Агентова Юлия Андреевна. По образованию педагог-филолог. Окончила Пермский государственный педагогический институт. В данное время живу в г. Алматы. Дополнительное образование — пять лет Открытой Литературной Школы (проза и драматургия).
Участвовала в писательском марафоне American Space Almaty в 2017 году, выиграв приз симпатий от данной компании. Входила в лонг-лист конкурса Мультимедийного издательства Стрельбицкого «Любовь и волшебство». Заняла призовое место в конкурсе «Писатели за добро».
Публикации: в Юбилейном сборнике ОЛША «Дорога без конца», «Сборнике №3, клуб писателей Казахстана», в журналах «Нева», «Literra nova», «Зарубежные ZA-ZA задворки», «Рапсод 1», «Рапсод 2», а также в электронных вариантах — в журнале «Дактиль», в LoveRead.ec, электронной библиотеке «Книгочей» и др.; сборник рассказов и повесть вышли в электронном издательстве «ikitapdykeni.kz» в 2020 г.
Однажды в июне
– Привет! Ты что не купаешься?
Я повернул голову и увидел сначала ноги в синих узких джинсах, а взглянув вверх, всю девушку – крашеную блондинку с зелеными, окантованными черными ресницами глазами. Она возвышалась надо мной, придерживая рукой перекинутую через плечо легкую курточку.
– Да так… разговариваю с судьбой. А купаться в такую погоду… (я кивнул головой в сторону водохранилища). Сама попробуй!
– О чем это ты разговариваешь с судьбой? Закурить есть? Подвинься…
Она бесцеремонно уселась на толстовку, как будто я расстелил ее на плитах специально для нее.
– Благодаришь судьбу, что родился на свет? – насмешливо продолжала девушка.
Не знаю, почему я стал ей отвечать… Может быть, потому, что никогда ни с кем не говорил об этом. Наоборот, начинал психовать, когда друзья затрагивали эту тему. В конце концов, они навсегда оставили ее. Но сегодня мне отчего-то нужен был собеседник…
– Благодарю ее, что выбрала не меня, и все думаю, почему, – ответил я, протягивая пачку сигарет.
– А кого она выбрала?
– Того, кто был лучше меня и должен был жить…
– А ты? Не должен?.. – она повернулась ко мне, насмешливо щурясь.
– Я? Нет… Я должен был умереть.
– Ты что, болел?
– Нет, я здоров, как бык. Но должен был умереть в этот самый день ровно семь лет назад.
– Инте-ре-есно… А ну, расскажи! – потребовала она.
Удивительно, что я послушался.
– Семь лет назад в этот день в июне стояла ужасная жара – не то, что сейчас. На «водохранку» (так мы называем водохранилище) с трех поселков ходят купаться. Сюда пришла семья Пентазиди из Учхоза. Ты знаешь их?
– Не-е, я не местная… А в Тагдыре есть греки?
– Да, хватает… Пришли тогда двое братьев с сестрой, сели неподалеку. Одному брату девятнадцать лет, а младшему, наверно, шестнадцать, он только школу закончил. Ребят этих я знал. Отец их – начальник лагеря «Спутник», где я отдыхал однажды. Туда и Костя с Янником заезжали. Спортивные парни – старший, Яннис, особенно. Помню, как в воду заходил: высокий, широкоплечий – такой, как вы, девчонки, любите!
Собеседница хмыкнула. Чувствуя ее интерес, я продолжал.
– Их компания пошла купаться, а потом и мы, мелочь, побежали… Мать запрещала мне ходить на «водохранку», но я не слушал. Нудит вечно: простынешь, потонешь… Никто из наших не тонул, а простывал я вообще редко. В тот день мы полезли в воду уже в третий раз, должно быть, не совсем согревшись. Кидались бутылкой из-под «колы» сначала друг в друга, а после – вдаль. И плавали за ней. А потом стали бросать бутылку дальше и дальше, плавая наперегонки. Некоторые побоялись заплывать далеко и вылезли на безопасное место, а я сдаваться не хотел. Видишь, там, на середине, легкая рябь? Это течение реки, которая наполняет озеро. Вода здесь холодная, с гор. А в том месте она вообще не прогревается.
