I
В степи не услышишь глас одиночки,
Степь подобных себе только лепит.
Преобладанье пространства над точкой
Я называю степью.
Степь, как письмо на забытом наречьи,
Смесь загадочных знаков и амнезии.
Степь – это рана, открытая вечно
И ждущая вечно мессию.
II
Степь это та или может быть тот,
Кто вновь заведет задремавшее время.
Степь – это ноль иль царица пустот,
Что беременна сразу ничем или всеми.
Ах, степь – это скорбный, угрюмый балбал,
Предскульптура иль отсвет предмысли.
Нет, степь – это небо, а значит, и даль —
Путь, который никак не исчислишь.
Путь, неведомый всем, кроме этой степи,
Неподвластный уму, интерфейсам, догадкам.
Это то, что ползет, что бежит и летит
Траекторией трещин на бараньей лопатке.
III
О, мой Тенгри небесный, любви божество,
Покровитель в пути беззащитных и малых,
Если нынешний мир – завершенье всего,
Наша степь – это круг без конца и начала.
Каждый круг возвращает то мысль, то мечту,
Колесо бытия – степь, нам дарит в вращеньи:
Возвращенье всего – и религий, и чувств,
И коллизий былых и вражды возвращенье.
IV
Как всё это принять, я стою словно червь,
Без доспехов, щита, без меча-алдаспана.
Я – тень мысли своей, обнажен словно нерв
Не зажившей еще, очень трепетной раны.
Это рана – тоска от обилья молвы,
От обилия лжи, что журчит, хоть упейся.
Я – стук сердца жырау, подключенный, увы,
Не к наитьям степи, а к сетям интерфейсов.
V
Но мой мир так широк и он в этом степной,
Без границ и оград на пути озарений.
Я в тебе как Другой, степь, меняйся со мной,
Мы с тобою должны путь пройти превращений.
И скажу я тебе через годы спустя,
Выйдя старцем к тебе в предрассветное утро:
«Будь же львом, мой верблюд, или стань как дитя,
Позабудь обо всем, ты же наш Заратустра!»