Поэзия

Мне весело жить —
Хороню тебя сто раз на дню.
Стараюсь запомнить победный росчерк
Улыбки твоей
Ласточкокрылой.

Сродни твой голос музыке. И я
Грущу о том, что я не Бах, не Лобос.
Чтоб радости и скорби не тая
На нотный стан переложить твой голос.

Струне созвучный, что из серебра
Твой голос — средство для полета в сферы,
Где слух свой нежат с ночи до утра
К портьерам нашим притулившись эры.

Мы и хохочем и поем с тобой,
Ты долго мне рассказываешь что-то.
Летят во тьме воркующей гурьбой
Из губ твоих пленительные ноты.

Ты словно лиры гибкая излука,
Что создана для извлеченья звука.

Разлуки страх опередив,
Бесстрашно мы с тобой расстались.
Звонками я твоими жив,
Письмом, что библией мне стала.

Висит в шкафу и твой халат,
Храня и запах твой и трепет.
Бреду, задумчивый, я в сад,
Березок слушать треп и лепет.

Но как ни тешил бы себя,
Мне без тебя поздравить не с чем,
Я всем любуюсь не любя.

Мне день любой теперь зловещ.
Зачем хранить твои мне вещи,
Когда здесь сам я словно вещь?

Любовь — невозможность тебе не звонить
С тревогою: ”Где ты и как ты?”
Любовь — это страха наждачная нить,
Надежды бессонная вахта.

Любовь — пробужденье, где имя твое —
Молитва открывшая утро.
Монахам любви с нас довольно вдвоем
Продолжить завет “Камасутры”.

Монахи любви, мы воздержны во всем,
Но только не в радостях плоти.
Любовь словно торба с овсом.

Приятнее быть говорящим конем,
Чем жертвой на славной охоте
Мазил, что не видят и днем.

День словно серый платок,
Намокший от влаги.
Над домами неба каток
Давит и давит.

Но не гнетет он меня,
Подвигнут весною.
Сирый пленник серого дня
Окно я открою.

“Стоп! Это станция Март!
Ошиблись, фрау Осень!”
А Осень откликнется :”Карк!”
Посмотрит косо.

Но влив озона глоток,
День сядет со мною
Завернувшийся в бабкин платок
Девчонкой Весною.

“Я не прощаюсь. До свиданья. Жди.
Люблю тебя!” О, этот скорбный голос.
И как назло — дела, друзья, дожди,-
Куда ни кинь, я пленник поневоле.

Любовь чужда основам бытия.
Нежданной гостье, ей ужасно плохо,
Что время есть для сплетен, для бритья,
А для нее мгновений жалких крохи.

И потому любви мир тоже чужд,
Ей наплевать на груды наших нужд,
Она стремится к власти безраздельной.

Ты с ней иль нет? Противник или раб?
Но хуже нет, когда такой бездельник
Становится добычей прочих баб.

Как прекратить сию войну,
Когда в себе любовь лелея,
Из женщин всех мы лишь одну
Изводим ревностью своею.

Когда из всех она одна
Сильнее дьявола и бога.
Она настолько неземна,
Что ищешь в ней щепоть земного.

Жестоки мы, но ведь и к нам
Нет снисхождения от женщин.
Счетам взаимным нет конца.

Насколь бы было меньше драм,
Когда б иной удел завещан
Нам был бы в замысле Творца.

Люблю в тебе я искрометный взор,
Лукавую, задорную улыбку.
Непринужденный, вольный разговор,
Твой фигуры трепетность и гибкость.

Глаза люблю, которые не лгут,
Люблю твой голос — колокольчик звонкий.
И тень люблю у уголочка губ
Залегшую, чтоб радость твою комкать.

В тебе сошлись рок ночи, щедрость дня,
И темное и светлое начала.
Ты тем, наверно, и влечешь меня.

Я очарован как сестрою — брат.
И пусть тебя судьба не баловала,
Попробую тебя избаловать.

На фото надпись: “Я всегда с тобой”.
О, эта надпись помнит счастья эру!..
Опустошенный, в комнате пустой
Обкраден я нежданною потерей.

Я знаю, что во многом виноват,
Что не дорос до пика совершенства.
И все же, трудно восприять мне ад,
Известный нам под логикою женской.

В ней истин нет доступных для ума,
Сама пришла ты и ушла сама,
Как милость божья, что сошла на нет.

Велик чрезмерно иль ничтожно мал,
Любви, увы, обманчив пьедестал,
Размером ровно с твой фотопортрет.

Ты гольфстрим жизни, милосердья бриз.
Меня относишь к полюсу Добра ты.
И я, смущенный, принимаю жизнь,
И в снах любви, и в грозовых раскатах.

И пусть твердят об идеалах мне.
О тех, в которых мирозданья спицы,
Я, простираясь как на землю снег
Всечасно буду о тебе молиться.

В сугробах мыслей о тебе заснув,
Надежд лелею в сердце я весну
О том, что буду я достойным Лиры.

Не облачаясь в блеск мишурный риз,
Ты гольфстрим жизни, милосердья бриз.
Ты веры ось в неверном этом мире.