Карточная игра – одна из доминантных тем русской литературной классики. Связано это было с эпохой, с русской ментальностью, когда игра в карты была не просто образом жизни, но в ней находили мировоззренческие идеи времени, проявлялся национальный дух антиномичных метаний и страстей, мечты о внезапном возвышении.
М. Лотман обратил внимание на то, что карточная игра в произведениях русских писателей воспроизводит модель социума и мироздания. Миром также правят расчет и случай. Возможна модель мира, в которой случайность будет иметь не негативный, а амбивалентный характер: являясь источником зла, она также путь к его преодолению» . Внезапное богатство, игра случая воспринимаются героем как возможность чуда и спасения. Но в произведениях А.Пушкина («Пиковая дама») и Ф. Достоевского («Игрок») чудо в виде денежного выигрыша не позволяет достичь желаемого. В отличие от пушкинского героя, над которым берет верх наваждение и деньги исчезают также, как и появились, над игроком Достоевского деньги не властны, но и он не обретает путь спасения.
Игра занимала достаточно важное место в творчестве А.Пушкина, это подтверждает работа Л. Вольперт «Пушкин в роли Пушкина», в которой исследуется влияние западно-европейских авторов на специфику творческой игры поэта, выделяются наиболее игровые произведения, отмечается, что дух игры пронизывает все творчество А. Пушкина. Л. Вольперт считает, что характер игрового поведения поэта в последний период творчества во многом меняется: чаще используется пародия, ирония, мистификация .
«Пиковая дама» – произведение, созданное А. Пушкиным в пору творческой зрелости и во многих отношениях концептуальное.
В нем полифоническим многоголосием звучат онтологические мотивы, волновавшие поэта с течением времени все больше: жизнь – игра, тайна, смерть, свобода, судьба, выбор. Несмотря на то, что об этом произведении написано немало, глубина и неоднозначность смысловой палитры позволяют обнаруживать возможность различных инвариантов интерпретации художественного текста. Все названные вариации мотивов находят свое звучание в различном соотношении композиционной структуры произведения.
«Пиковая дама» состоит из шести глав и заключения, в каждой из частей доминирует тот или иной инвариант названных мотивов. В данном случае смысл и понимание произведения во многом зависят от избранного аспекта интерпретации текста. Нас интересует «Пиковая дама» с точки зрения своеобразия лудизма. Игра проявляет себя в этом тексте, как на уровне содержания, так и формы.
В первой главе доминирует мотив игры как дьявольской несвободы. Здесь заявлена противоречивая характеристика главного героя – Германна, в дальнейшем и подтверждаемая, и опровергаемая. Томский не видит никакой загадки в Германне: «Германн – немец: он расчетлив, вот и все» . Это объяснение неучастия героя в карточной игре со всеми – не вся правда. В дальнейшем он по-прежнему расчетлив, но уже с вовлечением в круг своих интересов судеб Лизаветы Ивановны и графини Анны Федотовны.
Фокусирующий центр первой главы – рассказ Томского о графине и ее тайне, сопровождаемый точкой зрения персонажей. Нурумов связывает тайну графини с кабаллистикой, Томский — с шарлатанством чудесным. Заинтриговавшая всех тайна графини уже в конце первой главы может быть частично подвергнута дешифровке. Тайну свою она не открыла четырем сыновьям, по-видимому, из благих побуждений, в этом можно усмотреть желание матери оградить детей от чего-то темного. Судьба Чаплицкого, которому она все же открыла свою тайну, сложилась не блистательно: «Покойный Чаплицкий, то самый, который умер в нищете, промотав миллионы» . Демонический фатум преследует всех трех героев повести: графиню (насильственная смерть), Чаплицкого (умер в нищете), Германна (сумасшествие). Мы видим, что тяжесть греха добывания тайны соответствует иерархии наказания. Вспомним пушкинское заклинание: «Не дай мне, бог, сойти с ума…».
Повести свойственна тетрарность структуры в целом. Достаточно много написано о роли цифры «три» (три карты, три злодейства, три игры, трехчастность составляющих композиции). Но нам хотелось бы выделить тетрарность антропоцентров: Германн – графиня — Лизавета Ивановна; графиня – Чаплицкий — Германн. Во втором треугольнике персонажи связаны знанием тайны карт и идеей наказания. В первом треугольнике все сложнее. Графиня узнала тайну карт не из жажды богатства, а вследствие «мотовства страстного игрока и «модной Венеры». Германн же жаждет тайны поначалу, чтобы обрести свободу. Это понятие в контексте всего произведения играет различными оттенками значений: свобода – это «покой и независимость» поначалу, но постепенно в сознании героя – это свобода от нравственных правил и святого (см. эпиграф четвертой главы). Лизавета Ивановна также страстно хотела обрести свободу, возможно, даже более чем любовь. Не случайно в финале мы узнаем о ее благополучном замужестве и воспитании уже ею самою бедной родственницы.
Тем самым, тайна трех карт – емкая метафора онтологии А.С. Пушкина. Это тайна бытия, судьбы. А.С. Пушкин писал Вяземскому в 1826 году: «Миром управляет то, что не подлежит анализу, то, что не имеет имени. Судьба неуправляема» . Итак, не только человеком, но и миром играет Нечто, что не подлежит силе подкупа, овладения, умилостивления. Стремиться овладеть этой тайной – значит, отказаться от божественно-человеческого удела, вступить в сговор с дьявольским, окаменеть, быть мертвым изнутри. Не случайно в облике старой графини в нескольких сценах подчеркивается ее омертвелость: «Вдруг это мертвое лицо изменилось неизъяснимо», «графиня была так стара, что смерть ее никого не могла поразить», «ее родственники смотрели на нее как на отжившую», она вошла «чуть живая» . Такой же процесс омертвения происходит и с Германном по мере того, как он приближается к осуществлению своего замысла. Он «окаменел», ожидая прихода графини в полночный час.
