Вихрем кружится кам в маске сокола с серпиком клюва,
Так египетский Гор расправлялся с предателем-Сетом.
Бубен с черным крестом оставаться в покое не любит,
И камлание шло пока кам не упал на рассвете.
Как подкошенный рухнув, исходит он белою пеной,
Закатились глаза, превращаясь в ужасные бельма.
Не бросайтесь к нему, он в волшебное это мгновенье
Облетает, паря, гималаи, сахары и сельвы.
Вот воскрес Осирис… Гильгамеш об Энкиду горюет…
Будда в водах сидит подобрав в виде свастики ноги…
Солнце пышно встает … в переливе лучей словно в сбруе…
Ослепляя красой молодого исламского бога…
“Прочь же, прочь, Азраил! — отбивается кам утомленно,-
Смерть — подобие сна, дай проснуться посланнику тюрков!”
… Долго плачет кобыз — заунывно и потусторонне,
Словно с жизнью играя в последние жуткие жмурки.
“Слух — жилище души… сон — ее пребыванье вне тела…
Не живой и не мертвый, я — медиум между мирами…”
Просыпается кам, извлеченный из транса умело
Мерным ритмом кобыза, придуманным этим же камом.