«Я думаю, что стихи Нурлана – гениальные. И они ближе всего Лермонтову – по чувству заброшенности одинокого юного существа — поэта — в жизни, в звёздной ночи, на кремнистом пути без ясных ориентиров. Фонари хоронят святого Фонаря. Это — настоящее, главное чувство истинного поэта».
Александр БРЕНЕР,
Цюрих, 17.09.2018
Нуйлоп Нупис/ Нурлан Султанбаев
Нурлан Султанбаев, поэт, кинодраматург. НУЙЛОП НУПИС − литературный псевдоним. Родился, жил и работал в Алма-Ате
1985-86 – Литературный кружок. Дворец Пионеров.
1987-88 – Сценарная мастерская при киностудии Казахфильм.
1988-1990 – учеба во Всесоюзном Государственном Институте Кинематографии, Москва
1989 – сценарий к мультфильму «Мудрость бедной девушки» (Казахтелефильм)
1987-90 – публикации в журналах «Арай», «Экспресс-К», «Стайлинг», «НП» и др.
1991– фильм Айборши Бождеевой «Homo Helius»
1993 – Статья Зитты Султанбаевой — «Принц Нупис» , ж-л «Азия кино».
1995 – Статья Игоря Борисовича Полуяхтова — «Между Хармсом и Радовым»
1996 – 3-место в номинации «проза» в литературном конкурсе, инициированном фондом Сороса
2001 – выход сборника Н.Султанбаева «С…тихо…творения!» (на грант фонда “Сорос-Казахстан” при содействии М. М. Ауэзова)
2003 – статья Ирин Гайкаловой – «Свет твой». Заметки очарованной странницы
***
Я надел черный чехол гитары,
Красной гитары Наварры,
Которая когда-то пела, кричала,
А потом умерла.
И вдруг я почувствовал боль в горле.
Это связки мои превращались в струны,
И я закричал от боли.
А потом вдруг запел на все Небо!
1986
***
Когда из людей вылетают сердца
И превращаются в красных птиц,
Люди падают замертво
Затылком или прямо ниц.
Над ними горькие песни поют,
А птицы к свободе летят!
В небе кружат, протяжно поют!
А вернуться уже не хотят.
1986
* * *
Едет и едет ночь с черными глазами,
Едет и едет на сером ишаке.
А следом за ней по ревущим волнам океана,
Плывет и плывет луна на оранжевой змее.
А следом за ней не спеша, на цыпочках сверкая,
Звезды идут и идут в черной вышине.
Идут и плывут они все за зелеными огнями,
Что бабка Яга раздает на летающей горе…
1986
Старый тополь тянется к звездам.
Шепот листьев – молитва слышна.
Умираю. Прости, если можешь,
Дай последнюю каплю огня!
Небо вспыхнуло, ночь ослепла,
И взметнулась струя огня!
Умираю, прощайте звезды!
Умираю, простите меня!
1986
Старуха-цыганка
Старуха-цыганка залезла на крышу,
К змее подошла, говорит:
— Отдай мне звезду!
Без нее я не вижу,
К кому и куда я иду.
— Тебе и не надо, — змея отвечала, —
Ложись в темноте и усни.
Ты видишь, какое повсюду молчанье,
Все черно, не видно не зги.
— Отдай, говорю, если смерти не хочешь!
Все племя твое прокляну!
Расколется небо и солнце растает!
Ты слышишь? Тебя я убью!
Змея промолчала, глаза не сверкнули,
Свернулась лишь только она.
Навстречу старухе из черного неба,
Пылая, летела звезда!
1986
Памяти незабвенного Даниила Хармса
Расскажу я такую историю.
Жил в гостинице местной Астория
Музыкантик по имени Мори.
Был, конечно, он так, ничего,
Если вычеркнуть морду его.
Да и сердцем людишек любил,
Между нами, хотя крокодил.
Вдруг мыслишка к нему приползла,
Не гениальна, но и не зла.
Ах, ну чтобы вот эдак сказать,
Чтобы крикнули: Ах, твою мать!
Ну и так он, и эдак он выл.
Исступленья у Бога просил.
Тот, конечно, добрейший старик,
Малых он обижать не привык.
Ну и выделил капельки две,
Что таились в его бороде.
Мори вынул большой граммофон,
От сортира провел телефон…
Как пошло, как пошло-то греметь!
Чтоб не вымолвить только…
Но недолго продлилось сие.
Ох, разгневался этот Ле Дье.
Продал ты мой божественный дар!
Превращу я тебя в писсуар!
1987
***
Растерзаешь меня понемногу
И откусишь мой правильный нос.
И глаза удивленные богу
На серебряный бросишь поднос.
И ладонями нежными туго
Из груди моей выдавишь вздох.
И приложишь ухо в надежде
Удивленно и спросишь: “Сдох?”
Вот тогда вдруг послышится что-то,
Еле слышное: “Кза, кза…”
Желтым парусом вздуется штора.
Наконец то и к нам стрекоза!
***
Девица с афишной рекламы,
Задрав голубые белки,
Тянет губы в улыбке жеманной,
Надевая на ноги чулки.
Я один перед нею — молча.
Точно так же слеп и глух.
Точно тот же оскал волчий.
Точно тот же продажный дух.
Шелестит ветер бумагой,
Разрывая лоскутья дыр.
Это я с расписной рекламы
Посылаю улыбки в мир.
1987
* * *
КАК УРОДЛИВО, БЛЕДНО И СТРАННО
НАД ТУМАНОМ ПОВИСЛА ЛУНА.
А НА СКРЮЧЕННОМ ДНЕ ОКЕАНА
ЗАДЫХАЕТСЯ РЫБА-ДУША.
И ГЛЯДИТ НЕПОДВИЖНО И ТУПО
НА СВОЕ ОТРАЖЕНЬЕ ВДАЛИ,
ЧТО ПЛЫВЕТ НЕПОДВИЖНО И МУТНО,
УЛЫБАЯСЬ ПРЕДСМЕРТЬЮ ЗЕМЛИ.
1987
ПОЭМА (неоконченное)
Изучая фрейдистов теорию,
Здоровенный детина Матори
(Он не сын мировой революции)
Изрыгает из чресла поллюции.
Что ж, квадратное племя поэтов,
Мы узреем: достоевственно это?
— Нет! Нет! Нет!
Ну а что достоевственно в мире?
Ну хотя бы Дуэнде, по лире
Проводящий корявыми пальцами.
Их не знали феклушины пяльцы.
Он ужаснее Люцефера.
Перед ним открываются сферы.
— Бред! На мыло и к черту Эзопа!
Уничтожим тебя, Мизантропа.
— Да, я простой шизоид,
Я космический сперматозоид.
Я чернею. Дыра. Пантера.
И сосу я молочную эру.
Это льется и вьется глиста.
И безбрежна, как сон кита.
Да не обидется на заныку
Золотая серьга калмыков!
Фонарь
По улице, черной и дикой,
Цепочкой тоскливых огней
Шло похоронное шествие
Уличных Фонарей
Туман не окутал горя.
И ночь не задула огней.
Они хоронили святого
Фонарей всех фонарей.
***
ГОСПОДИ! Спасибо тебе!
Ты хорошенько трахнул меня
По башке. Свет Твой
Входит в меня и выходит
Из меня совершенно свободно,
Не задевая внутренних органов,
И поэтому кишка моя осторожно
Вылезет из меня и три раза
Обернет земной шар.
8 апреля 1990