Ауэзхан Кодар
Описание Митры
Прежде солнца и неба Вселенною правил ты, Митра,
Ахурамазды соратник, незримый вожатый живого,
Договор охраняя, ты люто преследовал хитрых,
Наказуя уста, не созревшие к благости слова.
Ты, хозяин креста, Евразию счел своим центром,
Рассылая отсюда пучками столучными знанья.
Мы, номады извечные, родственны в скорости с ветром
Разнесли их по свету — мессиями в пыльных чапанах.
Сколько пастбищ твоих мы в походах умножили долгих,
Отделились от персов, забывших преданию верность.
Через столько веков поражающий змея Георгий —
Это Митра, пробивший яйца мирового поверхность.
Митра тысячеокий, стотысячеухий, всесущий,
Льву подобный лицом, перевитый бессмертия змеем,
Заратустрой повержен, ты путь уступил свой идущим,
Чтоб однажды над Римом в штандартах солдатских зареять.
Объявились вдруг толпы, творящие тайно молитвы,
Этих парий несчастных в загоны со львами бросали.
Но в итоге пришлось поступиться льволикому Митре
Днем рожденья своим, что христовым загадочно стало.
Братья Индра и Тенгри твою унаследуют участь,
Среди сонма богов выбиваясь державно в герои.
Грозно ваджру держа, погоняя ленивые тучи,
Чтобы позже уйти мелких демонов изгнаны роем.
Измельчанью народа возможно ли ставить преграду,
Если Митра не смог удержать в чистоте все основы?
От зиждителя речи нам, бедным, осталось в награду
Современное богу, благое и чистое слово [2, с.67].
Стихотворение «Митре» — второе из цикла «Дорога к степному знанию» было впервые опубликовано в сборнике творчества А.А. Кодара «Зов бытия» в 2006 году, а также в журнале «Дружба Народов» 2007, №6. Цикл «Дорога к степному знанию» обладает не только поэтической ценностью, здесь можно обнаружить и научно-исследовательскую деятельность автора как культуролога, лингвиста, переводчика. Ключом к циклу служит монография А.А. Кодара «Степное знание», где темы, затронутые и поэтически отраженные в цикле, представлены в научном виде. В данной монографии А.А. Кодар поднимает множество вопросов: об этногенезе казахов, о развитии философской мысли в степи и ее воплощении. Он рассматривает интеллектуальную традицию Казахстана в едином сравнительно-сопоставительном культурологическом анализе, в диахронии истории и современности системы культурно-цивилизационной идентичности. Данная монография была опубликована в 2002 году, откуда можно сделать вывод о том, что под поэзией цикла «Дорога к степному знанию» лежит огромный исследовательский фундамент, нашедший свое поэтическое выражение.
Для анализа мы выбрали именно стихотворение «Митре», потому что оно заставляет задуматься: «Почему в тюркском цикле стихотворений вдруг присутствует иранский бог?», «Каковы истинные связи между Ираном и Тураном?», «Что пытается сказать А.А. Кодар, вводя и возрождая образ Митры?».
В данном стихотворении А.А. Кодар берет образ иранского бога договора Митры и рассматривает его во временном и географическом развитии. По П.П. Глобе, Митра — «одно из древнейших божеств индоиранского пантеона. Время возникновения культа Митры современная наука определяет 2-3 тысячелетием до нашей эры. Имя этого божества стало священным еще до разделения индоиранской общости на две ветви ариев — индусов и иранцев»[5, с. 5].
Вот почему гимны, посвященные Митре можно встретить как в иранской Авесте, так и в индийской Ригведе. Ф. Кюмон отмечает, как воспевался Митра в Индии и в Иране: «И та и другая религия видят в нем божество света, почитаемое наряду с небом, которое, с одной стороны, носит имя Варуны, с другой — Ахуры; в нравственном плане обе они признают его хранителем истины и согласия. Согласно Meillet, «Journal Asiatique», 1907, II, c. 143, индоиранский бог Митра просто являл собой обожествленное соглашение — персонифицированную и мистическую силу завета» [6].
П.П. Глоба, подчеркивает, что в них воспевается «справедливость, воинский дух, всеведение и неустрашимость» данного божества [5, с. 5].
И согласно Авесте, как отмечает П.П. Глоба, «основная функция Митры заключается в объединении людей, создании устойчивой социальной структуры» [5, с. 5].
