АНТОЛОГИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
Перевод В. Семижонова
Чеслов Милош родился 30 июня 1911 года в литовском городе Шетине, в польско-литовской семье. Русский язык был одним из языков его детства. Получил образование в католической гимназии г. Вильно. По окончании гимназии учился на юридическом факультете университеета. В возрасте 26 лет переехал из Вильно в Варшаву, где устроился работать на радио, одновременно примкнув к группе молодых польских поэтов-катастрофистов. Во время Второй Мировой войны учавствовал в полськом сопротивлении. После войны поступил на дипломатическую службу: работал сначала в США, затем во Франции, где в 1951 году попросил политического убежища.
В 1980 году Чеслову Милошу была присуждена Нобелевская премия по литературе.
Постоянно проживая в США, с начала 80-х проводит часть времени в Польше.
В своей лекции на церемонии вручения Нобелевской премии в 1980 году Чеслав Милош сказал, что значительное влияние на него оказало творчество шведской писательницы Сельмы Лагерльеф, автора «Приключений Нильса с дикими гусями». При этом Милош отмечает ситуацию, в которой оказался Нильс: он летит над землей и с высоты полета различает внизу малейшие детали. Такая позиция – отстранения, а точнее сказать над-странения — поразила Милоша своим соответствием задаче поэта, какой он сам ее ощущал. Но она же и содержала для него источник неизлечимого недуга, которым, раз заболев, поэт обречен страдать вечно.
Чеслав МИЛОШ
ВЕСТЬ
Что нам сказать о земной цивилизации?
Что это была система разноцветных шаров из дымчатого стекла,
Где сматывалась и разматывалась жидкая сияющая нить.
Или что эта была вереница дворцов,
Выбившихся вдруг, подобно солнцу, из тяжелых ворот храма,
За которыми бродит чудовищность без лица.
Что ежедневно бросался жребий, и те, кому выпадала фоска,
Приносились в жертву: старики, младенцы, юноши, девушки.
Или можно сказать иначе: мы жили в золотом руне,
В радужной сети, в коконе облака,
Свисавшем с ветвей галактического дерева.
И наша сеть была соткана из знаков:
иероглифов для глаз и ушей, любовных колец.
Некий звук отражался вовнутрь, творя наше время,
Мерцание, трепет, щебетание нашего языка.
Ибо из чего мы можем соткать границу
Между внутри и вовне, светом и бездной,
Как не из самих себя, нашего теплого дыхания,
из губной помады, кисеи, миткаля,
биения сердца, что если молкнет, — мир умирает?
Или, возможно, мы ничего не скажем о земной цивилизации,
Так как никто в действительности не знает, что это было.
РАННЕЕ УТРО
Галопирующие кони
Уходящего века.
День занимается,
Огромный, над миром.
Мой фонарь гаснет, небо загорается.
Я стою у скалистого грота над рокотом реки.
В сиянии рассвета, на горе — осколок луны
ЗЕМЛЯ
Европа, моя милая родина,
Крылья бабочки, когда она садится на твои цветы,
окрашиваются кровью,
Кровь собирается в чашах тюльпанов,
Сияет, подобная звезде, в великолепии утра
И омывает пшеничные зерна.
Твои люди греют руки
Над похоронной свечой первоцвета
И в полях слышат ветер,
Завывающий в жерлах орудий,
Готовых открыть огонь.
В твоих землях страдание не постыдно,
Ибо здесь подают горький ликер в бокале
С осадком, ядом столетий.
Мокрыми вечерами разорванных листьев,
Над водами, несущими ржавчину
Затонувших доспехов центурионов,
У подножия взорванных башен,
В тени их пролетов, подобных акведукам,
Под тихим покровом совиных крыльев,
Красный мак, тронутый льдом слез.
ПОРТРЕТ ГРЕКА
Моя борода густа, веки — полузакрыты,
Как у тех, кто знает цену зримым вещам.
Я храню молчание, как подобает тому,
Кто познал, что человеческое сердце
Содержит больше, чем речь. Я бросил все:
Родину, службу, семью.
Я не искал наживы или приключений,
И я не чужой на борту корабля.
