Готова ли евразийская цивилизация к рождению нового Чингисхана?
«Скифы мы, азиаты мы, с раскосыми и жадными очами», — утверждал поэт. Могут ли народы Евразии назвать себя братьями, есть ли в нас нечто общее, некая основа, то, что мы можем противопоставить возрастающему влиянию западной цивилизации? На протяжении веков евразийцы варились в одном большом котле, возникали и рушились империи, плавились в горниле истории этносы — какие плоды мы пожинаем сегодня? Сергей Бодров, создатель фильма «Монгол», попытался ответить на этот вопрос. Его новая работа предназначена прежде всего для российского зрителя, режиссер надеется, что, напомнив соотечественникам о завоевателе всех времен и народов, он напомнит и о связующей цепи, которая столетия держит нас вместе. А ковать эту цепь начал монгол Тимуджин, навеки вошедший в историю под именем Чингисхан.
Писатель и культуролог Ауэзхан Кодар считает, что наступление западной цивилизации неотвратимо, а, цепляясь за национальные корни, мы лишь делаем процесс более трудоемким и мучительным. Хотя роль Чингисхана в становлении государственности на евразийском пространстве трудно переоценить, наступили времена, которые можно назвать закатом истории и культуры. Человечество неотвратимо превращается в безликую массу потребителей, и все политические и культурные идеи заведомо обречены на провал. Когда-то монголы, утопив в крови континент, дали жизнь странам и народам, и, возможно, в недалеком будущем нас ожидает появление нового Чингисхана.
Кровавый цивилизатор
— По словам создателей фильма «Монгол», основной посыл проекта — показать корни общности народов Евразии, в частности, русских и казахов. Судя по тому, что Министерство культуры Казахстана приняло участие в создании фильма, наши власти с одобрением воспринимают эту идею. «Монгол» в целом повторяет сюжет с юности известной каждому эпопеи Калашникова «Жестокий век», где неоднозначная фигура Чингисхана показана весьма многогранно. Точно так же полярно и многогранно мнение сегодняшних жителей Евразии об этой исторической личности. Как Вам кажется, подходит ли Чингисхан на роль «связующего звена»?
— Я считаю, подобные проекты нужны и важны прежде всего тем, что преподносят идею нашего исторического и культурного родства, чему много усилий отдавалось в советское время. Сегодня на постсоветском пространстве преобладают деструктивные процессы.
Республики получили суверенитет, Россия погрязла в своих проблемах, и, конечно же, возникают сомнения, можно ли консолидировать эти огромные пространства? Но, тем не менее, такие проекты нужны уже тем, что единое культурное поле обеспечивает им широкий резонанс. Хорошо, что действует «великий и могучий» русский язык, это тоже фактор понимания друг друга, возможность услышать. Я, к сожалению, пока не видел фильма «Монгол», но сама идея кажется немного «не той».
В Чингисхане мы имеем колоссальную личность — в конце 20 века его объявили человеком тысячелетия, это действительно признание его феноменальных заслуг. И мне кажется, что представлять его одним из монголов немного неправильно. Знают ли создатели фильма, что слово «монгол» придумал сам Чингисхан, когда, собрав разрозненные племена, начал строить свою империю? Оно имеет свою этимологию в тюркских языках. Как утверждал профессор Васильев еще в 19 веке, это слово произошло из двух составных понятий — «мангу» и «ил» — «вечный народ». То есть, создавая свою империю, Чингисхан создавал вечный этнос, вечную страну. Если авторы фильма это знали, то там проглядывает идея единения, совместной вечности.
Но я подозреваю, что Чингисхан интересовал создателей фильма как удачливый воин, полководец, который стал потом императором. В кочевой культуре, к которой принадлежал Чингисхан, не было преобладания количества, там действовали одиночки, бравшие на себя ответственность за свой народ, в этом смысле Тимуджин действительно был человеком «степного знания».
Дело в том, что в тюркском языке слова «знание» и «власть» имеют общее значение. Слово Чингисхана не расходилось с делом, таким образом его философия становилась законом. Из его установлений сложилась Великая Ясса, которую кочевники беспрекословно исполняли, а его законы получили жизнь посмертную. Эта колоссальная личность вольно или невольно способствовала консолидации огромных пространств. Уже одно то, что он остановил развитие Китая, основал там свою империю, говорит о многом…
— Также он поспособствовал созданию фактически всех современных государственных образований на евразийском пространстве.
