Посвящается А.И.Мухамбетовой
Среди казахов по сей день принято говорить о людях, которые выделяются своим необычным великодушием и неподдельной щедростью словами: «Аһ, нағыз сері!» – Ах, ты серэ!» или «Міне, нағыз сері!» – Вот он – настоящий серэ!». Причем, чтобы подчеркнуть своеобразное, часто праздное времяпровождение некоторых из них, нередко добавляют: «Мынау әлі сал-серілігін қоймапты ғой» – Надо же, он все еще находится в состоянии сала и серэ, не бросил свое занятие! То есть, до сих пор не угомонился и не нагулялся. Так кто же были эти сал и сері?
Салы и серэ были людьми особой внутренней культуры и выдержки. В обществе они вели себя откровенно вызывающе. Разговаривая с другими, они резко откидывали голову назад и смотрели поверх головы собеседника, кем бы он ни был. Они носили яркие, вызывающие своим непривычным покроем и разноцветьем одежду. Например, их головные уборы выделялись очень высокой макушкой, а полы верхней одежды и брюк имели немыслимо широкие размеры. Порой на пошив одних таких штанин уходило до девяти бараньих шкур. Вся это одежда была покрыта красиво вышитым узором. Шапку салы и серэ, обычно шили из шелка, а замшевые сапоги, с круто загнутым носком вверх, были ярко-красного цвета. Причем, средств для пошива такой своеобразной одежды, они не жалели. Ученый Есмагамбет Исмаилов приводит рассказ акына Имангали Жылкайдарулы о Жанка-сале: «На голове Жанка-сала была невероятная по вышине коническая восмиклинная шапка. Каждый клин ее был разного цвета, и, к тому же, на них еще болтались всевозможные украшения. На самом острие конической шапки был прикреплен пучок перьев филина. Время от времени, когда сал чуть опускал вниз голову, этот пучок качался и как будто приветствовал кого-то. Жанка-сал был одет в длинную, ниже колен, сорочку с откидным воротником. И на плечах также торчали пучки перьев. На ногах у него — полосатые узбекские ичиги, а широкие длинные брюки были опущены поверх голенищ».
Прически тоже резко отличалась от повседневных, то есть, они небрили головы наголо, как того требовало мусульманское вероиспроведание, а имели косы – тұлым или кекіл – чубы.
Интересно, что свои музыкальные инструменты салы и серэ также расписывали в яркие цвета, богато разукрашивая перьями разных птиц. Еще одной примечательной особенностью являлось то, что их лошади были той же окраски, какой была одежда на них. Цвет одежды Акана-серэ Корамсаулы всегда соответствовал масти коней, на которых он выезжал.
Своеобразной визитной карточкой салов и серэ было наличие шелкового аркана и чем длиннее он был был, тем круче считался его обладатель. Самые зажиточные из них возили с собой до ста метров такого аркана. Говорят, что у знаменитого Даурен Кудабайулы из Семиречья он был настолько длинным, что когда сал переходил через реку Или, то другой конец его аркана все еще лежал на другом берегу.
Салы и серэ были большими охотниками за самыми лучшими скакунами. Они всеми доступными средствами добивались того, чтобы стать обладателем известного на всю округу аргамака. Обретя же вожделенного коня, лелеяли их не меньше, чем родители своего единственного и долгожданного ребенка. Вместо воды поили молоком и покрывали дорогой попоной. Вешали на уши золотые серьги, а на шею, гриву и хвост дорогие бусы, на ноги же одевали серебряные браслеты. Лоб своего четвероногого друга часто украшался перьями филина. На привалах опутывали ноги коня шелковыми путами. Седло, стремена, узда и прочее конское снаряжение богато украшалось золотом и серебром. Порой убранству аргамаков салов и серэ могли позавидовать самые зажиточные казахские султаны и богачи. Серэ также уделяли
особое внимание обучению своих коней разного рода цирковым номерам. Добивались того, чтобы конь по приказу своего хозяина совершал различные движения: ложился, вставал на дыбы, танцевал, гарцевал, переминаясь с левых копыт, на правые.
