Аслан ЖАКСЫЛЫКОВ. Из романа «Сны окаянных». Возвращение в Зону
вставить текстТы лежал, скорчившись возле рдеющих углей, сновидящих непроглядную волчью ночь, ночь сизую, жестокую, кишащую тенями, силуэтами, зловещими, словно ножи в смертельных бросках и полётах; ночь хрипела в твоей груди, задыхалась и пела, пенно бредила, звала прошлое, отца и мать, и непонятно было, кто лежал возле костра и бредил немыслимым, мальчуган, напуганный снежной мутью, в которой проре¬зались фигуры в остроконечных шапках с винтовками в руках, или старый и вечно одинокий, плачущий слезами, в которых скопилась боль, горькая соль многих и многих лет, то ли приснившихся неведомо кому, то ли отгремевших стремительной явью, больше похожую на призрак, из тех, кто в потемках памяти бродит по старой зимовке и творит свое житье-бытье, не принадлежавшее никому; однако они не ведали, что давно мертвые, что их кости сгнили, превратились в прах в могилах, вытянувшихся вереницами вдоль большой дороги в город, они не знати, потому, то и дело окликали тебя, ясноглазого и смешливого мальчугана, окликала мать, подзывал отец, кашлял глухо, надрывно, и кашель его измерял глубину ночи; что-то бухало у горизонта, вспыхивали зарницы, шли бои, кочевники были в стороне, они таились в своих ущельях, вели долгие разговоры, судачили, судили-рядили, теряли время, счастливый своим детством малец, пересмешник, не хотел уходить с луга, все оглядывался, все искал глазами в траве перепелку, а в груди плескался смех, звонко плескался, перелетал отголосками с откоса на откос, садился в кустах печальной перепелкой и плакал, не хотел засыпать один в густых травах, таких дремучих, дремлющих, непроглядных, как самое время, как неисчислимые годы; ау-у-у-балам, летел над лугом зов матери, бухал кашель отца, бухало у самого горизонта, где шли бои, о которых малыш ничего не знал, но знали все взрослые, знали и скорбно никли ликами, темнели глазами, ибо приближался срок последний, неотврати¬мый, о котором было сказано в легендах золотого века, лишь ты один не ведал об этом, и поэтому, скорчившись у костра, млея сладким сном пятилетнего мальца, отзывался на зов отца и матери истомным стоном, стоном, плачем перепелки отзывался, откликался отголосками перепелиного плача над вечерним лугом, откликался шелестом темной прохладной травы, мерцающей звездами, звездами бездонной ночи, отзывался смехом быстрой и прозрачной речки, отзывался хрипом в груди Старого безмерно одинокого, бредящего прошлым, бродячими тучами далекого затерянного в летах детства.