То есть Митра является божеством, охраняющим мировой порядок. А обеспечить этот порядок может договор. У иранцев и индусов было понятие космического закона Рта (арта, аша): arta, «истина» [7, c.1023]
О широком значении арты-риты и ее богов-блюстителей говорит А.К. Акишев: «Порядок в мире. В ведических гимнах и в Авесте провозглашается, что миросотворение обусловлено действием двух сил. Для определения наилучшего порядка; во всем у индоиранцев существовало общее понятие риты (вед. rta), или арты (авест. arta, asa) — это понятие мы встретим в характеристиках богов — организаторов мира, творцов его закономерностей и порядка, олицетворяющих идею гармонии в Космосе и обществе (социо-космосе)—индоиранские Митра, Варуна, Индра, иранский Ахурамазда и др.» [8, с.16]
А П.П. Глоба утверждает, что «индоевропейцы признавали два рода обязательств — клятву и договор. Небесными покровителями Закона считались Митра и Варуна». Интересно и значение имени Митры в санскритском — «друг» (т.е. второй участник договора) и в авестийском — «договор». Но у Митры помимо миротворческой и договорной функций есть и карательная, так как «Истину-арту установили адитьи Митра и Варуна, в обязанности которых входит поддержание мирового порядка. Они следят за поступками людей и контролируют их соответствие Истине, верных своему слову добропорядочных людей они награждают крепким здоровьем и счастливой жизнью, лжецов же и нарушителей договора жестоко карают [5, с. 7].
Об этом также говорит Ахура-Мазда Заратустре в Авесте: «Ахура-Мазда молвил Спитаме-Заратуштре: «Таким я создал Митру, Чьи пастбища просторны, Что тех же он достоин Молитв и восхвалений, Как я, Ахура-Мазда. Страну разрушит подлый, Тот, кто не держит слова, Он хуже ста мерзавцев Благочестивых губит. Будь верен договору Ты данному, Спитама, И лживым иноверцам, И верным в благочестьи, Ведь слово договора Принадлежит обоим: И лживым, и правдивым». Эту функцию и равность по своему значению Ахура-Мазде подчеркивает и А.А. Кодар:
Прежде солнца и неба Вселенною правил ты, Митра,
Ахурамазды соратник, незримый вожатый живого,
Договор охраняя, ты люто преследовал хитрых,
Наказуя уста, не созревшие к благости слова. (Приложение 1)
«Прежде солнца и неба Вселенною правил ты, Митра» ясно показывает, к какому именно Митре обращается автор. Ведь, по его мнению, тюркская мифология пережила три этапа: иранский, собственно тюркский и монгольский, что можно наблюдать на примере памятника Огуз-наме: Динамику тюркского этногенеза, этапы ее развития особенно четко видно в памятнике караханидского периода ‘‘Огуз-наме”. Так, первых своих трех сыновей Огуз называет Солнцем, Луной, Звездою, а второй тройке дает имена Небо, Гора, Море. На мой взгляд, в первом случае мы имеем дело с древнейшими солярными культами, отраженными в «Авесте» и Ригведе”, а во втором—можно наблюдать сложение тенгрианского комплекса [9, с. 36].
По А.А. Кодару, «Разделение сыновей Огуза на две тройки: “солярную” и «небесную», отражает две фазы этногенеза: иранского и тюркского. Если по Геродоту, при сыновьях Таргитая с неба падают золотые предметы — плуг с ярмом, секира и чаша, то “солярные” сыновья Огуза находят золотой лук, а “небесные” — три серебряные стрелы. Здесь опять разыграна тема старшинства и иерархии родов, свидетельствующая, на мой взгляд, о фазах этногенеза»[9, с. 56].
Но Митра А.А. Кодара — это не солярное божество, это именно арийский бог договора, господин истины, выпрямитель линий (границ), олицетворение совести и праведности. Здесь можно наблюдать и культурологическую исследовательскую работу автора, воспевающего сначала образ Митры в представлении древних арийских племен (Митра — судья, хранитель миропорядка, небесный страж Истины, строго карающий лжецов и нарушителей) и затем показывающего его в хронологическом развитии в сознании разных народов.