Мое простое лицо, лицо сборщика податей,
Торговца или солдата делает меня одним из толпы.
Я не отказываюсь воздавать должное
Местным богам и ем все то, что едят другие.
Говоря обо мне, этого достаточно.
***
Прости меня.
Я плел интриги, как многие из тех, кто по ночам обкрадывает
Человеческие жилища.
Я вычислял расположение часовых до того как решался приблизиться
К закрытым границам.
Зная больше, я притворялся, что меньшего будет достаточно,
В отличие от тех, кто давал показания под присягой,
Безразличные к ружейному огню, выкрикам из кустов, насмешкам.
Пусть мудрецы и святые, думал я, принесут дары всей земле —
Не только языку.
Я защищаю свое доброе имя, ибо язык — моя мера.
Буколический, детский язык,
Обращающий возвышенное в сердечное.
И гимн или псалом начальника хора распадается на части,
И лишь песнь остается.
Моему голосу всегда не доставало полноты,
Я хотел бы воздать иное благодарение —
Великодушное, без иронии, — этой славы рабов.
За семью границами, под утренней звездой.
На языке огня, воды и всех элементов.
АНГЕЛАМ
У вас отняли все: белые одежды,
крылья, даже существование.
И все же я верю вам,
вестники.
Там, где тяжелая ткань мира,
расшитая звездами и дикими животными,
вывернута наизнанку,
вы ощупываете швы, проверяя их на крепость.
Кратко ваше пребывание здесь:
время от времени, в заутренний час, если небо чисто,
в мелодии, повторяемой птицей,
или в запахе яблок на закате дня,
когда освещение делает сады таинственными.
Говорят, вас выдумал кто-то,
но это не убедительно.
Ибо люди выдумали также самих себя.
Голос — он, без сомнения, веское доказательство,
ибо может принадлежать только лучезарным созданиям,
невесомым, крылатым (в конце концов, почему бы нет?),
опоясанным молнией.
Много раз я слышал этот голос во сне
и, что странно, я более или менее понимал
приказ, или призыв, на неземном языке:
день приближает
другой
делай что можешь.
ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ
Понятие добра и зла содержится в струении крови.
В убежище младенца в объятии матери, дающем тепло и защиту,
В ночных страхах детства, ужасе звериных клыков и темных комнат,
В юношеских безумствах, в которых находит свое завершение детский восторг.
И стоит ли отказывать идее в доверии за скромное происхождение?
Или попросту надо сказать, что добро находится на стороне живых,
А зло — на стороне рока, подстерегающего в засаде, чтобы нас уничтожить?
Да, добро — союзник бытия, а зеркало зла есть ничто.
Добро есть сияние, зло — тьма, добро высоко, зло низко,
Согласно природе наших тел, нашего языка.
То же можно сказать о красоте. Ее не должно существовать,
Для этого не только нет причины, но есть аргументы против.
И все же она существует, и отлична от уродства.
Голоса птиц, приветствующих утро за окном,
Радужные полосы света, играющие на полу,
Волнистая линия горизонта, соединяющая персиковое небо и синие горы.
Или архитектура дерева, стройность колонны, увенчанной зеленью.
Разве не к этому люди взывали веками,
как к тайне, что лишь однажды откроется им?
И старый художник полагает всю жизнь, что лишь упражняет руку.
Еще один день, и он проникнет в суть, как проникают в цветок.
И хотя добро слабо, красота — сильна.
Небытие распространяется всюду, обращая в пепел целые пространства бытия,
Оно маскируется в цвета и формы, имитирующие существование,
И никто не познал бы его, если б не было известно, что оно уродливо.
И когда люди разуверятся в существовании добра и зла,
Только красота призовет их, чтобы спасти,
С тем чтобы люди знали, как сказать:
Это — истина, а это — ложь.
