Журнал «ТАМЫР», №38, январь-март 2014 г.

ПУЛЬС ПЕРЕМЕН
Хаким Омар. Белорусская высота
КОРНИ И КРОНА
Юрий Попов. Алихан Ермеков: круг скитаний. Личные встречи
Хаким Омар. Янтарное перо Адольфа Янушкевича
Ораз Сапашев. Отражение формулы древнетюркского мира в казахской лексике
ДИАЛОГ
Надежда Беркова. Кинофорум в центре Азии (интервью с известным киноведом Г.-И. Шлегелем)
Даниэль Орлов. Философия матрешки
Алексей Грякалов. «Не вытанцовывается»: места сопротивления
ПРОЗА
Илья Одегов. Овца
Тауке Алтынбеков. Звон кандальный
ПОЭЗИЯ
Роман Казимирский. Малыш
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Асима Ишанова. Игра-алеа в «Пиковой даме» Пушкина
ҚАЗІРГІ ҚАЗАҚ
Асылзат Арыстанбек. Кешір мені, Украина!
Шейх Амиду Кан. Өмір өткелдері. Француз тілінен аударған М.Арынова
Зәмзә Қодар. Түркі-қазақ дүниетанымындағы әйел мәселесі
НАШИ АВТОРЫ

«Еще несколько минут, и мы уже в пути», – А. Янушкевич испытывал радость и душевный подъем от предстоящего путешествия по казахским степям. В отличие от экипажа, почтовых лошадей, охраны из казаков, нас ожидает современный авиалайнер, вежливые стюардессы Айр-Астаны, прошедшие конкурс на лучшую улыбку. Товарищ по путешествию Сакен Сейфуллин, отец девятерых детей, известный бизнесмен, общественный деятель, его гражданский подвиг ограничивается не только вкладом в демографию, но и в экономику республики. Он впервые наладил производство молочной продукции в масштабе всей республики. И в этой отрасли внедрил инновационную технологию, приобщил казахов к тетрапакетам, тем самым превратив в музейную реликвию торсыки для хранения и употребления молока. Да, не ошибся А. Янушкевич: «Народ, который одарен Творцом такими способностями не может остаться чуждым цивилизации: дух ее проникнет когда-нибудь в казахские земли»… — Предрекал ссыльный провидец.
Наш третий член экипажа или экспедиции Буланов Михаил, гражданин Казахстана белорусского происхождения, патриот Казахстана и «заступник» белорусов, ставший главным вдохновителем мероприятия. Повод встречи был обычный – дегустация национального напитка – настойки «Сваяка» (кстати, у белорусов через «а», моя фамилия в Белорусии претерпела определенную метаморфозу – вместо «Омар», я стал именоваться «Амар»). Впрочем, вполне приемлемо, не противоречит тюркскому сингармонизму.
Тема нашего разговора не ограничивалось достоинством и качеством этого напитка, как филоматы и филареты (любители науки, вольнолюбивая организация студентов в Виленском университете в начале 20-х годов XIX века. Надо сказать, наш герой выпускник филологического факультета этого ВУЗа), мы много говорили о судьбах народов, истории, о независимости, о будущем, о наших чиновниках, которые не смогли подчинить свои интересы интересам государства. В бушующем море бескомпромиского спора, когда заходит речь о казахской истории, как не всплыть такому яркому имени как Адольф Янушкевич.