Ведь, как утверждает А.К. Акишев, существуют два вида митраизма — восточный и западный. Западный изучен очень подробно, тогда как восточный ждет своего исследователя: «Западный митраизм — мистическое учение и обрядовая практика, которую римские легионеры усвоили во время восточных походов в Азию, в том числе против потомков великих юеджей-кушанов. Благодаря им мистерии Митры распространились в римских провинциях вплоть до региона современного Лондона и к северу от вала Адриана. Сюда митраизм принесли 5,5 тысяч ветеранов-сарматов, поселенных в Британии римским императором Марком Аврелием Сарматикусом (161-180 гг.). Эти сарматы называли Митру эллинско-кельтским именем Аполло Мапонус »[10, с.32].
А.А. Кодар говорит в своем произведении и о восточном митраизме, распространенном в Средней Азии и о несколько измененном западном, распространенном в Римской империи и за ее пределами. Западный митраизм на заре истории составлял конкуренцию христианству и мог бы стать одной из мировых религий, если бы не был настолько искажен.
Ты, хозяин креста, Евразию счел своим центром,
Рассылая отсюда пучками столучными знанья. (Приложение 1)
Митра — хозяин креста? По Л.Н. Гумилеву, восемь сторон света – «это митраистская модель мира с четырьмя сторонами света и четырьмя благими ветрами» [11, с. 285].
А П.П. Глоба считает появление креста в символике митраизма вполне оправданным, «поскольку четыре угла креста соответствуют четырем кардинальным точкам на годичном пути солнца — двум равноденствиям и двум солнцестояниям» [5, с. 65].
А.К. Акишев, герменевтически разбирая символику сакских памятников, отмечает: «Иссыкская квадрига увенчана четырьмя золотыми «стрелами» или «копьями», вложенными в опоры в виде человеческих рук (см. табл. III, 5). В таком усеченном плане изобразительно решен образ бога типа Митры (или двух богов-близнецов) . Как мы уже отмечали, космической триаде и тетраде соответствовала иконография индоевропейских богов-космократоров: 4 головы, 4 руки, 3 головы, 3 глаза и т. д., включая и архаичные парные и позднейшие производные описания. Известны мифы, распространенные во многих областях мира о 4 существах — стражниках сторон света: ведические локапала; «четыре военачальника» Большого Бундахишна (GB II); и мн. др.»[8, с.35]
Также и Митра по авестийским гимнам имеет 8 подручных, следящих за исполнением договора и мирового закона, то есть Аши/Арты:
Его подручных восемь,Сидят на всех высотах,
Повсюду наблюдая,Следят везде за теми,
Кто нарушает слово.Они их замечают,
Они их различают,Как только те впервые
Нарушат договор.Они следят за теми,
Кто нарушает слово,За этими лжецами, Что праведников бьют [5, с. 479]
У Кодара мы читаем: Мы, номады извечные, родственны в скорости с ветром, Разнесли их по свету — мессиями в пыльных чапанах.(Приложение 1)
Что касается распространения митраизма на Запад, то автор во многом прав, ведь Римская империя, расширяясь, завоевывая новые земли, не могла полностью искоренить местные культы, поэтому и происходила аккультурация, интеграция. Результатом такого усвоения и переосмысления не без искажений стало распространение митраизма на Западе. По Ф. Кюмону большую роль в распространении митраизма сыграло войско: «Эта религия суть прежде всего религия солдат, и не без причины в мистериях появилась такая степень посвящения, как «воин»… В течение длительного времени войска в Далмации и в Мёзии, а также какое-то время и в Африке в значительной степени пополнялось за счет выходцев из Азии. Кроме того, после двадцати лет службы в стране своего рождения солдат становился центурионом и обычно переводился в другой гарнизон». По его словам, велика была роль и выходцев из Азии: «Среди людей, призывавшихся со стороны, чтобы заменить посланных на чужбину земляков, было много азиатов, и больше всего рекрутов Риму поставила Коммагена, где митраизм пустил глубокие корни» [5, с. 128].
Сколько пастбищ твоих мы в походах умножили долгих, (Приложение 1)
Что касается Митры как бога границ и хранителя пастбищ, то у А.К. Акишева находится объяснение авестийскому эпитету «Мы почитаем Митру, чьи пастбища просторны»: «Как и у Митры, у Йимы был эпитет «с широкими пастбищами», отражающий скотоводческое понимание владычества над миром. Эпитет «владыка овечьих пастбищ» представляет сжатое выражение мифологической концепции Космоса скотоводов: Вселенная есть хозяйственно освоенное пространство (территория, познанная при переходе от зимовок к летовкам, и пути кочевий объединенных родов, а на периферии этой модели мира расположены страны, с ней связанные)» [8, с.75].