Перевод с польского Владимира Семижонова
***
Збигнев Херберт родился 29 октября 1924 года во Львове в семье с английскими корнями, в частности его прадед приехал в Польшу из Англии и совершенно не говоря по-польски, работал учителем английского. Одним из английских предков Збигнева Херберта был Джордж Херберт, известный поэт-метафизик ХУ!! века. Образование Збигнев получил в гимназии Казимира Великого во Львове. Во время войны был солдатом Народной армии, в 1942 году окончил школу подхорунжих. После войны учился в университетах Кракова, Торуна и Варшавы. Когда коммунисты в Польше покончили с демократичеескими свободами, Херберту, имеющему три университетских диплома, пришлось зарабатывать на жизнь разнообразными способами, включая работу санитаром в морге, бухгалтером и т.д.
В середине 70-х Збигнев Херберт был канонизирован как поэт и в Европе, и в Польше. С того же времени находился в эмиграции, жил во Франции, Австрии, Италии.
В начале 90-х вернулся в Варшаву, где в 1998 году умер от тяжелой болезни.
Збигнев ХЕРБЕРТ
РАПОРТ ИЗ ОСАЖДЕННОГО ГОРОДА
Слишком стар чтоб держать оружие и сражаться наравне с другими —
судьба отвела мне всего лишь скромную роль летописца
я записываю – для кого неизвестно – историю осады
я должен быть точен но не знаю когда началось вторжение
двести лет назад в сентябре декабре может быть вчера на рассвете
здесь каждый страдает потерей чувства времени
осталось у нас только место привязанность к месту
мы держим еще руины храмов призраки садов и домов
если утратим руины не останется ничего
я пишу как умею в ритме бесконечных недель
понедельник: склады пусты единицей обмена стала крыса
вторник: бургомистр убит неизвестными
среда: разговоры о перемирии неприятель схватил послов
мы не знаем места их пребывания то есть места казни
четверг: по бурном обсуждении большинством голосов отвергли
предложение бакалейщиков о безоговорочной капитуляции
пятница: начало чумы суббота: покончил самоубийством
Н.Н. непреклонный защитник воскресенье: нет воды мы отбили
штурм восточных ворот именуемых Вратами Завета
я знаю это все монотонно никого не сможет растрогать
избегаю комментариев сдерживаю эмоции пишу о фактах
похоже только они и ценятся на внешних рынках
и все же с известной гордостью я желаю поведать миру
что благодаря войне мы вывели новую породу детей
наши дети не любят сказок играют в убийство
наяву и во сне мечтают о супе костях и хлебе
как собаки и кошки
вечерами люблю бродить у границы города
вдоль рубежей нашей хрупкой свободы
сверху смотрю на копошение армий с их огнями
слушаю гром барабанов и вопли варваров
воистину непостижимо как город еще сражается
осада тянется долго враги сменяют друг друга
все что роднит их желание нашей смерти
готы татары шведы войска императора полки Преображения Господня
кто их сочтет
знамена меняют окраску как лес на горизонте
от желтизны деликатной птичьей весной до зелени пурпура зимнего черного
только вечером отбросив факты я могу подумать
о давних далеких делах например о наших
заморских союзниках знаю сочувствуют искренне
шлют нам муку мешки ободрения жир и советы
и даже не знают что их отцы нас предали
наши былые союзники времен второго апокалипсиса
сыновья их безвинны заслуживают благодарности и мы благодарны
они не знали осады длиною в вечность
кого постигает несчастье всегда одиноки
защитники далайламы курды афганские горцы
пока я пишу эти строки сторонники примирения
добились некоторого перевеса над партией непримиримых
обычное колебание настроений на весах наши судьбы
кладбища растут наши ряды редеют
но оборона идет и будет идти до конца
и если город падет и только один спасется
он понесет в себе город по дорогам изгнания
он будет город
мы смотрим в лицо голода лицо огня лицо смерти
и в худшее из всех – лицо измены
и лишь наши сны избежали позора
СКОРБНАЯ ЭЛЕГИЯ ФОРТИНБРАСА
Теперь когда мы одни мы можем поговорить с тобой принц как мужчина с мужчиной
хотя ты лежишь на ступенях и видишь то же что мертвый муравей
лишь черное солнце со сломанными лучами
я никогда не мог без усмешки подумать о твоих ладонях