— Именно на развалинах его империи возникли и Московская Русь, и Казахское ханство, и многие другие государственные образования. Удивительно то, что сами соплеменники Чингисхана — племя халха, то есть собственно монголы, — остались в пределах внутренней Монголии, и дальнейшие его походы происходили с помощью завоеванных племен. В частности, завоевание Руси происходило с помощью племен Дешт-и-Кипчака, также Чингисхан основал династию казахских ханов, подарив этот улус своему сыну Джучи, который стал предком всех ханов вплоть до Шокана Валиханова.
Сейчас нам точно известен только один чингизид — это архитектор Валиханов, создатель памятника Золотому воину, который стоит на площади Независимости. Таким образом, отзвук политики Чингисхана виден и поныне. В частности, он отличался огромной веротерпимостью, отделив каждый народ от соседнего. Не принуждая их смешиваться идейно, Чингисхан дал возможность каждому этносу творить свою культуру.
В истории все происходит парадоксальным образом: завоеватель может стать прародителем большой гуманистической цивилизации, тот, кто хочет слишком много добра, может принести только зло. И в этом плане можно сказать, что завоевания Чингисхана несли современную цивилизацию. В частности, несмотря на альтернативу, которую Чингисхан предлагал побежденным народам — или вы со мной, или вас не будет, — в его правлении были и гуманные идеи.
Его мать лично воспитывала детей покоренных правителей, и именно монголы ввели традицию не убивать послов, ведь они жестоко разрушали города, где убивали вестников. Но тех, кто присоединялся к нему по доброй воле, он мог безмерно облагодетельствовать.
А проблемы все те же
— Некоторые наши соотечественники, да и не только, считают себя наследниками Чингисхана, другие его яро ненавидят, поскольку он, по сути, не дал образоваться национальной казахской государственности, и хотя косвенно и способствовал становлению государственности русской, но на триста лет задержал образование страны как таковой. Как примирить такую полярность?
— Вы задали хороший вопрос. Территория, на которой мы живем, всегда была объектом завоеваний. Вначале тут прошлись индо-арии, далее случилось гуннское завоевание, кстати, тюрки сюда пришли с Алтая, и только после — монголы. Здесь есть что пограбить и что покорить. Если листать страницы истории, то мы увидим сплошную цепь завоеваний, волна которых перехлестывалась и через современную территорию Казахстана.
Кроме того, неоднозначность отношения к личности Тимуджина определяется невероятной резкостью его поступков и отношений. В частности, он ненавидел китайцев и вырезал их под корень, пролил море крови.
Но ведь в то время империя Хань устроила жестокий геноцид кочевой культуре, и она была на последнем издыхании, когда появился Чингисхан. Он не дал исчезнуть кочевым народам, не дал им затеряться в междоусобицах. Эта эпоха навеки осталась в истории. Он считал, что этика и эстетика кочевья — лучший из имеющихся вариантов, что города душат живую природу, и он разрушал городскую цивилизацию, стремясь утвердить кочевой образ жизни на всем завоеванном пространстве. Как ни странно, сегодня мы думаем над теми же проблемами. Урбанизация, победившая городская цивилизация, сегодня находится на краю гибели.
Триста лет в одном котле
— Очень интересно было бы представить — какой была бы наша жизнь сегодня, не родись в монгольской юрте Тимуджин?
— Мне кажется, без него эту территорию постигла бы катастрофа исламского фанатизма. Хорезм-шах, жесточайший враг Чингисхана, которого он уничтожил, владел этими землями, был ближайшим соседом Руси и очень плохо относился к русским. Думаю, здесь пылали бы религиозные войны, происходило бесконечное соперничество. Скоре всего, Русь очень быстро осознала бы свою именно европейскую сущность, сильнее тяготела бы к Западной Европе и католицизму. Все эти моменты еще резче, еще более жестко поляризовали бы мир на Восток и Запад.
Получается, что Чингисхан все эти процессы динамизировал, но делал это в период стагнации — триста лет мы варились в одном котле, каждый раз останавливаясь на переломных моментах, скатываясь назад к точке кипения. И возможно, территорию Евразии вместе держит то, что мы никогда не перескакивали некий предел. Мне кажется, мы сейчас опять стоим на своеобразном рубеже. Перед нами вновь возникают всякие чучела международного терроризма, пропасть между Востоком и Западом.
— Сергей Бодров, в частности, хотел своим фильмом показать чуждость России Западной Европе и ее родство с кочевым Востоком. Как Вы считаете, найдут ли эти идеи отклик по обе стороны Уральских гор?
— По-моему, это на данный момент устаревшая идея. На самом деле у нас нет какой-то большой любви друг к другу даже между Россией и Казахстаном. Не надо забывать, что мы колонизованная страна, у кого-то есть комплекс «старшего брата», у кого-то — «младшего», все эти моменты должны быть преодолены. А на основе единения они не преодолимы. Парадокс, но все это можно преодолеть только на основе обращения к западноевропейской цивилизации — это необратимо.