Алеа — азартная игра породила игру более сложную и опасную. Отныне в Германне сердце и душа разделены: «три злодейства на душе», «денег алкала…его душа», «сердце его терзалось, но ни слезы бедной девушки, ни удивительная прелесть ее горести не тревожили его суровой души» . Упоминание Наполеона и Мефистофеля (профиль и душа) вносит в повествование оттенок легкой иронии, позволяя выделить поклонение Лизаветы выдуманному образу. В то же время сравнение профиля и души подчеркивает суть страшной метаморфозы, когда живое становится подобным внешнему, изнутри пустому изображению, а человеческое оборачивается дьявольским (мефистофельским). Игра во вседозволенную свободу принимает очертания и угрозу близкой бездны.
Трагическая развязка становится еще неотвратимее от того, что Германн «не чувствовал раскаяния», причем не только за причастность к смерти графини, но и за избрание пути Мефистофеля. «Имея мало истинной веры», он стремится легко обрести прощение, снять с души грех и потому идет на похороны графини. Сцена оступления и падения Германна в церкви предваряет видение и открытие тайны трех карт, символизируя неотвратимость трагедии. Германн обезумел не тогда, когда вместо туза выпала дама, и он разорился окончательно, а много раньше, когда им овладела идея узнать тайну графини. Все его последующие действия граничат с безумием. Но это становится явным для других лишь тогда, когда он ставит на игру все свое состояние – сорок семь тысяч. Нурумов думает о нем: «Он с ума сошел» .
В.П. Нащокин вспоминает, что однажды А. Пушкин очень нуждался в деньгах, пришел к своему дальнему родственнику Оболенскому, «человеку без правил, но не без ума», игроку, заставившему А. Пушкина играть без денег, пополам. Когда он по окончании игры предлагает поэту выигранные деньги, признаваясь: «Ты не заметил, ведь я играл наверное!», Пушкин вне себя ушел, не взяв ни гроша . Игра без нравственных правил, стремление заглянуть за пределы дозволенного ради ничтожных целей – путь омертвления души, путь безумия.
В главе четвертой Лизавета Ивановна осознает впервые власть Германна как дьявольское наваждение, удивляясь, как за короткое время, не зная человека, она назначила ему тайное свидание, фактически ни разу не поговорив с ним, не встретившись. В этом было что-то дьявольское. Но Лизавета Ивановна не столько жертва, и она, и Томский – посредники этого и другого мира. Именно они – проводники из мира живых в мир мертвых. Они тоже причастны к процессу окаменения Германна. Томский поведал о тайне своей бабушки, заронив в душе героя дьявольскую искру. Не случайно Лизавета Ивановна в буквальном смысле — проводник в покои графини, ведающей дьявольской тайной, связанной с миром мертвых. Тем самым Лизавета Ивановна и жертва, и источник дьявольских чар, как и графиня. Она испытывает магнетизм черных глаз Германна, меняющихся под влиянием тайны трех карт. В то же время девушка сама затронута влиянием омертвелого мира графини. Потому она и является проводником в дьявольский чертог, не случайно она повторяет в какой-то мере путь графини — выходит замуж и берет на воспитание бедную родственницу.
Особый смысл приобретает интерпретация лудистского образа зеркала. Дважды возникает сцена – графиня перед зеркалом, одевающаяся, готовящаяся к выходу в свет, маскируя мертвость своей души. Перед зеркалом она раздевается, представая перед прячущимся Германном в своей пороговости между миром живых и мертвых: «Графиня сидела вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево, в мутных глазах ее изображалось совершенное отсутствие мыслей; смотря на нее можно было подумать, что качание страшной старухи происходило не от ее воли, но по действию скрытого гальванизма» . По мифопоэтическим представлениям многих народов зеркало связывает два мира — живых и мертвых. В третий раз графиня проходит этот порог, заглядывая дважды в окно Германна – перед своим приходом и уходом к нему домой уже после смерти физической.
Тем самым, в «Пиковой даме» поэтика игры приобретает всеобъемлющее значение для интерпретации текста. Мы видим переплетение различных вариантов игры. Перед нами пассивная игра-наблюдение, бесцельно-пустопорожняя игра завсегдатаев, следующая ступень — алеа (азартная), агон (борьба, спор). Германн и графиня доходят и до фазы игры – мимикрии, илинкс (опьянения). Особенность игры-опьянения в том, что это дьявольский дурман. Тем самым, игра приводит Германна к выхолащиванию души, к безумию и бесовскому омертвлению, к потере власти над собой и своей подлинной судьбой. Он как бы хочет взять на время выигрышные знаки чужой судьбы и теряет свою собственную. Германн окончательно лишается того, о чем страстно мечтал вначале — с помощью денег обрести всевластие и свободу воли.
Мир игры, лишенный нравственных законов,- дорога в Аид. Игрок живет по законам скрытого «гальванизма», подчиняясь чужой неведомой воле и игре,- такова концепция произведения, высвечиваемая наиболее полновесно игровой поэтикой. Во втором подтекстовом слое повести важен смысл метафоры-символа игры в целом и ее тайны: игра правит жизнью и смертью. Но более всего она вовлекает в свой дьявольский круг людей, живущих соблазнами алеа (азарта), влекущими за собой опасную мимикрию.
Игра в «Пиковой даме» – обозначение и обнажение несовершенства мира и человека, дьявольского пленения, обмана, приобретаемых взамен желаемых покоя и воли.