида оказывается методологически значим и для Лаклау с его модификацией концепта «онтологической неразрешимости» в концепты гегемонии и антагонизма, и для Марчарта с его вниманием к концепту политического в современных онтологиях, что и позволило ему обозначить их в качестве «нестабильных». Основными принципами нестабильных онтологий в современной философии, по мнению Лаклау и Муфф, являются:1) принцип радикального антиэссенциализма, 2) принцип радикального плюрализма и 3) принцип контингентности. Иначе говоря, нестабильные онтологии как онтологии нехватки, избытка и различия акцентируют контингентность, частичность и незавершенность, и в этом контексте не только категория бытия не является ни достаточным, ни необходимым основанием, но и субъект является контингентным, незавершенным, то есть фигурой «онтологической негативности».

Продолжить чтение

Жанат Баймухаметов. (Пост)современная западная философия как ТЕЛО(Σ) культуры: из опыта прочтения книги Б.Г. Нуржанова «Культура. Модерн. Постмодерн». Алматы: Өнер, 2012

Именно в сотворении тел и состоит тот смысл
экотехники, который мы напрасно ищем для неё в
остатках неба или духа. До тех пор пока без всяких
оговорок мы не помыслим экотехническое творение тел
как истину нашего мира, как истину, ни в чём не
уступающую тем другим, что смогли представить
мифы, религии и гуманизмы, мы не начнём мыслить вот
этот мир.
Жан-Люк НАНСИ. Сorpus

Один из первых казахстанцев, кто полномасштабно представил отечественному читателю историко-культурную ситуацию относительно современной западной философии, по праву является доктор философских наук, профессор Бекет Галымжанович Нуржанов. В своей фундаментальной монографии «Культура. Модерн. Постмодерн», в согласии с постмодернистской интеллектуальной стратегией, он предлагает радикально изменить видение направленности времени – не из прошлого сквозь настоящее к будущему, а, наоборот, из будущего, которое задаёт настоящее, которое, в свою очередь, определяет прошлое. От того, как мы видим направленность времени, зависит и сама направленность его течения.
В книге Б.Г. Нуржанова «Модерн. Постмодерн. Культура» присутствует мощная образовательная составляющая. Она ориентирована на то, чтобы гуманитарное сообщество не просто получало какие-то знания, но и в принципе меняло фокус отношения к процессам, происходящим на стыке философии, культурологии, искусствознания. На наш взгляд, самый главный посыл данной книги – дать понять читателю мысль о том, что философия – это дисциплина, основанная на строгом знании, связанная с человеческим опытом, памятью, восприятием и богатством интерпретаций, которое пропитывает все стороны нашей жизни. На обширном литературном материале автор книги представил свой взгляд на развитие современной западной культуры от эпохи модерна до наших дней.
Также в этой книге обосновывается существование единого комплекса представлений – постмодернизма, деконструктивизма и постструктурализма. Этот комплекс представляет собой влиятельное интердисциплинарное по своему характеру идейное течение в современной культурной жизни Запада, проявившееся в различных сферах гуманитарного знания и связанное определённым единством философских и общетеоретических предпосылок и методологии анализа. Теоретической основой этого комплекса являются концепции, разработанные главным образом в рамках французского постструктурализма такими его представителями, как Ж. Лакан, Ж. Деррида, М. Фуко, М.-Ф. Лиотар и др.
По отношению к этой книге вполне применимо следующее выражение И. Ильина, известного российского литературоведа и культуролога, автора трудов по постмодернизму: «У истории, которая здесь была изложена, нет и не может быть завершения, поскольку её предмет — постмодерн – всё ещё существует и развивается на наших глазах; поэтому настоящая книга поневоле способна предложить читателям лишь открытый финал. Тот финал, в котором возможна еще любая бифуркация и прочие «развилки» в идеях и представлениях, как в борхесовском саду «расходящихся троп». Будущее, даже самое ближайшее, непредсказуемо и своим событийным рядом, и его возможным теоретическим осмыслением» [1].

Продолжить чтение

12