Продолжить чтение

В Карагандинском горном институте, куда я поступил в 1955 году, курс лекций по высшей математике читал старший преподователь Алимхан Абеуович Ермеков. Седой, крепкий, внимательный, очень доброжелательный. Студентам нравилась его манера изложения материала – спокойная, ровная, что позволяло почти полностью конспектировать лекцию. И была у лектора Ермекова странность. В правом кармане своего рабочего костюма он имел запас меловых карандашей. Писал на доске крупными, ясными буквами. Завершив урок, опускал мел в тот же схрон. Объяснение студенты знали. А. А. Ермеков недавно освободился из лагеря, где привык все свое носить с собой. Еще шла молва о нем как об авторе учебника по математике, изданном до войны на казахском языке.
Прошло еще несколько лет. Я стал работать в ХМИ АН Каз ССР, где познакомился с Магавьей Алимхановичем Ермековым, сыном математика. Сближению способствовали следующие обстоятельства. Вместе с Владимиром Яковлевичем Новиковым, тоже сотрудником института, мы активно внедрялись в карагандинское краеведение. Знали, что в 1913 году А. А. Ермеков сопровождал ученого Г. Н. Потанина в его поездке по Каркаралинскому уезду. В беседах с М. А. Ермековым выразили свое желание узнать детали далекого события. Но первая попытка окончилась ничем. Спутник Потанина отложил встречу на неопределенное время. Между тем, А. А. Ермеков принял дома бывшего боксера Костю Хоросанова, внештатного корреспондента средств массовой информации. В «Индустриальной Караганде» за 6 января 1967 года появилась зарисовка «Солнце со стороны России». Речь шла о значимых заслугах А. А. Ермекова в области автономии Казахстана, встречах с В. И. Лениным.

Продолжить чтение

Дневниковые записи и письма А. Якушкевича, вышедшие в Казахстане в переводе Фаины Ивановны Стекловой, – важный вклад в понимание прошлого казахского народа. Книга интересна с той точки зрения, что автор является ссыльным, осужденным за участие в восстании против имперской политики России.
Он один из тех «путешественников» по злой воле судьбы, которые побывали в казахских степях. И он оставил после себя объективные заметки, лишенные всякой предвзятости. Тем беспощаден злой умысел рока, что он, питая ненависть к царскому самодержавию, угнетавшему его отчизну, невольно становится участником колониальной политики метрополии – в расширении территории империи за счет присоединения казахского юга, где находились земли Старшего жуза, еще свободного от оков царизма.
Для самодержавия была четкая цель – эти земли, как и другие, подлежали покорению и извлечению прибыли для огромной имперской машины.
«О дивные судьбы человеческие!» — Восклицает А. Янушкевич, готовый к любым неожиданностям жизни. Ему предстоит «плыть по сухому океану казахских степей» и изучать совершенно неведомый мир, «лежащий на самом краю европейской цивилизации» (стр. 59) . Благо, рядом с ним находится Виктор (Виктор Ивашкевич, друг, сосланный за организацию тайного общества «Черных братьев»). Виктор великолепный знаток казахской традиции, этикета и языка, который в любое время мог предостеречь его от казусов в совершенно незнакомом ему мире.
А. Янушкевич, как честнейший человек не боится, в своем дневнике представить себя в невыгодном свете:

Продолжить чтение

Языковая картина мира, исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (концептуализации) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Свойственный данному языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков. С другой стороны, языковая картина мира является «наивной» в том смысле, что во многих существенных отношениях она отличается от «научной» картины. При этом , отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, представления о внутреннем мире человека, которые отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир.
Как уже говорилось, картины мира, рисуемые разными языками, в чем-то между собой похожи, в чем-то различны. Различия между языковыми картинами обнаруживают себя, в первую очередь, в лингвоспецифичных словах, не переводимых на другие языки и заключающих в себе специфические для данного языка концепты. Исследование лингвоспецифичных слов в их взаимосвязи и в межкультурной перспективе позволяет уже сегодня говорить о восстановлении достаточно существенных фрагментов древнетюркской языковой картины мира и конституирующих их идей.

Продолжить чтение

Ежегодно мы встречаемся с доктором искусствоведения Г.-Й.Шлегелем, отборщиком европейских фестивалей, членом молодежного фестиваля «Звезды Шакена». Для Казахстана это второй по значимости Международный кинофестиваль после представительной «Евразии». Кинофорум в центре Азии, названный в честь одного из первопроходцев казахстанского кинематографа Шакена Кенжетаевича Айманова, прошел уже в одиннадцатый раз и примечателен тем, что в нем участвуют представители киношкол разных стран и континентов. Фестивальные показы – это возможность увидеть студенческие работы, фильмы начинающих режиссеров, дебюты, оценить перспективы развития, роста кинематографий разных стран.
Беседу с доктором Шлегелем ведет киновед Надежда Беркова.