Отделились от персов, забывших преданию верность. (Приложение 1) Как показала история, в Иране после мандеизма, манихейства, зороастризма, митраизма восторжествовал ислам, чему мы находим подтверждение в справочнике краткой истории ислама: «Основная религия Ирана — ислам. Большая часть населения — шииты-имамиты.
Название страны (Иран) переводится с древнеиранского как «Страна ариев», что свидетельствует о прохождении через эти территории арийских племен. Были здесь и шумеры, и аккадцы, и мидийцы. Во времена персидской династии Ахеменидов владения Персии простирались от Инда до Эгейского моря. Ахеменидов сменили Селевкиды, затем территории попали под власть Парфянского царства, которое сменили Сасаниды. К 16/637 г. в результате арабо-мусульманских завоеваний вся держава Сасанидов оказалась под властью Арабского халифата. В религиозном отношении Иран стал мусульманским только после 9 в. Население сохранило персидский язык, но государственным и литературным языком надолго стал арабский. Монголы,
завоевавшие Иран в начале 13 в., разорили страну. К 16 в. после ряда войн на территории Ирана укрепилась власть Сефевидов. До 16 в. Иран был по преимуществу суннитским, с небольшими анклавами шиитов, но после правления династии Сефевидов стал в основном шиитским. В 18—начале 20 в. Иран становится ареной столкновения интересов Великобритании, Франции, России, США и других государств. В 1921 г. в результате переворота и свержения Каджарской династии к власти приходит династия Пехлеви во главе с шахом Резой Пехлеви. В 1399/1979 г. светская и ориентированная на Запад династия Пехлеви была свергнута в результате революции, установившей Исламскую Республику, проникнутую сильной шиитской идеологией» [12].
Таким образом, митраизм как государственная религия был свергнут.
Рассылая отсюда пучками столучными знанья(Приложение 1)
Здесь у А.А. Кодара уже начинает мелькать и солярная окраска Митры. Знания — свет. Солярная сторона Митры — новый слой, наложенный на договорные и законоведческие функции данного божества. И если в авестийском языке слово Митра означает — «договор», то по данным П.П. Глобы, «парфянское слово Mihr, которое было впоследствии заимствовано новоперсидским языком, означает ни что иное как «солнце»» [5, с. 14].
В.Н. Топоров говорит об отражении и сохранении солярной стороны Митры в манихействе: «Показательно, что в парфянских и согдийских манихейских текстах так называемый Третий посланник носит соответственно названия myhryzd и mysyy b γ yy, связанные с именем М. (ср. роль Третьегопосланника как солнечного божества, которое должно завершить освобождение пленённого света)» [7, с. 673].
По А.К. Акишеву: «До того, как приобрести этимологическое значение с этической интерпретацией (закон, порядок), арта—рита ассоциировалась с Солнцем, огнем, жаром (РВ X, 190, 7), с движением солнечной колесницы (АВ VIII, 8, 22), с предметными, наглядными образами» [8, с. 37].
Ведь понятие арты-риты очень широко: «все, что есть в этом мире — движение солнца, дуновение ветров и течение вод, жизнь людей и животных, произрастание растений — все регулируется посредством истины (Рта)» [5, с. 7].
У П.П. Глобы встречается два противоположных утверждения: «…в ранней авестийской традиции мотив связи Митры и дневного светила не является доминирующим» [5, с. 14].
Но то, что он не являлся доминирующим, не значит того, что такой мотив начисто отсутствовал: «Изначально у ариев до исхода в Персию и Индию — Митра — женское божество, подобное русской Богородице, несущей внутри себя Солнечный Свет» [13]. Хотя в Индии женская и солярная природа Митры подтверждается. В индуизме Митра почитался в паре с Варуной, тогда как в Иране его взаимодополняющим божеством был Апам-Напат: «Митра олицетворял солнечную стихию огня (и не случайно в более позднем митраистском искусстве он отождествлялся с греческим богом огня Гефестом), Апам-Напат же символизировал стихию воды, о чем и говорит его имя, переводимое с авестийского как «Владыка вод». В противовес Митре, воплощавшему сознательное, рациональное, организующее начало вселенной, мощный, стихийный, неудержимый Апам-Напат олицетворял тайную природу подсознательного, скрытые магические процессы, происходящие в непроявленном мире чувств и желаний» [5, с. 16-17].