Поэт Магжан Жумабайулы писал, что у Акан серэ было два красивых скакуна. Они не знали что такое седло, были необъезженными и всегда находились рядом с ним. И никого кроме Акана к себе не подпускали. По его приказу быстро подходили с двух сторон к сидящему хозяину и склоняли свои головы к его коленям. Мирно паслись рядом с аулом, где гостил Акан и возвращались по его первому зову.
Салы и серэ были особым украшением свадеб и народных праздников. Они могли передвигаться из аула в аул, как в одиночку, так и группами. Акан-серэ сопровождали от пятнадцати до двадцати джигитов, у которых одежда и кони были одного цвета.
Бывало, что их количество в одной группе доходило до сорока человек, а то и более. В ней одновременно могли быть и салы, и серэ, где каждому отводилась определенная роль. Одни являлись певцами, другие стихослогателями, третьи импровизаторами, четвертые играли виртуозно на различных музыкальных инструментах. Были среди них также танцоры, фокусники, балуаны-борцы, искусные наездники. Одним из самых характерных персонажей в таких группах являлся обжора – мешкей. Едок, который за один раз мог сьесть огромное количество мяса и выпить очень много кумыса. Были и свои посыльные-глашатаи, которые спешившись при подходе к аулу разгоняли и теснили детвору и толпу любопытных. При этом такие посыльные ни с кем особо не церемонились и могли пройтись своими плетьми по спине любого, невзирая на положение, которое тот занимает в обществе. Интересно, что глашатаи имели также особые, ярко разукрашенные нагайки.
Для тех джигитов, кто сопровождал именитых салов и серэ, это было своеобразной школой. И нередко из этой среды выходили многие известные акыны и певцы. Автор и иполнитель великой песни «Корлан» Естай Беркимбайулы в свои семдесять пять лет вспоминал:
Сері боп, сайран салып дүние көрдік,
Сал Біржан, Ақан сері қасына ердік
Тағдыр сол, өткен өмір қайта оралмас
Шәу тартып тұралайтын тұсқа келдік.
Мы были серэ, веселясь мы видели много,
Сала Биржана, и серэ Акана сопровождали мы вскачь,
Судьба такова, не обернется жизнь хоть немного
Время пришло и стоять нам будто вкопаны так.
Надо особо отметить, что салы и серэ были любимчиками степного народа. Зная это, они всякий раз стремились преподнести народу нечто новое. Этнограф Машхур-Жусип Копейулы в своих трудах упоминает о сале по имени Өтебай Кушикбайулы, у отца которого насчитывалость двенадцать тысячь лошадей. Однажды собираясь на одну тризну Өтебай-сал решил что он должен быть там самым высоким среди гостей. Чтобы осуществить задуманное, он решил поехать туда на верблюде, надев при этом на голову саукеле – высокую остроконечную шапку, которую одевают на голову невесты. Для этого он сделал заказ мастерам на изготовление саукеле стоимостью в сто кобылиц.
Серэ и салам дозволялось и прощалось многое. Например, по казахскому обычаю, когда невеста собиралась отправиться в аул жениха, то брала с собой специальный шымылдық – занавес, которым на новом месте загораживала брачное ложе. Заходить за такой занавес никто, кроме жениха, не имел права. Но до нас дошел күй (музыкальное произведение) «Шымылдық үзер» – обрывание занавеса, свидетельствующий о том, что салы и серэ могли спокойно заглянуть за занавес и увидеть лицо невесты до свершения обряда – беташар. Слово «беташар» с казахского переводится, как открывания лица. Согласно обычаю, после прибытия в аул жениха, невесту представляли всему народу и просили поочередно поклониться каждому или группе лиц, начиная от самого старшего и уважаемого аксакала, заканчивая самыми младшими жителями селения. Только после этого, получив за смотрины разного рода подарки, невеста показывала свое лицо собравшимся.
