Ежегодно мы встречаемся с доктором искусствоведения Г.-Й.Шлегелем, отборщиком европейских фестивалей, членом молодежного фестиваля «Звезды Шакена». Для Казахстана это второй по значимости Международный кинофестиваль после представительной «Евразии». Кинофорум в центре Азии, названный в честь одного из первопроходцев казахстанского кинематографа Шакена Кенжетаевича Айманова, прошел уже в одиннадцатый раз и примечателен тем, что в нем участвуют представители киношкол разных стран и континентов. Фестивальные показы – это возможность увидеть студенческие работы, фильмы начинающих режиссеров, дебюты, оценить перспективы развития, роста кинематографий разных стран.
Беседу с доктором Шлегелем ведет киновед Надежда Беркова.
– Уважаемый Ганс-Йоахим! Вы приезжаете к нам в Алма-Ату, на мастер-классы в академию искусств едва ли не регулярно с конца 90-х годов? Являетесь участником, отборщиком фестиваля «Звезды Шакена». Что Вас так привлекает в наших краях?
– Меня интересует мир там, где солнце восходит, тем более, сегодня, когда Запад духовно и душевно ужасно устал и сосредоточился на вульгарном материализме. Правда, у меня нет иллюзий: Запад своим материализмом уже почти проглотил и Восток. Но в глазах алматинских студентов я еще вижу отблеск воcходящего солнца, в азиатских душах действительно чувствуется даоистская, буддистская духовность, внимание, обращенное к природе. На фестиваль «Звезды Шакена» в уходящем году азиатские режиссеры привезли как раз такие картины-свидетельства: режиссер из Индонезии показал ленту с символическим названием «Туман благословляет землю» или «Земля в тумане». Японский дебют «Магазинчик на горе Камихата» – рефлексия на тему о границах человеческой жизни. Свидетельствует об этом и замечательная иранская картина «Дочь …отец …дочь» и, по-своему, фильм «Горизонт», дебют женщины-режиссера из китайской провинции Внутренняя Монголия. Такие фильмы дают миру новые импульсы. Потому-то я с радостью читаю лекции в Южной Корее…
– В действительности, Вы много ездите по миру и проводите особые спецкурсы. Общаетесь с молодежью и с опытными специалистами. Расскажите о Ваших поездках, в каких аудиториях, с какими слушателями Вам довелось в последнее время встречаться?
– Весной я был в Корее. Но я преподаю и в Германии, причем меня особо интересует междисциплинарное понимание кино. В немецком городе Мюнстере архитекторам я читал лекции о взаимоотношении архитектуры и кино, в Нюрнбергском университете культурологам и историкам – лекции на тему: «Формы и функции архаичного в кино Грузии, Украины и Словакии 60-х годов». Весной был на Волгоградском фестивале «Сталинградская сирень», где говорил о малоизвестных страницах истории, например, фашистская кинопропаганда на оккупированных советских территориях…
– Вы заметно тяготеете к междисциплинарным курсам, когда втягиваете в область исследований архитектуру, недавнюю историю ХХ века, отмечаете место природы в кино. Я думаю, что это связано с Вашим глубочайшим знанием работ Сергея Михайловича Эйзенштейна. Ведь Вы переводили его труды на немецкий язык.
– Вы совершенно правы. Импульс для моего междисциплинарного понимания кино – от Эйзенштейна. Слава Богу, я уже давно познакомился с его универсальным, синтетическим мышлением, которое связывает все области жизни. И рациональное, и эмоциональное ищет единства в его теории. Эйзенштейн понял, что, в принципе, и кинотворчество вторит зову природы. Он понял это, как и Фридрих Энгельс в книге «Диалектика природы», что в основе человеческого творения – законы природы. Так и с кино. Режиссер, который строит свою картину по этим правилам, создает фильм, который живет и дышит. Все остальное – жалкая иллюстрация, макулатура, которая не воздействует. Вы совершенно правы, это от Эйзенштейна.
– Потом в Берлине в 80-е годы встречались с Тарковским. Что послужило поводом к этой встрече?
– Как раз поначалу мне казалось – нечто противоположное. Внезапно Тарковский появился на моем семинаре об Эйзенштейне, об авангарде 20-х годов, конечно, все сразу обратили на него внимание. Он очень остро выступил тогда против Эйзенштейна, не с политической позиции, нет, он выступил против режиссера интеллектуального монтажа. Потом посмотрел внимательно на меня и пригласил прогуляться. И сказал мне: «Раз Вы уже переводили Эйзенштейна на немецкий язык, Вам придется перевести Тарковского». Мы гуляли в парке, прямо у границы с ГДР. Конечно, смотрели в ту сторону, а там, напротив, в Бабельсберге, располагалась киношкола ГДР. Я ему показал, что в камнях этого моста русские солдаты в 1945 году написали интересные слова: они написали кириллицей – «скифы и сюда пришли». Тарковский положил свои пальцы в эти буквы, и реанимировал это уже невидимое время 1945 года. Наверное, он думал и о том, что его волновало, когда он снимал «Иваново детство». Травма войны его никогда не отпускала, и даже в «Зеркале» он напомнил о параде 1945 года. Тогда я понял, что смогу перевести его книгу «Запечатленное время». Это очень странное название. С одной стороны, это значит, что фильм фиксирует время на пленку. А с другой стороны – это печать апокалипсического ангела. Сперва я понял это как противоречие, а когда он положил свои пальцы в эти буквы, я понял, что это диалектическая взаимосвязь, взаимосвязь зримого и незримого, чувствительного и реального. И подобное мы видим и у Эйзенштейна. И Эйзенштейн всегда думал о синтезе рационального и чувствительного, зримого и незримого. Тарковский был очень противоречивый человек. В принципе, он был близок к Эйзенштейну, только сам до конца этого не понимал. Кстати, близость их в том, что и Эйзенштейна, и Тарковского очень сильно интересовала Азия. И для меня это импульс, повод, мотив все больше внимания сегодня обращать на Азию.