Неудивительно и то, что Варуна в индуизме символизирует ночь, тогда как Митра — день. По Ж. Дюмезилю, «действия Варуны неистовы и внезапны. Митры – мягки и ненасильственны. Варуне принадлежат культивированные растения. А Митре – то, что растет само собой – дикий рис, например [14, с. 47].
Т. Баева комментирует это распределение таким образом: «Варуне принадлежит закон циклического времени, поэтому ему принадлежат культивированные растения. А Митре – то, что растет само собой – его время линейное»[15].
Из солярной природы Митры следует две, подчеркнутых А. Кодаром в стихотворении функции: Митра — победитель змея, а также Митры в качестве бога времени.
Через столько веков поражающий змея Георгий — (Приложение 1)
«Поражающий змея Георгий» — далеко не христианский миф. Его истоки действительно берут свое начало в индо-иранской культуре. Само чудо, описанное в житии таково: «Одним из самых известных чудес святого Георгия является убийство копьем дракона, опустошавшего землю одного языческого царя в Бейруте. Как гласит предание, когда выпал жребий отдать на растерзание чудовищу царскую дочь, явился Георгий на коне и пронзил дракона копьем, избавив царевну от смерти. Явление святого способствовало обращению местных жителей в христианство» [16].
Как отмечает И.М. Дроздов, «Победа над драконом, описанная в «житии святого великомученика Георгия Победоносца», согласно большинству указаний, совершена им уже после его смерти. Само «житие» написано около 1260 г» [16].
Насколько образ Георгия является христианским и на Руси тоже, по мнению И.М. Дроздова, стоит под вопросом: «Многие историки утверждают, что повсеместное признание образа Георгия Победоносца на Руси, получило в начале XI века вместе с развитием христианства. Однако, археологические находки не подтверждают подобных утверждений. Всадник, поражающий копьем дракона, использовался в течение многих столетий как составная часть державного российского герба, ещё до христианизации Руси» [16].
Ниже И.М. Дроздов приводит индусские параллели: «В древнейшем мифе из «Махабхараты» языческий бог громовержец Индра, а в ряде поздних мифов Егорий, сын языческой Богини Софии Премудрой, за многие тысячелетие до возникновения христианства, вступил в смертельную схватку с зловредным драконом Вритру, который пытался иссушить землю и тем самым погубить все живое на земле. При этом следует отметить, что, по ведической мифологии древних Ариев, бог Индра был рождён богиней, которая в индийском пантеоне богов соответствует Матери Мира гиперборейской богине Софии Премудрой. Исходный же миф гиперборейских ариев содержит философскую парадигму о сражении бога громовержца Егория с миром зла за земные ресурсы, которые определяют, как будет жить человеческий род и будет ли жить вообще» [16].
Тогда как П.П. Глоба проводит аналогию напрямую между христианством и митраизмом и объясняет возникновение представления о драконе астрологическим явлением затмения: «Представление о драконе, пожирающем Солнце во время затмений, было столь широко распространенным, что его можно считать общечеловеческим. Греки называли небесного дракона Анабибазоном, индусы именовали его Раху, а персы — змеем Гочихаром. В различных традициях миф о борьбе солнечного божества и дракона получал различную интерпретацию, но общая линия все-таки прослеживается во всех легендах о героях-змееборцах»[5, с. 22].
П.П. Глоба говорит также о религиозной и астральной символике, заключенной в культовых иконографических изображениях: «Митра — змееборец, почитавшийся как устроитель вселенной, повергает дракона Ахримана, покушающегося на воплощенный мир. Митра освобождает свет, дарует миру надежду на воскресение, побеждает дракона затмений. Митра побеждает силы рока и фатума, которые символизирует собой дракон Гочихар, с другой стороны, он является хранителем космического закона и в этом смысле затмения являются его орудием поддержания небесного и немного правопорядка. Затмения приносят испытания, которые чаще всего являются воздаянием за человеческие грехи» [5, с. 24-25].