Особое поведение присущее салам и серэ очень красочно описано в романе «Путь Абая» Мухтара Ауезова, который в детстве был свидетелем самых разных сторон быта казахов-кочевников. Вот небольшой отрывок из этого романа: «Праздник был в самом разгаре. Все юрты, выставленные для гостей, были переполнены приезжими. Друзья, прежде всего, зашли в Большую юрту и поприветствовали Есхожу, пожелав молодым счастья. Их тут же посадили за дастархан. Из юрты жениха и его свиты до них доносились песни девушек и невесток аула. Вдруг, какой-то шум и взрывы смеха заглушили эти песни. Видимо, случилось что-то необычное, так как мимо двери Большой юрты пробежала молодежь, зашумели дети и даже кое-кто из пожилых потянулся вслед за ними. Их возбужденные голоса вскоре слились в общий гул:
– Э, смотрите, серэ идут!
– Откуда они взялись?
– Душа моя, как они разодеты. Поди разберись кто это – мужчины или женщины! Глядите – все в красном… в зеленом…
– Смотрите, смотрите – вон старший серэ! Да, у него вся домбра разукрашена. Таких серэ мы еще не видели!
Детвора с криками и смехом сновала между взрослыми:
– Шапки-то какие высоченные, как саукеле у невесты. Это не серэ, а невестки!
– А штаны? Точно женские юбки! А вон у того, как бараньи кишки, волочатся! Вот бы собак на них науськать, потаскали бы за такие штаны!..
Все вокруг суетилось, кричало, смеялось. «Салы и серэ приехали!» – спешили сообщить люди друг другу.
Большая толпа молодежи в ярких и пестрых одеждах степенно шла к трем юртам, установленных для жениха. Средняя была восьмистворчатая, верхние ее кошмы были отделаны узорами из красного, зеленого сукна и оторочены по краям красной каймой. У дверей ее стояли нарядные девушки в собольих шапочках с перьями филина…
… Когда серэ приблизились, Умитей повела своих девушек навстречу им.
В рядах певцов тоже шли празднично разодетые молодые невестки. Увидев такое Баймагамбет удивленно воскликнул:
– Там и женщины-серэ? Откуда они явились?
Ербол же уже успел узнать идущих.
– Не видишь, что ли – вон наша Айгерим! Наверное, невестки сговорились с ними. Вот выдумщики!
Действительно, перед самым приездом этих необычных гостей в аул прискакали их посыльные, также ярко разодетые юноши, с кинжалами заткнутыми за пояса. Они и подняли всю эту суматоху, направив навстречу гостям нарядную толпу невесток, находившихся в юрте жениха.
Серэ спешились и продолжили свое торжественное шествие уже рука об руку с красавицами. Они пели громкую песню, будто хотели подчеркнуть о важности своего прибытия в аул. Шли отдельными парами с невестками, взяв под руку или обнимая их. Возглавлял их старший серэ, которого с двух сторон, положив руки на его плечи, сопровождали две девушки. Это был самый взрослый из юношей, высокий и представительный Байтас. Даже его домбра была украшена более пышным пучком перьем филина и бубенчиками, будто хотела сказать: «Я тоже не простая, я сал-домбра!» Перед началом каждого припева Байтас подымал ее над головой и тряс. По этому знаку, все остальные серэ дружно подымали свои разукрашенные домбры и громким хором подхватывали очередной куплет песни «Жиырма бес» – «Двадцать пять». Абая и Ербола удивило то, что все певцы пели хором. Обычно ее одновременно пели не более двух человек, даже если юрта полна была певцами. Это новшество понравилось друзьям.
Торопись веселиться, тебе двадцать пять,
Эти годы к тебе не вернутся опять!» —
говорила песня, и было похоже, что этот припев, так подходящий к новой выдумке, множество голосов подымало над толпой молодежи как знамя, клич молодости».
