Нельзя не преклоняться перед такими достойными сынами казахского народа, как Ауэзхан Кодар. Скоро ему исполнится 55 лет, и в преддверии юбилея мне хочется поделиться с Тобою, читатель, личными впечатлениями от многолетнего общения с этим замечательным человеком.
Проза жизни была такова.
Ауэзхан Кодар приехал в Алма-Ату в начале 1980-х – после того, как поработал юристом в одной из фирм к Казалинске, куда был направлен по распределению по окончании юрфака КазГУ. Этому предшествовало то, что к достижению возраста 26 лет, несмотря на необходимость «просто выживать и обеспечивать себя, свою личную независимость», несмотря на повседневную рутину этого выживания — он успел создать множество литературных произведений, одно из которых послал для прочтения Дулату Исабекову. Этот влиятельный человек по достоинству оценил талант «начинающего», не публиковавшегося автора, и в силу имевшихся возможностей поспособствовал тому, чтобы Кодара перевели из глухой бесперспективной провинции на работу в Алма-Ату. Впоследствии содействие в жизнеустройстве молодому человеку, случилось оказать и Мурату Ауэзову.
Это – первые, кто приходят на память, а хороших людей, Ауэзхана окружающих, было наверняка немало.
Если бы жизнь его была лёгкой, какой она кажется другим, которые общаются с Ауэзханом Кодаром… Его заразительный и громкий смех перечёркивает все сомнения в том, что ему трудно, что он что-то делает через силу. А ведь, говоря техническим языком, его суммарная напряжённость в единицу времени превышает напряжённость мышц, нервов, воли «обычного здорового человека» в десятки раз.
Я каждое утро у себя дома с пожеланием доброго утра встречаю жену и дочь, и даже целую ручку своей дочери но дальше в совершенствовании своих личностных отношений не шёл.
А Ауэзхан находит способы совершенствовать семейные отношения и не считает, что совершенству есть предел. Он – семейно состоятельный человек, который делит своё состояние между членами семьи.
В семье, где жена посвящает стихи мужу, дочь посвящает стихи своему отцу, а он пишет для супруги и дочери стихи. Наверное, в современном Казахстане трудно найти ещё одну такую семью.
Прошло почти тридцать лет с тех пор, когда Ауэзхан приехал в Алматы из Казалинска, а стремление идти вперёд, идти по новым путям, найти свой путь – этот вектор направляет всю его жизнь.
Бывают переживания со слезами на глазах, когда уже вынужденная прикованность к постели ведёт к отвращению сверхвозможностям человеческого сердца, нервов, и только рассудок заставляет, стиснув зубы, остановив этот наметившийся взрыв, найти себе новый выход для того, чтобы направить свои эмоции в творческую направленность.
А вот что касается поэзии…
Пытливый ум, услышанные через подсознание колыбельные песни и ласковые слова, говорённые матерью (она ушла, когда ему не исполнилось и двух лет – надорванная жестокой простудой) над его колыбелью; сказания и истории, услышанные от отца – не давали покоя Ауэзхану. И уже в детском возрасте он начал сочинять стихи.
Такой всплеск был связан не только с детством, но и с мощным культурным влиянием советского образования. В больницах и санаториях, где провёл он многие годы своего детства (что называется, самый сензитивный возраст) — были не только лучшие врачи, но и образованнейшие педагоги, а чудесная русская литература делала своё и навсегда укоренилась в сознании Ауэзхана.
Его исключительные переводы Пушкина, Есенина, Абая, Магжана, философов древности и исторических трудов – и с русского на казахский, и с языка казахского на русский – делают его литератором совершенно двуязычным. Учиться русскому языку – значит, «на русском» и думать… Здесь я себя останавливаю – не знаю, на каком языке он думает, но казахским владеет потому, что душа у него – казахская, пропитанная полынью, а талант смог дать ему совершенство в этих двух языках.
