Альманах «ТАМЫР» №5 сентябрь-декабрь 2001 г.

Махамбет

(1803-1846)

Ұлы арман (Великая мечта)

Вон пестрое знамя чужое
Проносится на скаку.
Сверну ли его я в тугое
Обличье позора врагу?

Стрельбой из ружья озаренный
Настанет ли сладостный день,
Где буду устами мудрейших
На битву я благословлен?

Где ночью лисице подобный
Я буду мерзнуть, но ждать.
А днем, словно волк благородный,
Дорогу себе пролагать.

Где стынут лопатки от гнева,
Где сжал я копье с бунчуком…
Вверяя себя только небу,
Мечтаю о дне я таком!

Продолжить чтение

Говорят, что когда-то, еще до принятия казахами и другими тюркскими народами ислама, мы поклонялись великому небесному богу — Тенгри. И еще говорят, что тенгрианство было монотеистической религией и, мало того, имело книгу — свод религиозных нравственных правил. Самое печальное в этой истории — говорят, книга великого Тенгри потерялась в глубине других монотеистических веков.
Тенгрианство учило, что не существует ни ада, ни рая, а только есть ответственность человека перед всем сущим, и человек не имеет права без божьего веления убивать гобое животное, даже насекомое, потому что мы все — дети бога Тенгри — имеем одинаковое право, определенное богом, и каждый человек, ушедший в другой мир, станет аруахом и святым, и о них, об аруахах, никто не будет говорить плохо, ибо это гоже наказывается: и если ты совершаешь зло, то наказание за это когда-нибудь настигнет тебя, а если ты умрешь до наказания, то оно постигнет твой род. Когда совер-паемое зло очень тяжкое, то, возможно, исчезнет весь твой род и на земле не останется твоего следа. Ты не имеешь права на жизнь. Очень страшная кара!

Продолжить чтение

АУЭЗХАН КОДАР. РИМСКИЕ МОТИВЫ

Как известно, существуют два вида поэзии: нормативная и ненормативная. Последнюю еще называют альтернативной. А суть ее в том, что “низ” преобладает над “верхом”, либидо — над разумом, вытесненное — над вытесняемым. Ее стиль — это брань, эпатаж, анально-фаллические образы. Словом, это эстетический перевертыш, уравнивающий в правах попранные стороны человеческого естества.
Особенного расцвета такого рода поэзия достигает в переломные эпохи, когда положительное исчерпывает свой потенциал. Поэты как-то вдруг обнаруживают, что им нечего воспевать. Одический стиль вынужден профанироваться, или перейти к культу негации. Так, цезаристский Рим, растоптавший республиканские ценности рождает Катулла, средневековая Франция — Рабле и Франсуа Вийона, екатерининская Россия — Баркова.
Что касается нашего времени, оно, как стриптизерша перед телеобъективом, оголяется все больше. Боюсь, что скоро нечего будет оголять. И я думаю, что мое обращение непосредственно к поэтике римской античности более чем закономерно. Ведь и мы переживаем крах огромной империи и если что-то и видим вокруг, то только руины и пир во время чумы, т. е. разнузданный праздник голой витальности. Так всегда бывает, когда былые интеллектуальные парадигмы исчерпаны, а новые еще не наработаны. Поэтому мои РИМСКИЕ МОТИВЫ — это не стилизация, а попытка письма на несовпадающих цивилизационных и временных периодах. Видимо, ныне это единственное место, где поэт, отторгаемый отовсюду, может объявить тотальную войну всему, что его отторгает. И если я, казах ХХI века, как бы перевоплощаюсь в поэта античности, то это не отменяет той реальности, в которой я живу. А эта реальность — руины… Руины идей, представлений, ментальной предрасположенности, самой почвы, шатающейся под ногами. Но, на мой взгляд, рушится только то, что неспособно к жизни. И жалеть о руинах не стоит. Как писал Аристотель, бытие сущего проявляется многообразно. Только дай нам бог разглядеть его новые модусы.

Сердце чистым должно быть у поэта,
Но стихи его могут быть иными…
КАТУЛЛ

Браво, Лесбия, вам! Что творится у вас на полянке?!
Злые козлища ль тут иль забывшие уд лесбиянки?

Гордый Фаллос, что сник? Видно, чистил не там ты, где нужно
Был когда-то велик, а теперь хоть выбрасывай в нужник.

Был когда-то стояч, а теперь ты висишь как мочало,
И ничто ничего от тебя, старина, не зачало.

Рядом старый козел… Он весь потом воняет на совесть,
То ли в лужу, а то жахнуть в воздух натужно готовясь.

Ох, удружит сейчас! Как затянет козлиную песню!
Впрочем “ода козла” — это даже почетно и лестно!

Фалл давно уж не тот… Он обмяк словно цезаря евнух…
Он не помнит напевов напыщенно-грозных и “древних”.