Салы и серэ были людьми особого склада ума и нестандартного, необычного поведения. Они производили на других впечатление носителей неких тайн, избранников судьбы, людей более высшего ранга. Александр Затаевич в своей книге «1000 песен казахского народа» изданном в 1963 году в Москве пишет: «Сал – это эксцентрик, «форсила» футуристического толка, человек, желающий во чтобы ни стало отличаться от «серой» толпы и ей импонировать вычурным ли костюмом, оригинальными ли замашками, смелыми выходками, богатством седла и упряжи и т.п. Соревнование «салов» в оригинальничанье доходило до такого абсурда, что один из них втыкал себе под кожу головы те перья филина, которым казахи обыкновенно украшают свои головные уборы, «дабы украшение не покидало его чела!», а другой… прошелся голым по аулу, «потому что на это не решится никто другой!». Далее он пишет: «…И до сих пор, когда «салы» уже отошли в прошлое и народившаяся казахская интеллигенция относится к ним критически, в широкой казахской среде о них сохраняется память, как о людях высшего порядка, тем более что действительно среди них было немало лиц, наделенных способностями: певцов, стихослогателей, ловких спортсменов, отважных охотников и пр».
Прежде, ни одна из сторон жизни казахов не обходилась без них. В далекие, полные походов и сражений времена салы и серэ также не оставались в стороне от войн. Наоборот, они зачастую просто пренебрегали опасностями. Во время сражения сал или серэ мог выступить впереди войска, призывая всех к бою, при этом абсолютно не задумываясь над тем, что становятся легкой мишенью противнику. Создается впечатление, что они просто презирали смерть. Это подтверждается и другими фактами из обычной, мирной жизни салов и серэ. Сохранилась легенда, в которой повествуется о том, как одного сала угостили огромным куском сырого курдючного жира. Когда перед ним поставили большое блюдо с этим несъедобным продуктом, он не подав вида, преспокойно съел его целиком. И хотя сал отдавал себе отчет в том что, это чревато самыми тяжелыми последствиями, а он действительно после умер, он не мог поступить иначе.
До наших дней дошло немало подобных легенд. Говорят, в степи однажды появилась группа салов и серэ именовавших себя не иначе, как «сексен сері» – восемдесять серэ. Когда они подъехали к очередному аулу и, расположившись в густых зарослях камыша, принялись по обыкновению ждать специального приглашения, то один из старейшин аула, сказав надо проверить, вряд ли они все серэ, повелел джигитам поджечь заросли. Когда сухой камыш начал гореть, большинство из прибывших серэ, разбежались и только один из них остался сидеть посреди огня неподвижно. Во след убегавшим от пожара он громко крикнул: «Лучше я сгорю заживо, чем опозорю свое имя «серэ». Прослышав, что один серэ остался посреди огня, аксакал, чтобы не опозорить свое имя, тут же приказал потушить огонь. Когда пожар погасили, бесстрашного серэ пригласили со всеми подобающими почестями в аул.
Другая легенда, о которой написал поэт Абдильда Тажибайулы гласит будто друг спросил Акана серэ: Говорят когда ты бываешь в степи, то встречашься с дочерью пери. Это правда? На что Акан серэ ответил: Когда я остаюсь один слушаю рассказы земли. А песни я беру у ветра.
Очень интересны рассказы об отношениях салов к девушкам неописуемой красоты. Прослышав о такой красавице, сал сразу же трогался в путь и ничто не могло его остановить. Но, что самое занимательное, добравшись до аула девушки, он не торопился въезжать туда. Не доезжая до аула, сал, у всех на глазах, кубарем скатывался со своего коня и лежал раскинув в разные стороны руки и ноги до тех пор, пока девушки селения не приходили за ним. Если те, придя, приглашали его, то он одаривал их подарками. Если же не приглашали, то он мог пролежать, где упал очень долго, иногда даже несколько дней. Когда девушки, сжалившись, все же приходили за ним, то сал уже делал вид, что не замечает их. Он начинал лениво потягиваться, сонно зевать, одним словом всем своим видом показывал, что ему и так неплохо. Тогда, согласно обычаю, девушки должны его поднять с земли и поставив на ноги, пригласить в гости. Бывало и так, что сала доставляли в аул, посадив на ковер, как это не раз случалось с Жанка-салом. Гость, конечно же, ломал комедию и, только после долгих упрашиваний, нехотя соглашался пойти в аул. Если перед ним появлялась та самая красавица, из-за которой и был совершен столь долгий путь, то сал принимался тут же осыпать ее комплиментами. Он делал все, чтобы угодить красавице. Весь вечер пел, плясал, шутил и дарил дорогие подарки. Бывали случаи, когда сал раздарив по кускам свой шелковый аркан, вынужден был покупать новый отрез дорогой ткани для нового аркана. Часто, влюбленный сал, подарив своего бесценного аргамака отцу девушки, возвращался домой пешком. По приходу же домой, все приходилось начинать заново. Так, что быть салом было достаточно дорогим удовольствием. И некоторые салы коротали свою старость в бедности или даже хуже, в нищете.