– Мы еще раз возвращаемся к работе фестиваля «Звезды Шакена». Вы активно участвуете в работе Алматинского МКФ. Как Вы оцениваете этот кинофорум? Какие открытия произошли на этом фестивале? Были ли на нем представлены фильмы, которые потом продвинули на европейские фестивали?
– По-моему, я участвую в его работе 6-7 лет. И очень рад, что на этом фестивале мы открываем молодых режиссеров, которые потом идут дальше. Например, здесь мы узнали румынского режиссера Питера Нецера, который два года тому назад с успехом показал на «Звездах Шакена» свой дебют «Почетная медаль», а в 2013 году получил уже за следующую картину «Детская позиция» («Поза ребенка») Гран-при Берлинского МКФ. И это показывает значение алматинского фестиваля. Так же, как и отмеченные в Берлине «Уроки гармонии» режиссера Эмира Байгазина и оператора Азиза Жамбакиева. Первая работа Эмира была замечена здесь, на «Звездах Шакена».
– Как вы оцениваете «Уроки гармонии» наших молодых кинематографистов?
– Операторская работа замечательная, режиссерская тоже хорошая. По ней видно, что режиссер некоторое время был в Южной Корее, потому что фильм создан в корейской традиции.
– Доктор Шлегель, Вы пишите книги о кино. Назовите, самые последние Ваши работы, исследования, актуальные по проблематике.
– Слава Богу, несмотря на то, что я много бываю в пути, я нахожу время сосредоточенно работать. В 2012 году была годовщина Тарковского – 80 лет со дня рождения. Вместе с его сыном Андреем Андреевичем мы составили книгу, очень толстый том, сборник. «Жизнь и творчество Тарковского. Тексты. Образы и поляроиды». ANDREY TARKOVSKY. Films, Stills, Polaroids, and Writings – эта книга уже вышла на английском в Лондоне. Мой текст, кстати, напечатан на немецком языке в сборнике научных работ Казахской академии искусств им.Т. Жургенова. Там, конечно, я писал об азиатских акцентах в творчестве Тарковского. Тот же самый акцент меня интересовал, когда я занимался творчеством Александра Сокурова. В декабре 2012 года удалось издать вторую книгу, которая называется «Японские путешествия». Это книга о японской трилогии Александра Сокурова. В эссе я писал о том, что все поездки Сокурова в Японию – это поиск внутренней родины. В России он уже не найдет свою родину. В Западной Европе тем более, эта часть мира для него холодная, без человеческого обмена. Он все время думает о маленьких японских островах, – не о Токио, – о маленьких японских островах, там, где еще живет старая японская традиция, например, на острове Омама. Это моя последняя работа.
– Вы написали книгу о документалистике «Подрывная камера».
– Это уже в прошлом… Часть ее вышла, благодаря Неи Зоркой, она успела издать…
– Но Вы не останавливаетесь и продолжаете собирать материалы.
– Документальное кино – что-то очень важное. Я собираюсь организовать мастер-класс о документальном кино.
– Вы долгое время патронировали Оберхаузенский фестиваль, отбирали фильмы для этого фестиваля…
–…и для Авиньонского, и для Лейпцигского фестиваля, и для фестиваля документальных фильмов в швейцарском Нионе…
– и показывали там фильмы советского и постсоветского времени…
– Я думаю, не стоит сейчас называть названия, потому что сегодняшний зритель уже их не знает…
– А в России сделали такой список «Классика», куда вошли 50 документальных фильмов ХХ века.
– Список – это список! Пусть показывают почаще картину «Повелитель мух» Владимира Тюлькина!
– Как Вы вспомнили эту картину! У нас на телевидении был разговор об этом: вот мы беседуем с известными режиссерами, а фильмы их зритель мало знает, почти не знает…
– Это и наша с Вами задача…
– Вы, как отборщик европейских фестивалей, сформировали определенную сумму критериев. В ней и свои выношенные приоритеты. Итак, Восток, Азия дарят новые образы, проявляют новые чувства. Каковы перспективы у этого кино?
– Будущее нашего мира в Азии – в ее экономике, но я надеюсь, и в культуре, но это происходит только тогда, когда здесь не повторяют западное коммерческое кино, когда режиссеры ищут свой собственный голос. Важно, чтоб они говорили этим голосом о собственных проблемах, о своем поколении, проявляли собственные духовные подходы, не пользовались привнесенными импортными образами. А это самое сложное! Я очень рад, что на этом фестивале азиатские кинорежиссеры показали: да, это возможно!