Вот и А.А. Кодар видит истоки иконографического образа Святого Георгия в митраизме. Но А.А. Кодар больше в этих воззрениях опирается на исследования А.К. Акишева, который утверждает, что сарматы, называвшие Митру эллинско-кельтским именем Аполло Манопус «смешались с кельтским населением. Представляется очень заманчивым прояснить происхождение так называемых «меловых рисунков» Британии, представляющих грандиозные (до 100-120 метров в длину) изображения на холмах белых коней (местное население сопоставляет изображения со св. Джорджем, т.е. Георгием, о проихождении цикла которого в связи с образом Митры-спасителя я уже говорил) и обнаженного гиганта с палицей от симолии сарматского митраизма, контаминированного местными кельтскими верованиями» [10, с. 32].
Это Митра пробивший яйца мирового поверхность. (Приложение 1)
В.Н. Топоров предлагает сравнить «формирование мифологемы солнце (свет) из камня (скалы), мотив конного М. и т. п. М. [возможно, как солнце, объятое космическими водами, ср. мотив золотого зародыша (яйца) в бездне мировых вод]» [7, с. 674]. Мотив мирового яйца также скрыто присутствует и в митраизме. Так и Х. Стюард Джонс предполагает: «Более вероятно, что изначально Варуна был всеохватывающим небесным сводом (вар — покрывать), а Митра — светом, который тот излучал» [5, с. 268].
Митра тысячеокий, стотысячеухий, всесущий, (Приложение 1)
Эпитеты Митры, которые ловко использует А.А. Кодар, по А.К. Акишеву означают: «Его авестийские эпитеты «тысячеухий», «тысячеглазый» равнозначны эпитету «всепроникающий» у космотворца Брахмы. «Тысяча» у индоиранцев — числовое выражение всего количества Космоса» [8, с.35].
По свидетельству В.Н. Топорова, эти эпитеты подтвеждают именно функцию Митры как стража договора: ««Видевдат» 4, 2 след. М.— верховный страж договора: он следит за ним тысячью восприятий («Яшт» X 35,107), десятью тысячами глаз, тысячью ушей (X 7, 91, 141), десятью тысячами шпионов (X 24, 60). Античные источники свидетельствуют о персидском обычае клясться Митрой» [7, с. 672].
Льву подобный лицом, перевитый бессмертия змеем, (Приложение 1)
Этот эпитет идет от иконографии, где Митру изображали с львиной головой, что на самом деле изображением бога времени и судьбы Зервана: «Зерванизм оказал огромное воздействие на развитие культа Митры, и не случайно митристическая иконография изобилует изображениями львиноголового бога времени — Зервана» [5, с. 33].
По их верованию есть две ипостаси бога времени: «В Ясне встречается два Зервана: Зерван Акарана — «Безграничное время» и Зерван Даргахвадата — «Время, чье правление продолжается долго». Разъяснение по поводу появления в зороастрийской космогонии двух форм времени дает «Большой Бундахишн»: «Действие времени состоит в том, что оно было бесконечным, а стало конечным в акте творения до завершения, которое наступит, когда Разрушительный дух обессилит время, соединится с той же бесконечностью навсегда»» [5, с. 34].
Далее он приводит астральную доктрину зерванизма, заключавшуюся в смене космических эпох (Эпоха Творения, Эпоха Смешения добра и зла, Эпоха Разделения). Как утверждает П.П. Глоба, «Эпоха Разделения началась с приходом в мир Заратуштры и должна закончиться пришествием Митры-Спасителя-Саошьянта, который воскресит всех людей, когда-либо живших на земле и станет вершить последний суд» [5, с. 34].
Ведь у Митры есть еще и судебная функция, которая выражается через зерванистские напластования. Изображение митраистского Хроноса-Зервана-Айона, представляющего из себя обвитую фигуру человека с львиной головой и крыльями орла астрологом П.П. Глобой читается как «неподвижный крест» зодиакальных фигур: Тельца (образ змея), Скорпиона, которому соответствуют орлиные крылья, Льва (львиная голова) и Водолея, которому соответствует человеческое тело. «Неподвижный крест» в сознании астрологов, по П.П. Глобе, «символизирует устойчивость воплощенного мира, динамическое равновесие противоположных принципов, слияние рождения и смерти в едином потоке времени». А также по мнению П.П. Глобы, эта фигура «является аллегорическим изображением Зервана Даргахвадата — ограниченного времени воплощенного мира» [5, с. 36].
То есть, А.А. Кодар обозначил также и зерванистскую грань бога Митры, что очень верно, ведь он описывает уже западный, римский митраизм. А как отмечал П.П. Глоба: «Митраизм в том виде, в каком он появился в Римской империи, можно считать скорее детищем зерванизма, нежели ортодоксального зороастризма» [5, с. 35].