Друг мой, Мишка, бутылку кидал… Я замерз, но не хотел вылазить и снова поплыл за бутылкой. А она попала в течение. И меня закрутило в водовороте. Хотел выбраться – захлебнулся, пошел на дно. Вынырнул, но тело замерзло, не слушалось. Испугался я, а после и вовсе отключился…
– И? Что было дальше? – не выдержала моей паузы девчонка.
– Очнулся уже на берегу. Водой рвет, кто-то тело растирает… Вокруг шум и плач. Позже узнал: это Яннис меня спас. Услышал, как Мишка кричал, чтобы я к берегу греб. А так как выплыть я не мог, Яннис сам бросился туда и перехватил меня. На помощь какие-то мужики подоспели, взяли меня от Янниса и понесли на берег. Все, кто был на озере, смотрели на них. И никто не смотрел на парня. А он… Наверное, с ним случилось то же, что со мной. Но его уже некому было спасать…
– Он что, погиб?
– Ну да. А я живу.
– Ле-енка! – раздалось над нами. – Ты скоро, что ль? Долго тебя будем ждать?
Ленка поднялась, а я – за ней. Выше бетонной воронки водохранилища над кромкой кустов виднелась кабина легковушки. У начала береговых плит стояли два парня и махали девушке.
– Щас! – крикнула она, и окурок полетел в воду.
Повернувшись ко мне, незнакомка добавила:
– Пока, утопленник! И знаешь… наверное, ты зря переживаешь. Раз жив – так и живи! Это же здорово, что ты не потонул!
И полезла наверх. А я смотрел вслед девчонке, такой же легкомысленной, как моя судьба. Потом снова сел, потому что не мог не думать о том, что не успел ей рассказать…
В тот день меня увезли домой на чьей-то машине и вызвали с работы мать. Дальнейшее запомнил смутно: мать то выла, то обнимала меня, то трясла изо всех сил, что-то крича… Слова сливались друг с другом, я их не разбирал и не хотел разбирать. Сидел на диване, завернувшись в плед: меня трясло, несмотря на жару. В дом постоянно входили люди и рассказывали новости. Тело Янниса долго не могли найти – вызывали водолазов и МЧС. На берегу дежурили родственники и «скорая», хотя все понимали: она уже ни к чему.
Вечером меня позвали мальчишки. Когда вышел к калитке, на воздухе и закатном солнце стало чуть легче. Теплая пыль приятно согрела босые ноги, и только в середине груди, в самом сердце, чувствовался ледяной комок, словно горная вода еще не вся вытекла из меня.
Друзья рассказали, что Янника нашли. И почти сразу же донесся гул подъезжающих машин. Соседи, которые были на улице, тоже побежали к калиткам. Мать, вышедшая вслед за мной, остановилась сзади. Все уставились на дорогу. По Береговой улице ползла вереница машин. Вначале ехала «скорая», потом большая машина МЧС, затем еще несколько легковушек… В «скорой» я увидел склоненную голову отца Янниса. За его спиной сидела женщина, наверное, мать. Успел разглядеть и брата с сестрой на заднем сиденье – они сидели, обнявшись. Машины двигались мимо… Мать впилась мне пальцами в плечо, но я будто окаменел и почти не чувствовал боли.
Хоронили Янниса на следующий день. Я не собирался идти на похороны. Но мать сказала: «Пойдешь!» И я поехал с ней, хотя кладбища терпеть не мог со времени смерти деда. Видел, как пронесли гроб: на белом покрывале лежала кудрявая голова Янника, одетого в черный костюм с галстучком – так ходят на праздники или свадьбу.