Продолжить чтение

Энди Уорхол считал, что если публика восхищается картиной, созданной в единственном числе, то она с тем же пылом станет восхищаться этой картиной, предъявленной в десяти, ста или тысяче экземплярах. Платон бы, без сомнения, понял, о чём говорит гений поп-арта: речь идёт о фундаментальной не оригинальности проживаемого нами мира, (мира, в котором любая вещь является лишь распечаткой с оригинала, имеемого в виду либо как мир идей, либо как чистое (идеальное) условие творческого акта. Однако в подобном рассуждении есть явный изъян: мы ведь прекрасно понимаем, что тысячная копия не равна по качеству первой, и дело не в том, что изнашивается оригинал (с оригиналом всегда всё в порядке), а в том, что иначе срабатывает печатающее устройство. На примере компьютера мы знаем, что расходуется не электронный оригинал-макет, а чернила в картридже принтера. Поэтому тысячная копия никогда не будет такой же, как первая. Хотя проблема в том, что даже вторая копия будет радикально отличаться от первой. Она будет отличаться тем, что любая копия, начиная со второй, начинает значить не оригинал, а предыдущую копию. Тем самым кроме механизма по распечатке изнашивается также значение. Копий всё больше, а значения всё меньше. Бытие оригинала становится тем более проблематичным, чем больше число копий. Мы имеем дело с парадоксом, который можно назвать парадоксом матрёшки.

Продолжить чтение

Гоголь, как известно, не любил симметрии. В.Вересаев пишет о гоголевском саде: «Странно посажен сад на берегу пруда: только одна аллея, а там все вразброс. Таково было желание Гоголя. Он не любил симметрии. Он входил на горку или просто вставал на скамейку, набирал горсть камешков и бросал их: где падали камни, так он сажал деревья» Налицо, казалось бы, чистая произвольность случая. Но это, если угодно, обращенность к голосу судьбы: ничего совершенно случайно не выпадает. Или это великая тема свободы? Или тема свободы-судьбы? –религиозный ход Гоголя – работа именно с этой темой. Тут он совпадает и с тем, что делал Паскаль и с тем, что делал Кьеркегор. Тема мыслящего тростника и абсурда веры – абсурда и парадоксальности, пронизывающей жизненное состояние. Ведь сам факт сжигания рукописей говорит не только о том, что рукописи горят, а о том, что происходит очищение огнем – сгорает просветительское (а-теистическое сознание), представлен парадоксальный опыт веры. Ведь и пространство падения камушков – пространство разброса – пространство человеческое, более того, означенное именно силой и желанием того, кто кидает, но он не может сам по себе и своей силой определить места падения. Гоголь будто моделирует метафизику случайности будущего, которое даже для нас уже стало прошлым в смысле истории, но не в смысле существования. Места, описанные Шолоховым, Андреем Платоновым или Варламом Шаламовым – места господства случая, где человек буквально стерт непредсказуемой ситуацией гражданской войны, утопическими строительством или лагерем. В ближайшем – бросании камешков судьбы – нет закона. Это прямо соотносимо с гоголевским описанием места, где не вытанцовывается – не исполняется танец. Это место сбоя, нарушения линейного ритма цивилизации, замысла и проекта. Прямая полемика с Сартром («человек – это проект»). Гоголь – писатель и мыслитель пространства. Места, где мы странствует, отыскивая смыслы. И если иметь в виду, что «время божественное, а пространство человеческое» (Жорж Батай), то Гоголь представляет именно те места, где случай проявляет свою власть: где замысл не совершается. Вот тут раскрывается богатство словесных приставок: замысл – примысл – домысл ¬– умысл. Если европейское сознание будет апеллировать к другому, то Гоголь показывает и границы этой стратегии смысла и существования. Европейского другого еще нет – он только намечен. У Гоголя намечена границы другого – он всегда не тот мой/наш другой, которого мы представляем. Его укорененность в культурах и языках – в разных метафизиках чувствительности (Н.М.Бахтин) – делает его автором постоянного смещения – слова становятся словечками, оживают фрагменты и живут полноценной жизнью, оживают изображения, литература становится формой исповеди и проповеди.