Заратустрой повержен, ты путь уступил свой идущим, (Приложение 1)
Несмотря на то, что даже сам Ахура-Мазда в авестийских гимнах призывает Заратуштру поклоняться Митре также как к себе, его пророк принимает ряд реформ, низвергающих древних богов арийского пантеона: «Митру постигла судьба многих других божеств, отринутых Заратуштрой, и на некоторое время его имя было предано забвению… Заратуштра восстал против кровавых жертвоприношений, коих требовали боги «старого» арийского пантеона» [5, с. 12].
Чтоб однажды над Римом в штандартах солдатских зареять (Приложение 1)
Как и сакский митраизм, описанный А.К. Акишевым римский митраизм тоже был мужской религией, ведь «существенная роль в ней принадлежала воинам-всадникам» так и здесь римские легионеры верили в то, что Митра и поклонение ему принесет им победу в новых походах [10, с. 28].
Объявились вдруг толпы, творящие тайно молитвы,
Этих парий несчастных в загоны со львами бросали.
Но в итоге пришлось поступиться льволикому Митре
Днем рожденья своим, что христовым загадочно стало. (Приложение 1)
Здесь А.А. Кодар говорит о христианстве, которое возобладало над митраизмом, вобрав в себя некоторые его культы и признаки. Ф. Кюмон рассуждает о совпадении даты 25 декабря как об обряде, который не удалось исключить в христианстве: «И, во всяком случае, празднование Рождества Христова назначено на 25 декабря потому, что во время зимнего солнцестояния отмечалось возрождение непобедимого солнца (Рождение Непобедимого — NatalisInvicti). Церковь, «адаптировав» эту дату, связанную с праздниками радости, в некоторой степени «подчистила» нечестивые обряды, которые не в состоянии была искоренить» [5, с. 207].
П.П. Глоба так комментирует день рождения, ставший христовым: «…светлый праздник рождества Христова отмечается во время зимнего солнцестояния — 25 декабря. Рождение Митры 25 декабря в самую темную ночь года в темной пещере символизирует рождение света и появление надежды на скорое возрождение природы после символической зимней смерти. Вероятно, первые христиане вкладывали в космический акт рождения Иисус Христа тот же смысл» [5, с.65].
И действительно, влияние митраизма на христианство сложно переоценить: помазание медом, соответствующее христианскому омовению, крещение, причастие вином и хлебом, соблюдение строгой дисциплины, постов, воздержания [5, с.66].
А также из сходств можно отметить этико-правовые нормы, понятие чести, долга, получение воды из скалы, использование свечи и колокольчика, освящение воскресения и 25 декабря, бессмертие души, последний суд, воскрешение плоти, огненная погибель Вселенной [5, с.67].
Это те точки соприкосновения митраизма с христианством, которые нам показывает история. Пусть христианство и одержало верх над митраизмом, но отрицать влияния мираистских мистерий невозможно. Вот и А.А. Кодар иронически недоумевает, как же 25 декабря вдруг превратилось из одного рождества в другое.
Братья Индра и Тенгри твою унаследуют участь,
Среди сонма богов выбиваясь державно в герои.
Грозно ваджру держа, погоняя ленивые тучи,
Чтобы позже уйти мелких демонов изгнаны роем. (Приложение 1)
Действительно, такие боги как Индра, Сурья со временем искоренили культ Митры в Южной Азии, оставив его в рядах древних арийских богов. Тогда как в Центральной Азии стало подниматься тенгрианство, шаманизм. И если А.К. Акишев сравнивает Митру с Пурушей: «Митра в Авесте бесспорно связан с концепцией Мирового Дерева, он может быть сопоставлен с Пурушей, заполняющим всю Вселенную (РВ X, 190) (ср. его мотив обозревания семи каршваров, эпитеты, подчеркивающие его множественность, эпитет gufratn brzantam — глубокий, высокий), что демонстрирует инверсию культа царя-Космоса и Митры-Космоса у древних иранцев. При сравнении Митры с ведическим Пурушей заметим, что не исключена связь с Митрой практики человеческих жертвоприношений (ведич. пурушамедха) путем рассечения на части; в этой связи представляет интерес общее в описаниях Митры [он имеет ваджру (палицу) «с сотней зубцов» (Яшт X, 96)] и Сомы [«с тысячью зубцов» (РВ V, 48,3; I, 121, 12]» [8, с. 81-82].