Подобное событие из жизни Биржан сала описал Акселеу Сейдимбек: Когда Биржан сал возвратился из поездки к найманам, побывал в аулах Мамана и Турысбека, где состязался с известной девушкой-акыном по имени Сара в местности, что зовется Ешкиольмес, снохи попросили поделиться тем, чем он поживился там. На что Биржан сал ответил стихами:
Мен өзім Жетісуға барып қайттым,
Балқашын манабымен көріп қайттым.
Қыздары Жетісудың сұлу екен,
Жиғаным-тергенімді беріп қайттым,
Я в Семиречье побывал,
Балхаш с манабами увидел я.
Красавиц Семиречья воспевал,
Все что нажил я им оставил.
Салы и серэ до известной степени отличались друг от друга. Последние, по утверждению некоторых ученых, были выходцами из так называемой «белой кости», к которым традиционно относили – төре и қожа. Первые были потомками Чингиз хана и из их среды избирались казахские правители – ханы и султаны. Вторые же являлись потомками пророка Мухаммеда и вели свою родословную от его дочери Фатимы и зятя Али, который одновременно приходился своему тестю родным племянником.
Так, как серэ были выходцами из обеспеченной среды, то их эксцентризм не принимал таких крайних форм, которые характерны для салов. Но все же, это утверждение, скорее является из разряда предположений, потому что один из самых известных серэ 19 века Акан-серэ Корамсаулы, был из подрода Карауыл рода Аргын. То есть простолюдином. В преданиях о нем говорится, что он был очень, если не сказать сверхчистоплотным человеком. Зачастую носил новую одежду белого цвета. Однажды, когда перед ним разостлали запачканный дастархан, он тут же встал с места и молча покинул юрту. Все это говорит о том, что с распространением в степи ислама, между серэ и салами произошел своеобразный раскол. Серэ стали все больше и больше уделять внимания не внешней мишуре, а внутренней сути собственного мироощущения. Они начали придавать особое значение чувству такта, своеобразному отношению к окружающим, изысканности в одежде, чувству вкуса и эстетике своего творчества. Но, тем не менее, серэ, до какой-то степени, продолжали сохранять неординарность поведения присущего им в прошлом. В потверждение этого, можно привести несколько вызывающих поступков из жизни знаменитого кюйши Таттимбета. Однажды он прибыл на поминальный ас – поминки по Оскенбаю, родному деду поэта Абая Кунанбайулы, верхом на коне с раскрытым зонтом над головой. Прежде чем прибыть в аул, где дают такого рода поминки, согласно казахскому обычаю, нужно сойти с лошади. В другой раз Таттимбет, чтобы облегчить страдания старика, скорбившего по поводу кончины своего единственного сына, принялся играть печальные кюи, усевшись на порог юрты, что также является нарушением принятых в обществе этических норм. Конечно, он знал, что порог юрты, в традиционном понимании казахов, считается границей между своим и чужим, хаотичным миром. Поэтому никому не разрешается не только садиться, но даже наступать на священный порог. Но, Таттимбет, своим необычным поступком хотел только усилить всю тяжесть горя, свалившегося на бессильные плечи старого, беспомощного человека и разделить с ним горе.
Салы и серэ славились и тем, что могли выполнить неординарные просьбы окружающих. Как-то одна женщина пожаловалась Таттимбету на своего мужа, который, будучи еще не старым, потерял интерес к супружеской жизни. Тогда Таттимбет пригласил его к себе и, ни говоря ни слова, сыграл свой новый кюй. Во время игры лицо того мужчины стало преображаться, выпрямилась спина, на щеках появился румянец. Когда Таттимбет закончил свою игру, взволнованный мужчина молча покинул его юрту. Говорят, та женщина больше не приходила к серэ. Кюй же, который сегодня широко известен, называется «Балбырауын» – томление».
