Марат Исенов
Если говорить о духовной генеалогии Марата Исенова, интересно то, что он, несмотря на свой отнюдь нестарческий возраст, осознает себя плодом «весны и Берии»: «Это больная вечность -//В бетоне гнилые черви.//Время лечат ягода¬ми зелеными». В этих строках все настолько сконцентрировано, что черви оказываются не в яблоке, а в бетоне, а вечность предстает больной. Что может быть хуже нескончаемой больной вечности? Видимо, только ягоды зеленые. К счастью (для поэзии), наш поэт из¬бежал эйфории синих ночей, которую в советское вре¬мя исповедовали многие из нас. И спасла его от этого поэзия «серебряного века» со своей тоской по культу¬ре и акмеистическим максимализмом в восприятии ее плодов. Смотрите, к примеру, как переосмысляет Ма¬рат совершенно избитое место из трагедии о принце датском: «А вот это — Гамлет Офелии держит череп, / /И бормочет влюбленно: «О, Йорик… мой бедный Йорик…» Здесь речь идет о нравственной глухоте Гамлета и его склонности к бесплодному резонерству, когда объективно он несет в себе только разруху и пустоту, не замечая рядом ни одной живой души. Пожалуй, отрицание пустоты и попытка ее оживотворения там, где она возникает, и составляет серебряную нить поэзии Марата Исенова, которую он из русской поэзии начала XX века дотянул до наших дней.
Тиграну Туниянцу,
врачующему поэту…
… Мы уйдем от погони не повзрослев
старый пруд закрытые анемоны
розовый рис охраняет забавный лев
южный крест снимает свои погоны но
то ли циновка новая и хрустит
то ли слышно как кто-то спешит по снегу
под другими звездами сжав в горсти
свою жалость и боль опоздать в аптеку…
Вадиму Гордееву, болеющему поэту…
.. Вот о чем напевала чава-цыганка
наплела паутины на всю катушку
посмотри как шагают пешие как огранка
благородит булыжники и картошку
что там лал-смарагды о чем пекутся
эти щупальца клавиши молоточки
над буграми плещется лоскут куцый
под осиной в кащеевом теремочке
свадьба жабы-жидовки и офицера
весь как есть в орденах или под арденном
скорпион боднул волопаса спелым
ядом матушки под колено
вот зачем варились в утробе
клецки пани Лядвига слышишь уходим в нети
Павелецкий Казанский нет Поволоцкий
Половецкий скорее согласно сплетен
и по осени вовсе нитеобразный
пульс по лыточки в жидкой каше
и тоскливая бритва всегда опасней
для небритой щеки и твоих мусташей…
***
«…А что это за процессия ?
— Это сироты хоронят воспитательницу
своего приюта…»
«.. .апельсины в тумане
пятна свечей горящих
в голых ветвях
флора арабской вязи
демон меня иссушающий и казнящий
это детский лепет
серьезно играет в ящик…»
«Житие можжевельника в дождь…»
Фрагмент 3 «Соло Апостола»
.. .демон меня иссушающий и казнящий
голову обдувает траурный клавесин
нобели обрываются чище чаще
с веточек реандзи
на императорских кладбищах сухо просо
школьное но ликует лаковая вода
рек и реки уносят осень уносят осень
в дальние города
и кто-то утонет демон лови арену
девственность часть вторая но попроси
зверь — циферблат и зазвучит по венам
траурный клавесин
в лозах вино и пеленают флейту
сжалься невыносимо сжалься и клевещи
на хоровод на кружево йоту тэтту
на их хрящи
на камыши с синицами гарь и кровлю
перстень подкову кремень истому дрожь
на черепа на воронов в изголовье
на зимний дождь
и тронет поводья бархатная охота
старше пейзажа старше его руин
и отпевает ветошь жженую ветошь года
траурный клавесин…
.. .похороним как камушки синагоги
свои с осенними чердаками
в коричных листьях и с тем немногим
о чем наверно мы знали сами
о Карле Кларе о вереске и моллюске
о Мэри Перси о Шелли о Биче.. .Ченчи…
сквозной иллюзией нежно и очень тускло
звенит бубенчик ослепший звенит бубенчик…
.. .демон меня иссушающий и казнящий
торкватто тассо бен эли ами инферно
бес фальшивомонет фальшивомонет ящик
почтовый нищий фиолетовый и не первый
вглянь цеху лиц игла замлепо лето
оба мри сиг ли боль ли но рана