Тогда как А.А. Кодар говорит уже о том, на каких богов сменился Митра в Средней и Южной Азии, и от Митры остается только его ваджра. И А.К. Акишев подтверждает данную преемственность между Митрой и Индрой: «Кинжалом, мечом, ваджрой снаряжены Митра (связь его с Индрой хорошо известна) (Яшт X, 96—131), и Иима (Видевдат II, 7)» [8, с. 122].
В «Степном знании» А.А. Кодар также показывает, что за определенными богами стоят целые народы: «В отличие от монотеизма мировых религий, таких как христианство или ислам, тюркский монотеизм отличается тем, что единый бог в нем как обозначение этносимволического универсума. За именем Яхве стоит иудейский универсум, за Митрой — иранский. Точно также за понятием Тенгри стоит тюркский мир. В подобном монотеизме определенное этническое сообщество напряжением всех сил рождает некое понятие, которое в свою очередь вытаскивает из тьмы небытия миросознание данного народа» [9, с.137].
А также Митру с Тенгри роднит умение сочетать в себе противоположности, быть неким парадоксом бытия: «Тождество бытия и небытия возможно только в суперпонятии. Таким понятием у тюрков и было имя Тенгри. Следовательно, если Парменид полагал, что бытие есть, а небытия нет, то первым существенным качеством Тенгри является тождество бытию и небытию. Тенгри — небытийствующий гарант бытия. Тенгрианский монотеизм — это трансцендентное и имманентное присутствие бога, при котором вещный предметный мир представляется существующим сам по себе и потому порождающий по мере необходимости самостоятельные культы» [9, с.137].
Но в итоге и Индра, и Тенгри уходят на второй план из-за господства ислама и буддизма. Теперь становится понятнее, почему автор, начиная свой тюркский цикл, обращается к иранскому богу: «Таким образом, если говорить о территории Центральной Азии, ныне почему-то называющейся Евразией, казахи, как народ сложившийся в результате ирано-тюрко-монгольского этногенеза, являются наследниками примордиальной индоарийской традиции, которая сообщила свой импульс культуротворчеству на тюрко-монгольских языках. Митра превратился в Тенгри, Адвисура-Анахита — в Умай, жрецы — в шаманов. Круг замкнулся, он начинался с шаманов и вернулся к ним»[9, с.119 ].
А также следует обратить внимание на теорию казахского этногенеза А.А. Кодара: «В связи с этим возникает вопрос: почему территория Центральной Азии, иранизированная пришлыми ариями, затем тюркизировалась, но потом, несмотря на размах завоеваний Чингисхана, избежала монголизации? Ответ скрыт в самом вопросе, из которого следует, что казахи как народ сложились в результате трех глобальных этногенезов: иранского, тюркского и монгольского. Вспомним казахскую пословицу, гласящую, что каждый мужчина состоит в трех степенях родства: с родным племенем (ата жұрт), с племенем своей матери (нағашы журт) и с племенем своей жены (қайын жұрт). Если привести наши данные в соответствии с этой схемой, то родным племенем для казахов являются тюрки, материнским — иранцы и брачным — монголы» [9, с.81].
Измельчанью народа возможно ли ставить преграду,
Если Митра не смог удержать в чистоте все основы?
От зиждителя речи нам, бедным, осталось в награду
Современное богу, благое и чистое слово. (Приложение 1)
Далее автор подводит нас к этическому вопросу: «Что можем мы, смертные, если даже бог Митра не смог?» Митра, по Ф. Кюмону, как господин истины «является творцом, который по поручению Юпитера (Ормазда) отвечал за установление и сохранение порядка в природе. Говоря философским языком, он представляет собой излученный логос, делящий с ним власть. [5, с. 176].
Таким образом, взывая к иранскому богу договора, А.А. Кодар акцентирует внимание на многих его гранях и увязывает как с тюркской, так и с мировой культурой, показывая его соединяющее положение и важность. В стихотворении можно проследить развитие митраизма в истории, его зарождение, расцвет, распространение и упадок. Также у А.А. Кодара можно усмотреть призрак митраизма в Слове, оставленном нам богом логоса, правды, истины, порядка Митры. Слово у А.А. Кодара обожествлено через призму митраизма.