Не все в степи относились к поведению салов и серэ терпимо. До сегодняшних дней дошли стихи поэта Кокбая Жанатайулы, который относился к ним явно критически:
САЛДАРҒА
Бояулы ер, түлкі тымақ, ақ үзеңгі,
Көк белбеу, саптама етік, шапан өңді.
Мал бағып, еңбек етпей, ат сабылтып,
Құдайдың қас әуресі таптың нені?
Сал әуре қыз-келіншек басын сүйеп,
Үкілеп бастарына таққан шені.
Оқу мен өнер білім жұмысы жоқ,
Сергелдең серіліктің бар ма жөні?
Жас күнде оқу оқып, білім алсаң,
Таусылмас қазынаның болар кені.
Өткізген жас өмірді босқа жатып,
Ал, салдар бірінші рет көрдім сені.
К НАШИМ ПОЭТАМ-ЗАТЕЙНИКАМ
Покрашено седло, шапка лисья, белое стремя,
Синий ремень, удлиненный сапог да яркий чапан.
Лишь гулянье в уме, нет чтоб трудиться,
Что нашли в этом вы?- задаю вопрос свой я вам.
Салы, вам лишь бы развлечься,
На шапках перья, будто веселья вечного знак.
Нет дела до знаний, да от правды жизни отречься,
Есть ли смысл в том какой, ответьте, иль как?
В молодости нужно учиться, да к знаниям стремиться
Только в ученье нескончаемой казны яркий свет.
Пролетит птица жизни, не дав оглянуться,
Салы, я вам говорю, пора остепениться.
Казахские салы и серэ, несмотря на кажущуюся бессмысленную праздность своего поведения, выполняли в обществе особо важную функцию. Они служили ярким примером свободолюбия и инакомыслия, нежелания оставаться бесправными, безропотными членами родовой общины. Их нарочито гротескная, карнавальная, шутовская манера поведения, принимавшаяся некоторыми как внешняя мишура, помогало лишь ярче проявить свою внутреннюю свободу и позволяло создать для окружающих ощущение настоящего, непреходящего праздника. Праздника, которого всегда и везде ожидали с особым трепетом. И артисты степи не разочаровывали своих зрителей. Например, Башен-сал свое искусство предпочитал показывать на острове. И при этом мог сидеть целых четыре дня, поджав под себя ноги, играл на музыкальном инструменте, пел песни. И ничего, ноги отлично выдерживали.
История донесла до нас имена таких известных салов и серэ как Биржан-сал, Акан-серэ, Таттимбет, Жамбас, Сыпыра и другие. Известно что некоторые свои статьи великий писатель и ученый Мухтар Ауезов подписывал псевдонимом: Жаяу сал – Пеший сал.
Самую лестную характеристику салом и серэ, наверное, дал известный исследователь казахской музыкальной культуры Ахмет Жубанулы, который называл их настоящими людьми искусства и степными актерами, всю свою жизнь чувствовавшими себя словно на сцене.
Сегодня, таких профессиональных салов и серэ, конечно, нет. Только изредка в поведении нынешних звезд эстрады, актеров театра, артистов кино и художников проскальзывает нечто, отдаленно напоминающее свободные нравы законодателей веселой, беспечной жизни в казахской степи – салов и серэ.
В статье использованы материалы:
из статьи А.Маргулана «Күйді ертреп, әнді мінген кемеңгерлер»;
из книг: М.Жумабайулы «Шығармалары», А.Затаевич «1000 песен казахского народа», «Бес ғасыр жырлайды», Е.Исмаилов «Акыны», А.Сейдімбек «Ойтолғақ», С.Негимов «Қазақтың сал-серілері», Е.Турсунов. «Происхождение носителей казахского фольклора», Б.Аманов и А.Мухамбетова «Казахская традиционная музыка и ХХ век».
Смысловой перевод стихов сделан автором статьи.