клей моне тыря вер с минарета
ипра рос пиша врат ус сопрано
нет только роз бордо пятнами и зигзаги
памяти демон памяти ледореза
хроника кислорода сожгла злаки
значит вызреть воззреть возжелать резво
в пае сна омой цвет ленты икара
в пае сна весны слогами но осин осип
коз армении коз нии тротуара
рыба рива о соснах рожна косит
поел сна и пряный плюс на незрячем
в поле сна увечен впаял усами
пояс лиса на полюс ос и щебечет
ста лет стая северными устами…
…демон меня иссушающий и казнящий
нет прощенья листве ясней присных
в ничего не стоящем настоящем
смерть колыбель родинка шелест листьев
если смысл смыт режет он и епископ
в ноябре сам ноябрь благословенен
солнца лесостепи ледяной список
ливня ровня невинн и в твои вены
бритых старух комнаты и в ряду там
годами я год но ранет рано
распускают пряжу ничтожно в утро
что прядут в бреду и прядут странны
лен и тлен звезда Аляска в зените
грозди эроса режутся росы троньте
если не сможете множества сохраните
сироты суицида до горизонта…
…демон меня иссушающий и казнящий
гроссо аданте ададантедивина
доброй ночи отточеный щучий хрящик
спи спокойно прозакланная половина
в этих скорбных буклях сухого яда
в этом платье от яны второго цвета
бес в ребре окоемного звукоряда
жги двенадцать цыганочек без либретто
пусть в петлицу астру и девять миртов
в руку в руцу и лбом об венчик
засыпайте миром под снегом сытым
пусть молчит заветный слепой бубенчик
цифра восемь впивается восвояси
прожужжав беременной медуницей
доброй ночи авгуры в целебном мясе
прочитайте сны что могли присниться…
***
.. .Ты уснул, и позабыл ключи ,амичи…
На губах молчанье млечное.
Ветренно.. Осыпается серебряной мелочью
Весь пейзаж, пробитый ветхими венами.
Монолиты сна ничьи теперь, амичи…
Отзвучали небеса в росписях
-На холстах у образов яблочных
Виноградные глаза осени…
***
…Я пройду по земле
босоногим седым
молдаваном в смутной тяжбе с Отцом
за оливы и за
геллеспонт. Я пройду, как прибой,
побережьем,
Укрытом туманом,
И подсолнечным маслом заката
Зальет горизонт.
***
…И это не страшно , если не закричать:
«Вон отсуда!. .пожалуйста.. вон отсюда…»
Это всего лишь кровь радужного луча,
И ознобом младенческая простуда.
И не важно: взгляд ли, улыбка — клин.
Пустоту не вышибить пустотою.
Город глотает лихорадочный аспирин,
Задыхаясь березовой берестою…
***
…и воздух отхлынет, но останется известняк,
останется сланец в пятнах совиных перьев,
горючие корни очнутся и зазвенят
в унисон всем деревьям империи и гварнери.
и можно расслышать топот оленьих стад,
пересекающих осень в ее зените;
как, разбиваясь вдребезги о пассат,
горизонт оплывает, чтобы застыть в граните;
как входят в рост базальтовые снега
одиночества; как с песнею похоронной
нас принимает каменная тайга.
И дождь штудирует гражданскую оборону…
***
Навигация, в сущности, — та же лоция.
В чреве галактики вертится космостанция.
Подмигни ей — она прекратит все твои поллюции,
И порноснимки представит, как папарации.
Как сплелись узлом на поляне Весна и Берия,
Удобряя почву мускусного идиллией,
Чтоб росла и светилась фосфором пионерия
По лесным оврагам ночами синими.
Это больная вечность —
В бетоне гнилые черви.
Время лечат ягодами зелеными.
А вот это — Гамлет Офелии держит череп,
И бормочет влюбленно:
«О, Йорик…мой бедный Йорик…»
***
…Росли религиозные деревья
вокруг и вдоль по улице.
От светло-
розоватых впечатлений
восставшая из памяти,
как лица
когда-то позабытых незнакомых,
всплыла какой-то радужной гангреной,
неясной, словно зыбь заболевания…
Но от бессилья, может быть: бесцелья,
ее лицо внезапное ослепло,
неузнаваема в ветвях бескровных,
что для беседы малооткровенны,
пока не станут перегноем, пылью.
Продлившись до конца уже оттуда…
Деревья,
вещи,
лица,
веки — тленны.
Теряя веру, огонек мигает,
как будто бабочка вокруг него порхает,
что не подвержена ни яду , ни огню…
ни птице, ни зиме…