Хотелось бы поделиться следующей цитатой из одного стихотворения Ауэзхана.
«…Когда ты невидимка, вопрос отпадает тут, кто ты –
Гениальный мудрец, или, может быть, баловень сцены.
Не настигнут тебя ни признанье, ни слава, ни льготы,
Будь ты хоть как гора, лилипуты тебя не оценят…»
(«Невидимка»; «Тамыр» № 4 (33) 2012; с. 80).
Стих этот адекватному переводу на казахский язык не передаётся – но это и не требуется.
Какие тогда погоды стояли в «каганате» Ауэзхана и стоят теперь?
Погода – «тёплая»: его журнал «Тамыр» выходит без перерывов более 10 лет (а десятки журналов основывались и уходили в небытие, не выйдя и тремя номерами…) у этого журнала нет и намёка на временность, скоротечность – ибо темы и материалы нацелены на будущее развитие культуры, а диапазон авторского коллектива постоянно растёт и охватывает одну страну за другой – Россия, Таджикистан, Украина, Киргизия, Польша, Турция, Китай, Венгрия…
Но главную роль играет в этом журнале сам Ауэзхан.
Там, в Джусалы, остался дом, в котором жил Ауэзхан в детстве. Своим будущим он обязан этому месту.
Однажды вечером он вышел навстречу отцу, который нёс двух уток, возвращаясь с охоты, и это ясно и ярко в памяти до сих пор. А затем стало темно. Вирус полиомиелита стал уже неуправляем, организм пятилетнего Ауэзхана не смог справиться с начавшейся болезнью, и даже от природы наделённый мощной иммунной системой, от рождения усиленной тысячелетней системой «жети ата» (питание здоровым мясом, жусаном, кумысом, запахами степных трав), дала сбой.
Вышел навстречу на своих ножках и с того времени уже не помнил, когда он реально ходил своими ногами. Во сне и в мечтах он тысячу раз пробегал по дорожкам стадиона под гул трибун и скандирование: «Ауэзхан! Ауэзхан!»… А просыпаясь, он только думал, что у него есть ещё шанс встать на ноги, стрелами метнуть в своих врагов оба костыля и начать опять идти навстречу своему отцу, до которого он тогда так и не дошёл. А отец его поднял высоко на руках, говоря: «Что случилось?! Встань на свои ноги!..»
Он не понимал, почему его ноги не держат. И дальше система современного бессистемного лечения советского здравоохранения со всей его добротной уже никогда не смогли вернуть ему ноги. И только возможность бесплатно лечиться в лучших санаториях и больницах в какой-то мере компенсировала уход жизни из ног, превративший здорового малыша в инвалида без ног, и даже шестикратное оперативное вмешательство в позвоночник, в спинно-мозговую нервную систему лучших врачей если и не принесло вреда, то пользы уж точно не принесло…
Где-то в тринадцать лет врачам уже стало ясно, что шансов бегать на своих ногах у Ауэзхана больше не осталось. Болезнь и врачи своё дело сделали.
У Ауэзхана оставался единственный шанс – всегда быть в действии. Никто не должен знать, что он — без ног. И с того времени нигде, никому и никогда не дано было понять, что он – обездвижен в преодолении пространства обычной жизни.
Ауэзхан – очень мужественный человек, и ему претит даже мысль о том, чтобы вызвать сочувствие посторонних, а тем более – принять снисходительно-благотворительную помощь.
Размышления об этом наводят меня на воспоминание и о другом сильном человеке, преодолевшем силою духа недостаток физического здоровья и подвижности.
Стивен Хокинг пишет, в частности, и такое.
