Без листьев стынут белые березки.
Коры их цвет, как сердца обнаженье.
Погладить их и то грешно, неловко,
Не не жалеет ветер их осенний.
И злобу ветра видеть нелегко мне.
Березки тянут в холодок ненастья
Ветвей мольбу. А я твои припомнил,
Твои в разлуке стынущие пальцы.
Я глажу ствол. Меня не отучить.
И нежности незримые лучи,
Как пальцами разбередили память.
Твоя душа, как эта береста –
Нежна, хрупка, возвышенна, чиста.
Прости, что я ее любовью ранил.
С тех пор как ты… – во времени проем
И вдребезги самоиспугов клетки.
Любовь моя! Спокойствие мое!
Я сад с плодами нежности на ветках.
Мне некуда и незачем спешить,
Мне не за что и незачем бояться.
С тобой пришло спокойствие души,
Которое и есть, наверно, счастье.
Спокойствие, но все же не покой.
Покой есть смерть, а жизнь течет рекой,
Все принимая, что достойно жизни.
Так вот и я куда-то все теку.
Извилист, крут, непостижим мой путь.
Незрим для всех и лишь тобою признан.
С тех пор как ты в груди моей цветешь,
Я примирился с равнодушным миром.
И вызывает пониманья дрожь
Во мне теперь и град, и дождь, и сырость.
И обнаженность яблоней в саду,
И воробьи на ласточкиных гнездах…
Во всей любви я тайный знак найду,
В росинке каждой я открою звезды.
Иду к тебе, а значит, я иду
В огромный мир, в котором даже льду
Дана снегурки непростая участь.
Вино разлуки, как осенний сад.
Есть в нем познанья странный аромат.
Иду к тебе и радуясь, и мучась.
Мы в разлуке, но разве возможно,
Чтоб была между нами разлука?..
Даже день этот мил мне промозглый.
Тот, кто любит не может быть букой.
Пробиваясь сквозь дни и пространства,
Через все, что уж было и будет.
Как услышать мне радостно: «Здравствуй!»
В череде неприветливых буден.
Твое фото, как радости вечность.
Если в мире еще человечность
Что-то значит, то будем мы вместе.
Твой халат украшает мне ночи.
Ты звони, о, мой милый звоночек
Из страны благородства и чести.
Этот солнечный день, словно солнечный взгляд у любимой…
Эти горы – ее золотая корона…
И волос облака растворяются в радостной сини,
Чтобы в сердце моем слов раскрыться бутоном.
Я лежу на диване, как на облаке дум и мечтаний.
Я впервые без дела, хоть и ждет меня множество дел.
О, любовь – ты свобода! И я никогда не устану
Повторять эту заповедь всюду, перед всеми, везде.
«Любовь», «люблю» – а ты проникни в душу.
А ты пойми, что несмотря на боль,
Иду к тебе сквозь тернии и кущи,
Чтоб хоть разок быть понятой тобой.
Иду я лесом бесприютным, темным.
И хлещет дождь, и ветер в спину бьет.
А я несу огонь любви в ладонях,
Сама душою превратившись в лед.
Не жду уже я ничего от жизни,
Но, как кета на родину икру –
Несу огонь свой, что никем не признан
И всеми понят, как напрасный труд.
Какая мука, боже как несладко
Всю жизнь витать на крылышках мечты
И на пороге третьего десятка
Узнать, что ты давно уже не ты.
И что коль виден праведности вектор,
Коль разумом и сердцем не потух,
То, значит, этот беспощадный некто
Себе присвоил свой мятежны дух.
И вот, не в силах разгадать причины,
Преодолеть не зная как разрыв,
Твой дух, как будто адская машина,
В неверном теле заведен на взрыв.
Когда-нибудь наступит и катарсис,
Но лучше если где-нибудь на Марсе.
Ты вся в себе и там из глубины,
Нарядная, всплываешь вдруг улыбкой.
Я пью вино, в том нет моей вины,
Я пью вино полупризнаний зыбких.
Мы что-то ткем, а что – не все равно ль?
И кажется, всё крепче паутина.
Но как король тот остаюсь я гол.
Вновь ускользаешь ты в свои глубины.
Так в детстве помню – обо всем забыв,
Лишь чуя сердцем праздничный призыв,
И зовом этим движимый все дальше,
Вслепую шаря по немой стене,
То золотой, то призрачный, то не…
Поймать пытался солнечный я зайчик…
29. 02. 1987
Пью вино твоих глаз…
Волны хмеля как в дюнах.
Нам не надо ни ваз,
Ни тем более рюмок.
И тем более слов,
И тем более «чуда».
Уважайте любовь
Без словесной посуды.
Что за глубь, чистота!
Словно чувства строка
В переливы одета…
Ну а вечером – р-раз!
Пью вино твоих глаз
Из наперстка-сонета.
29. 02. 1987
Осенний день из желтизны и сини
Ведет меня тропинкой дум к тебе.
И ни к чему мне корабли, машины,
Ты и без них сейчас со мной везде.
Ты в этих листьях напоенных солнцем.
Ты в этой яркой, звонкой синеве.
И потому разлука наша – нонсенс.
Не верю ей, и ты, прошу, не верь.
