I
Мы легкой грустью Бога рождены,
Не потому ль так праздны наши дни?
Мы — вкус вина, в котором нет вины,
О, как же ты неосторожна грусть!
Так значит что-то было до Творца?!
О нет, Творец не мог иметь отца.
Мы слезы что текли с его лица,
Когда ты с ним была безбожной, Грусть.
Роняя слезы, он познал не скорбь,
А облегченье: что-то да исторг!
Но ты опять пристала, словно горб,
Ты в страсти этой невозможна, Грусть.
А мы… мы то, что он смахнул с лица,
Мы — сны томленья, тихий вздох Творца.
Нам надо путь пройти свой до конца
И доказать насколь ты ложна, Грусть.
II
Как хорошо что нас он позабыл!
Мы — пена дней, деликатес могил,
Расцветка хрупких бабочкиных крыл,
В которых ты зовешь нас к Богу, Грусть.
А если мы — начало и конец
И нам никто не мать и не отец,
Лишь сами мы — творения венец,
Зачем тогда твоя тревога, Грусть?
Бог умер или высохли умы?
Живем, таясь, заложниками тьмы.
Где света нет, там пустота сумы,
Так развлеки же нас немного, Грусть.
Смущает взор нудистствующих вид,
Творца подобьем нам уже не быть.
Ищи теперь другой метеорит,
Где ты была бы недотрогой, Грусть.
Порой с лицом, порою без лица,
Идем тропой в извивах без конца,
Конец которой только у самца,
Ты уж его там не запутай, Грусть!
III
Мечеть есть фаллос, церковь — лона свод,
Народ как семя, яйцеклетки ждет.
Епископ ходит словно идиот,
Ему здесь явно не до шуток, Грусть.
Сизиф и боги, кукиш и Сизиф,
Культура вся сошла в презерватив.
Корабль мысли глухо сел на риф,
Так вылезай же из каюты, Грусть.
Эрекцией какой-то рождены,
Мы — плод глобальной половой войны,
Не продолжать ее мы не вольны,
Любовь подобна парашюту, Грусть.