и лежа теперь на камне как сбитые гнезда
они беззащитны как прежде
Это и есть конец
Руки лежат отдельно Шпага отдельно Отдельно голова
и ноги рыцаря в мягких туфлях
Ты примешь солдатские похороны хотя ты не был солдатом
из всех ритуалов лишь этот знаком мне немного
вместо свечей и пения фитили орудийные залпы
траурный креп на брусчатке кованые сапоги кирасы
и барабанная дробь барабанная дробь мне тонкости не присущи
это будут мои маневры перед тем как взойти на трон
надо взять город за горло и встряхнуть его малость
Ты все равно должен был сгинуть Гамлет рожден не для жизни
ты верил в абстрактные вещи не в глину людскую
ты жил как во сне в постоянных спазмах во власти химеры
ты жадно грыз воздух который выблевывал тут же
не умел ничего что умеют люди и даже дышать не умел
Теперь ты обрел покой ты сделал что должен был сделать
и обрел покой Дальнейшее не молчание наступило мое время
ты выбрал легкую часть удар был эффектен
но что есть геройская смерть в сравнении с вечным бдением
с яблоком в холодной ладони на узком стуле
с видом на муравейник и циферблат
Прощай принц меня ждут мои обязанности
проект канализации декрет о проститутках и нищих
я также должен обдумать лучшую систему тюрем
поскольку как ты верно заметил Дания есть тюрьма
Этой ночью родилась звезда по имени Гамлет
Встретиться нам не дано что останется после меня
трагедии не достойно
ни приветствовать нам ни прощаться друг с другом живем на архипелагах
а эта вода эти слова что они могут что они могут принц
ПОЧЕМУ КЛАССИЦИЗМ
1
В книге четвертой Пелопонесской войны
Фукидид рассказывает историю своей неудачной кампании
среди длинных речей вождей
сражений осад эпидемий
густой сети интриг
дипломатических усилий
этот эпизод как шпилька
в лесу
афинская колония Амфиполь
оказалась в руках Брасида
потому что Фукидид опоздал с подкреплением
за что заплатил родному городу
пожизненным изгнанием
изгнанники всех времен
знают какова это цена
2
генералы недавних войн
случись подобное с ними
скулят на коленях перед потомками
превозносят свое геройство
и невинность
обвиняют своих подчиненных
завистливых коллег
неблагоприятные ветры
Фукидид говорит только
что у него было семь кораблей
была зима
и плыл он быстро
3
если предметом искусства
будет разбитый кувшин
маленькая разбитая душа
с великой жалостью к себе
что останется после нас
будет как плач любовников
в маленькой грязной гостинице
когда рассветают обои
ПОСЛАНИЕ ПАНА КОГИТО
Иди вслед за другими к темным пределам
за золотым руном небытия твоей последней наградой
иди не склонив головы среди тех кто стоит на коленях
среди обращенных спиной и рухнувших в пыль
помни ты спасен не затем чтобы жить
времени мало ты должен оставить свидетельство
будь отважен где разум изменит будь отважен
в конечном счете лишь это имеет значение
а Гнев твой бессильный пусть будет как море
всякий раз как услышишь голос униженных и избитых
да не покинет тебя сестра твоя презрение
к шпикам палачам и трусам – за ними победа
явятся на похороны с облегчением бросят комья
а короед-типограф напишет твою биографию
и не прощай воистину не в твоей это власти
прощать от имени тех кто предан наутро
берегись однако излишней гордыни
взгляни в зеркало и увидев в нем шута
повторяй: я призван – но разве нету достойней
берегись сухости сердца люби источник
птицу с неведомым именем дуб зимою
свет на стене и великолепие неба
им не нужно твое теплое дыхание
они затем чтоб сказать: никто тебя не утешит
не спи – когда свет в горах даст знак – встань и иди
иди пока кровь обращает в груди твоей темную звезду
повторяй древние заклинания человечества легенды и сказки
только так добудешь добро которого не добудешь
повторяй великие слова повторяй с упорством
как те кто идя через пустыни сгинул в песках
а наградят тебя тем что окажется под рукою
розгами смеха убийством на мусорной куче
иди только так будешь принят в круг холодных черепов
в круг твоих предков: Гильгамеша Гектора Роланда
защитников царства без края и города пепла
будь верным иди
Перевод с польского Владимира Семижонова