Продолжить чтение

Марат Исенов

Если говорить о духовной генеалогии Марата Исенова, интересно то, что он, несмотря на свой отнюдь нестарческий возраст, осознает себя плодом «весны и Берии»: «Это больная вечность -//В бетоне гнилые черви.//Время лечат ягода¬ми зелеными». В этих строках все настолько сконцентрировано, что черви оказываются не в яблоке, а в бетоне, а вечность предстает больной. Что может быть хуже нескончаемой больной вечности? Видимо, только ягоды зеленые. К счастью (для поэзии), наш поэт из¬бежал эйфории синих ночей, которую в советское вре¬мя исповедовали многие из нас. И спасла его от этого поэзия «серебряного века» со своей тоской по культу¬ре и акмеистическим максимализмом в восприятии ее плодов. Смотрите, к примеру, как переосмысляет Ма¬рат совершенно избитое место из трагедии о принце датском: «А вот это — Гамлет Офелии держит череп, / /И бормочет влюбленно: «О, Йорик… мой бедный Йорик…» Здесь речь идет о нравственной глухоте Гамлета и его склонности к бесплодному резонерству, когда объективно он несет в себе только разруху и пустоту, не замечая рядом ни одной живой души. Пожалуй, отрицание пустоты и попытка ее оживотворения там, где она возникает, и составляет серебряную нить поэзии Марата Исенова, которую он из русской поэзии начала XX века дотянул до наших дней.

Тиграну Туниянцу,
врачующему поэту…

… Мы уйдем от погони не повзрослев
старый пруд закрытые анемоны
розовый рис охраняет забавный лев
южный крест снимает свои погоны но
то ли циновка новая и хрустит
то ли слышно как кто-то спешит по снегу
под другими звездами сжав в горсти
свою жалость и боль опоздать в аптеку…

Продолжить чтение

Майра Нурке — художник по войлоку, сопровождающий свои изделия стихами. Когда я впервые просмотрел папку с ее стихотворениями и фотоснимками войлочных композиций, меня сразу покорила их гармония, или какое-то ненавязчивое взаимодополнение. Майру занимает невыразимость сложных бытийных состояний, когда язык капитулирует перед сонмом возникающих образов. И, видимо, тогда, чтобы преодолеть свое лексическое бессилие, она обращается к войлоку. В ней, как и во всякой женщине (ведь женщины всегда ближе к истокам), жи¬вет восточный символический универсум, девственно-чистый мир наших предков-кочевников, привыкших жить открытыми миру, помещая все плохое в темном подзем¬ном слое. Но и эти темные глубины Майра не обходит своим вниманием: «Прибывая в чистом Пространстве, // где Черное Безмолвие // Отражает Безмерность свою //В Потаенности Степных Корней, //Проявляю себя в виде Слов, //Где истоком всего является Звук». Вместе с тем Майра не только чувствует фонетику бытия с
неведомо как проявляющимся смыслом, но и его цвет, цветосимволическую фактуру. В этом, видимо, ей помогает занятие войлоком. «Когда мужчина смотрит на женщин}-, //Становится оранжевым, //Будто запахнулся в оранжевый плащ. IIК женщина, тем временем, //Все еще под синей вуалью». Трудно сказать, как сложится в дальнейшем судьба Майры Нурке, но уже сейчас можно определенно сказать, что в ее литератур¬ном даре сомневаться не приходится. Это ее первая публикация, и я абсолютно сознательно не пытался сгладить кое-какие шероховатости. Ибо поэзия Майры как японский сад камней привлекает своим кажущимся хаосом.

***
Бескрайние пески,
Огненный ветер.
В грудь,
Капля с моря
Кап…

Продолжить чтение

Поэты ноль первого года

Ербол Жумагулов

 
Постскриптум

Бледный мастер подобий,
я, испробовав яд
“филий”, “тропий” и “фобий”,
тишиною объят:

лишь пустые ладони
двух подсвечников во
мраке ночи, и кроме
темноты – ничего.

И тоскою невнятной,
за минуту до сна,
эта вечность на вряд ли
будет завершена.

В обвалившейся коме
ни черта не найдешь –
лишь гудков в телефоне
непременную дрожь,

Продолжить чтение

Кто-то медленно скачет и скачет во сне, издалека, на светлом усталом коне.
Олжас Сулейменов

Дидар Амантай. Мен сізді сағынып журмін
уктар жума куш атылып едщ. Ертещне, квкжиектен найзагайлап шашылган от зецпр аспан тер1нде аунаган жабагы булт сауы-рын келденец кауып, сэу1рдщ суык. жанбыры Ал-маты шаЬарын селше узак жуган шакта, шеген-деп ершген тас сораптын тубшен унпп жол тапк-ан лайсан енд1 жылгалар беймвл!м жакка журдек агып жаткан.
Бьитыр айырылыскднда, Муктар эуел1 еюнш, кейш 69pi6ip сагынышына бой алдырып, туанде Kepin журетш Ралиябануы несер шайып, кара кошкыл рен тарткан тогыз кабатты уйдщ екшии сьщар дэл1зше жылап суыт юрдь Крзгалысына шесе шолпысы сьщгыр кагып барып токтаган макпал шашы жауын суына малшынып, тиген жерше жабысып кдлыпты. Ралиябану колын со-зып, конырауды басты, былгарыдан капталган курен есж шалкасынан ашылды. Босагадан Ер-бол квр1нд1, ол бипс кабыргалы сенект1ц капта-лына он иыгымен суйен1п, унс1з гурды.
— Муктар кайтыс болды, — дед! Ралиябану.
— BuieMiH, — деген ол.
Ралиябану табалдырьщтан аттап келе жатып Ерболдьщ кушагына GKcin кулады. Кеше Медеу шаткальша карангылык, едщ Tycin, жогарыдан ша-лк,алай туган жарык аи TenipeKTi ак сут туске жана бояган сет1нде, Ербол тауда калган окшау уйдщ какпасын окыс жулкып, Lnrepi жургенде — Муктар аулада мылтык тазалап отыр екен. Кдпел1мде Kipin келш, тунп шам астында кару устаган досын Kepin калт 1рюлген Ерболды танып:

*** взять нормальный текст