«Мы понимаем, что живем в загадочном, ошеломляющем мире. Мы стремимся постичь смысл того, что видим вокруг себя, и задаемся вопросами: какова природа Вселенной, каково наше место в ней, откуда появилась она и мы, почему она такая, как есть?» (СТИВЕН ХОКИНГ, Леонард Млодинов. КРАТЧАЙШАЯ ИСТОРИЯ ВРЕМЕНИ. С.-Пб., АМФОРА, 2011, с. 67)
…У Ауэзхана всегда было желание заняться спортом – но не теми видами, что практикуются у «спинальников-колясочников». Он неоднократно высказывал такое желание – вот, если бы кто-то создал приспособление, с помощью которого можно стоять во весь рост и передвигаться, не опираясь на костыли – чтобы руками можно было удерживать спортивный снаряд – диск для метания, лук. А ещё его не оставляет надежда сесть на коня – вот если б сделали такое седло, которое поможет человеку ему нестись по степи… А вот автомобиль с ручным управлением водит он на удивление мастерски – ездил я с ним и за двести километров в Алтын-Эмель к Чокану, и за триста – в Капал Арасан… А была и незабываемая поездка в Бишкек – повидать место захоронения Айтматова. А на дачу за сорок километров – вообще ему не в тягость; нередко забывается, что он всё-таки ограничен возможностями системы ручного управления автомобилем – а его только веселило удивление спутников-пассажиров.
По этим поводам из недавно прочтённого показались мне очень подходящими к случаю такие строки.
«…разве думает о пути стрела, посланная сильной рукой? Она летит и пробивает цель – покорная воле пославшего. Мне дано видеть, мне дано любить – и что выйдет из этого видения, из этой любви, то и будет его святая воля – мой подвиг, моя жертва…» (Леонид Андреев, «Жизнь Василия Фивейского»).
Но – сам Ауэзхан расширил своё пространство, в котором он двигался, плавал, летел… Это — пространство философии, культуры, искусства.
В доказательстве действия иногда Ауэзхан оказывался не в традиционных понятиях тихой и спокойной жизни. При различных обстоятельствах житья в общежитии, в доме творчества писателей, на съёмной квартире – спокойная жизнь в сонных апартаментах исчезала. Жизнь закипала с самого утра и кипела до поздней ночи. Бесконечные встречи, споры, доходящие до выяснения отношений и чуть ли не до рукоприкладства… Его статьи, переворачивавшие с головы на ноги наши привычные представления…
«Это кони и пони…» Кто – горячий конь, а кто – пони, тихо трусящий по жизни, как по сцене?
То был Ауэзхан яростный и горящий, пробивающий свой путь в сложном и плотном тесте писательского мира.
И – семья в работе. Его супруга Замза, работая в КазЖенПИ, сотрудничая в «Тамыре», ещё и возглавляет Центр гендерных исследований. Его дочь Айман – студентка КазГНУ им. Аль-Фараби, будущий востоковед. Хотя она только первокурсница – уже автор нескольких поэтических сборников и книги размышлений. Отец необыкновенно лиричен в отношениях с дочерью.
…Тихая жизнь – это перед штормом. Предвидение – всегда скучно.
Шторм – в крови у Ауэзхана. И в скором времени грянет – пока что «ливень перед штормом». Вот выйдут его произведения собранием сочинений, как у классиков… Хотя здесь я, пожалуй, перегнул – пряд ли он позволит своим произведениям быть заточёнными в тома в коленкоровых переплётах
Тишина – не в духе Ауэзхана. У него есть шанс всегда проявить себя в сценарии жизни, автором которого является – он сам.
Его основная книга – «Степное Знание» — известна мало, но я оцениваю её как стоящую в одном ряду с эпическими «Степными уложениями». Издаётся и лежит на столе у каждого из калмыков – братьев, с которыми казахи не разделили бескрайнюю степь.
Итак, переводчик он – великий.
В поэзии он вызывает трепет.
А в жизни он – герой, которого можно сравнить разве что с Майкы Би, который тоже был лишён возможности свободно двигаться на своих ногах, но вошёл в историю как самый сильный и великий из тех, кто стоял у истоков казахского народа.