Продолжить чтение

— Эй! – Ерлан остановился возле резной ограды и оперся на нее так, что доски затрещали, — Эй, Марат! Ты дома?
— Э-э-э, забор мне не ломай, а?! Чего раскричался? – выглянула из окна Рафиза, вытирая тряпкой руки. – Нет его. Овцу потерял опять, скотина. Ярку. Пока не найдет, домой не пущу.
— Так может, пока его нет, мы… это… — Ерлан, усмехнувшись, вытер рот.
— Ишь глазки-то заблестели! — прикрикнула на него Рафиза. – Хватит с тебя. Размечтался. И руки-то с забора убери. Когда придет, скажу, что искал.
— Ну, как знаешь, — Ерлан сплюнул, развел руки в стороны и пошел, насвистывая и пританцовывая, дальше по улице. Рафиза поглядела на часы. Марат ушел уже часа три назад, а всё нет его. Становилось от этого беспокойно, но и лишиться ярки было ужасно жаль. Лучшая ведь ярочка была. «Вот, уже говорю — была» — поймала себя на мысли Рафиза и расстроилась еще больше. В кухне что-то зашипело, затрещало — ах! пенку не сняла — кинулась туда Рафиза и успела, скинула ловко крышку, огонь уменьшила и ложкой аккуратно, обходя бурлящие в центре пузыри, убрала коричневые сгустки с бульона. Вернув крышку на место, лишь слегка сдвинув ее по-щегольски на бок, Рафиза уселась чистить картошку. Очистки получались у нее — одно загляденье, ровные и почти прозрачные, вворачивались друг в друга спиралями.
По телевизору опять шли новости. Рафиза не любила местные новости — не верила. Родственников по всей стране много, сколько раз было, что по телевизору порасскажут ужасов и бежит Рафиза в одном халате и с телефоном в руках на холм, что за поселком: «Анель, Азамат, как вы там? Живы-здоровы? Говорят, землетрясение у вас было? Что? Как не почувствовали? Говорят, жертвы… Ох, солнышки мои, волнуюсь за вас. Ну, хорошо, хорошо, не буду».
А как же не буду, как же не волноваться, это ведь не чужие люди, а детки свои, пусть и повзрослевшие, студенты уже.

Продолжить чтение

Тонкий, жалостливый, трогающий до глубины сердца, вызывающий необычайное тревожное состояние звук, ночью слышный на много вёрст, доносящийся из-за городской стены и через короткое время вторящие голоса собак, вливающиеся в один протяжный вой, непохожий на вой обычных собак или волков. Но звук, который вносит безысходность каждую ночь и днём, когда эти звуки не слышны и перебиваются шумом городской суеты – каждый горожанин Самарканда понимает, что когда-то его бездыханное тело будут эти твари, называемые «собаками некрополя», рвать, оставляя только скелет, который после нескольких месяцев, находясь под дождём, снегом и под палящими лучами солнца, превратится в чистые кости, белизной выделяющиеся на чёрной земле, зелёной траве, где будет оставлено тело. Это место знают служители и запомнили те немногие родственники, которые сопроводили это тело к последнему месту в долине смерти, которое с недавних пор стали называть «городом мёртвых». Вот из этого «города мёртвых», населённого тысячами собак, и раздаётся этот непрерывными волнами галопирующий звук и доходит до города Самарканд, где вот уже на протяжении более 500 лет вместе с появлением здесь первых миссионеров ислама, традиции «зороастризма» были отвергнуты и очень быстро в обычай вошло захоронение в земле с соблюдением всех порядков и условий мусульманского шариата.
В год тигра, в 613 году по астрологическому календарю (до прихода ислама в Самарканд оставалось ещё 80 лет) и был вызван в покои правителя Самарканда собаковод по имени Рухсан-Кара, получивший наказ найти способ очистки некрополя и сбора костей для захоронения, как это диктует вера, которой придерживались в те времена все жители Согды. Нужно избавить благородных жителей Самарканда от тошнотворного запаха, доносящегося временами из «долины смерти».

Продолжить чтение