РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ. СОНЕТЫ ЛИРЕ

Постичь пытаясь чувства глубину,
Жестоки мы порой к своим любимым.
Из всех на свете женщин лишь одну
Мы мучаем сверхподозрений дымом.

Из всех на свете женщин лишь одна
Нам кажется и дьяволом, и богом.
Она в любви настолько неземна,
Что ищем в ней крупицу хоть земного.

В ней все не так, все задевает струны
Души смятенной. Навевая думы.
Как будто раны посыпая солью.

В ней все не так – и искренность, и томность…
Что это – слабость иль неутоленность
Любви, растущей на подзоле боли?

Да ты права – не заслужив любви,
Я, как ни странно, твою жертву принял.
Я видел в этом щедрый дар судьбы,
Которому «Величье жизни» имя.

Я принял дар, простив судьбе все то,
Чего и так давно простил, не злобясь.
И вот с тех пор не нужен мне никто –
Лишь только ты – мое крыло и совесть.

Мне без тебя, как будто без небес.
Исчез во мне божок любви, исчез.
Он за тобой скользит понурой тенью.

Безвинен я и все же виноват.
Сошли меня в самопрезренья ад,
Ведь твоего я не снесу презренья.

О, глаза твои, полные слез
И лицо, как листок на ветру…
Этот взгляд твой я в сердце унес.
Я утру твои слезы, утру.

Но утру не платком, не рукой –
Изолью я по капельке горечь.
Я уйду далеко-далеко
И вернусь к тебе очень нескоро.

Ну а если придешь ты ко мне,
Тебя встречу, как будто во сне,
Все пытаясь найти в тебе ту…
Ту, с глазами, полными слез…
Боже, если ко мне ты придешь,
Не забудь свою красоту.

Я тебя уведу в золотистые дали.
Засинеют прощально за нами хребты.
И порежем с тобою мы тучи печали,
Чтоб пробиться отчаянно к солнцу мечты.

Мы пробьемся сквозь тучи! Конечно, пробьемся!
И построим шалаш, и детей наплодим!
Будем жить мы в содружестве с ветром и солнцем,
Воскуряя любви чистый жертвенный дым.

И ты станешь не Евой, а праматерью Лирой.
И развеем мы лирность по миру.
Чтоб исправить ошибку библейскую.

Не из глины Адам – из любви он, из боли.
Но являем его не для боли, для воли.
Ну а все, что не так – лицедейство.

Твой будильник заходится в стуке.
Он упорно твердит мне о долге.
Я тянусь за страницей – о, мука!
И смотрю на нее долго-долго.

Аж в глазах от старания щиплет.
И белеет листочек невинно.
Ну а время застыло и сникло
И свисает, морщинясь с гардины.

Твой будильник заходится в стуке.
Укоризненны стрелки, как руки.
Циферблат, как огромное веко.

Мол, работай, не вздумай волынить!
Но любовь – это сон и отныне
Пусть все знают – заснул я навеки.

Нет, не проходит ничего на свете –
И сны, и радость, и мечты, и муки.
И лик наш – образ непрошедших этих
Следов любви и ненависти лютой.

Глаза твои в лучах морщинок добрых,
Но вот у губ порой такая складка,
Как будто ты взрослее, чем твой возраст,
И знаешь, как на свете жить несладко.

Люблю тебя за эту скорбь немую.
И если только сладость поцелуя
Способна вызвать чудо,

Я зацелую все твои тревоги,
Чтоб ты воспряла девой-недотрогой,
Которая была такой и будет.

Настал час Лиры. Суета, остынь!
Вернитесь мысли к алтарю познанья!
Язык, стань проще! Я хочу простым
И внятным слогом рассказать о тайне

Моей души.
Бывает час такой,
Когда ничем не в силах я заняться.
Движенье ранит и гнетет покой
И все не так, и все поспешно, наспех.

И значит это Лира обо мне
Подумала иль вспомнила, иль не…
Не может быть! И настает час Лиры.

Тревоги час и сладкий час блаженства.
О, этот час под обаяньем женским –
Нет ничего отчаяннее в мире.

Без листьев стынут белые березки.
Коры их цвет, как сердца обнаженье.
Погладить их и то грешно, неловко,
Не не жалеет ветер их осенний.

И злобу ветра видеть нелегко мне.
Березки тянут в холодок ненастья
Ветвей мольбу. А я твои припомнил,
Твои в разлуке стынущие пальцы.

Я глажу ствол. Меня не отучить.
И нежности незримые лучи,
Как пальцами разбередили память.

Твоя душа, как эта береста –
Нежна, хрупка, возвышенна, чиста.
Прости, что я ее любовью ранил.

С тех пор как ты… – во времени проем
И вдребезги самоиспугов клетки.
Любовь моя! Спокойствие мое!
Я сад с плодами нежности на ветках.

Мне некуда и незачем спешить,
Мне не за что и незачем бояться.
С тобой пришло спокойствие души,
Которое и есть, наверно, счастье.

Спокойствие, но все же не покой.
Покой есть смерть, а жизнь течет рекой,
Все принимая, что достойно жизни.

Так вот и я куда-то все теку.
Извилист, крут, непостижим мой путь.
Незрим для всех и лишь тобою признан.

С тех пор как ты в груди моей цветешь,
Я примирился с равнодушным миром.
И вызывает пониманья дрожь
Во мне теперь и град, и дождь, и сырость.

И обнаженность яблоней в саду,
И воробьи на ласточкиных гнездах…
Во всей любви я тайный знак найду,
В росинке каждой я открою звезды.

Иду к тебе, а значит, я иду
В огромный мир, в котором даже льду
Дана снегурки непростая участь.

Вино разлуки, как осенний сад.
Есть в нем познанья странный аромат.
Иду к тебе и радуясь, и мучась.