Цивилизация — это вещь и абстрактная, и конкретная. Это и витающая идея, а конкретно — стоящий на столе компьютер. Это удобные, простые и дешевые технологии, которые меньше ставят человека в зависимость от толпы.
Мне кажется, что идеи идиллии и братства евразийских народов — это пережитки великодержавной российской идеи. Каждая страна переживает очень тяжелый период, в то же время мы все упрямо не хотим пересоздавать себя внутренне, пытаясь обратить внимание на наши внешние достоинства. Вот у нас нефть, вот у нас ресурсы, вот мы ядерная держава… А внутреннего наполнения на этой территории как раз таки и не происходит. Но грядущая неизбежная победа цивилизации — это не рок, не смерть духовная.
Я сейчас скажу очень крамольную вещь, но западная техногенная цивилизация побеждает даже страх перед смертью. Жизнь просто превращается в бесконечный процесс трансформации. Благодаря техногенным достижениям каждый может быть творцом, каждый может себя проявить — мы не соперники, а ведь все конфликты и войны возникают из-за зависти и нежелания принять другого.
Нам не страшен терроризм
— Вы говорите, что для Евразии наступил опасный момент, но ведь современная политика не дает для этого глобальных предпосылок — между нашими странами установлен мир, закрепленный рядом международных договоров. Или этот мир очень хрупок?
— Не создано ничего надежного, нет настоящих созидающих институтов — все носит симуляционный характер. Кроме того, существует множество не нужных нам заимствований во всех сферах, которые еще более усложняют адаптацию в современном мире.
Человек все более мельчает, заменяется всяческими технологиями, и может наступить момент, когда он в том понимании, которое мы сейчас вкладываем в это понятие, просто начнет исчезать. И, может быть, тогда придет тоска по сильным личностям наподобие Чингисхана? По сильным натурам шекспировских страстей…
— Возможно, международный терроризм в какой-то степени выполняет эту роль? Одновременно консолидирующей идеи и пугала?
— Многие философы современности пишут о человеческой массе и поясняют, почему в сегодняшнем мире не работают никакие теории еще недавнего прошлого, в частности, теория Маркса. Наступили полное обезличивание, равнодушие, асоциальность на фоне бесконечного потребления. И бегство от реальности.
О террористах, в частности, французский философ Бодияр пишет, что какими бы ни были их «подвиги», как бы они ни были страшны и ужасны, но все их действия — это работа, уходящая в песок. Террорист ничего не решает, ибо современная цивилизация перескочила некий порог, перед которым могла вернуться к адекватности, реальности. Все те теории, которыми мы пытаемся оперировать, — идеи евразийства, центральноазиатского союза и так далее — они не будут работать. Мы масса, в то же время — автономизированная масса. Все знаковые элементы, некогда диктовавшие нам модели поведения: национальное сознание, вера в Бога, патриотизм — сегодня не действуют. Это всего лишь слова. Мы живем, возможно, в конце истории, и этот конец проходит в однообразии. А возможно, мы живем в предутреннем периоде.
— Но если привычные идеи не работают, может ли на чем-то держаться наше общее евразийское пространство, кроме как на личной дружбе президентов и нефтяных трубах?
— Мне кажется, что наше «единение» исчезнет в течение двух-трех поколений. Просто мы, наше поколение, живем в период смены формаций, поэтому нам так сложно меняться, осознавать свои ошибки. Но логика исторического процесса говорит, что новое всегда ломится в ворота, и наше пространство ждут крутые перемены.
Я не доверяю патриотическим моментам, национальным идеям. Принцип подбора у меня принципиально иной. Это как при верстке журнала: вначале нужно находить «материал», а потом придумывать «рубрики». То есть вначале наполнение, а только потом — ярлыки. У Казахстана пока нет реальной основы для лидерства, нужно развивать ту же самую креативную прослойку, которая у нас по сравнению с Россией крайне тонка. А в стране, где доминирует родоплеменное сознание, трудно говорить о скачке развития. Нужно стремиться к иному состоянию этноса, но это очень долгий процесс.
— Можно ли сказать, что евразийская цивилизация готова к рождению нового Чингисхана, который встряхнет ее за шиворот?
— Да, как считает российский писатель Ерофеев, мы породим либо новую религию — некую смесь буддизма с пантеизмом, — либо нового диктатора и тем докажем, что существуем не в сумерках цивилизации, а в предрассветной мгле.