Мы с матерью стояли в стороне от всех. Люди на нас оборачивались, шепчась между собой. Каждый такой взгляд летел в меня, словно камень. Я давно убежал бы, но мать опять стояла сзади и сжимала мне плечи. Когда в могилу под женский плач опускали гроб, меня, как и во время похорон деда, охватило чувство невозвратимости. Тогда пятилетним ребенком я вдруг понял, что дед уже никогда не придет в наш дом, не подкинет вверх, не скажет: «Привет, Колька-колокольчик!»
Но дедушка умер старым, больным. Все говорили: «Отмучился!» И я понимал, что это правда. Ведь бывал с мамой в его доме, где моя тетка ухаживала за ним. Дедушка лежал на кровати, иногда хрипел. От страха я убегал на улицу, но верил: дед поправится, и все станет, как раньше. Не стало…
А сейчас хоронили Янниса. И вокруг шептали: «Такой молодой!» Я вдруг осознал, как хрупка человеческая жизнь. Не подумал этими словами, а просто понял. У меня перед глазами этот парень стоял живой: до мельчайших подробностей помнил, как он с братом шел в воду… Он был живым, когда я играл с бутылкой; живым, когда я захлебнулся и погрузился в омут. И тогда, когда он бросился меня спасать, он еще жил. А спустя каких-то десять минут его не стало! Я осознал это, и мне стало страшно до тошноты…
После похорон жизнь вошла в обычную колею, за исключением того, что я больше не ходил на «водохранку». Не из страха перед водой, а из-за матери, которой дал слово. А она сдержала свое и трижды за лето возила меня в аквапарк, хотя я знал: маме, которая растила меня одна, нелегко было найти столько денег.
Мучения мои возобновились в октябре, когда не пришла на урок заболевшая учительница. На замену ей прислали библиотекаршу, которая потащила нас в Музей боевой славы, находившийся в рекреации. Там за стеклянной дверью висели портреты земляков, воевавших в годы Великой Отечественной. И там же, около самой двери, повесили портрет Янниса.
Я эту часть здания избегал, а если приходилось идти по коридору, не смотрел в ту сторону. Когда нас привели, я не вошел в музей – остался у двери. Но и отсюда портрет спасителя был хорошо виден. Большой, переснятый с выпускной фотографии, он висел среди грамот Янника за учебу и спорт (в школе Янник был капитаном футбольной команды). А молоденькая библиотекарша рассказывала, каким хорошим парнем был Яннис Пентазиди, как хорошо он учился, был спортсменом и верным другом и мечтал стать врачом, но стал героем, как те, кто погиб на войне. Потому что в жизни всегда есть место подвигу…
Ребята, конечно, на меня пялились, но молчали, потому что боялись моих кулаков. Библиотекарша не глядела в мою сторону, но мне казалось, она, как и все, думает, что я ногтя не стою этого парня. Хотя, возможно, она про меня даже не знала: лишь в этом году она пришла в нашу школу. Однако самое худшее было не в ней. На меня смотрел Янник! Как я ни менял положение, как ни отходил в сторону, все время чувствовал на себе его взгляд. От его улыбки делалось муторно. Поэтому, когда все зашли внутрь, я улизнул в класс, взял рюкзак и ушел домой, чему, конечно, никто не удивился: прогульщик Коля Вахрушев был еще тот!
Но в этот день я сел за уроки и впервые за несколько лет попытался сделать все задания, как мог. На другой день получил две «четверки»: за стихотворение и в тетради по математике. Мать так обрадовалась, что стала названивать тетке и хвалиться моими успехами. А я почувствовал себя скотиной за то, что так мало радости доставляю ей…
С того дня я уже учил уроки, хотя отличником не сделался: у меня не было способностей Янниса. И «четверки» за четверть стал получать нескоро, за исключением химии. Новый предмет не был запущен, как остальные, учитель объяснял интересно, а опыты нравились. И неожиданно за четверть получил «четвере».
Удивленный и обрадованный, я летел по коридору. Даже не верилось, что в рюкзаке лежит дневник с оценкой, которая не поселялась в четвертных колонках моего дневника после второго класса. У музея толпа спешащих на каникулы пацанов оттеснила меня прямо к двери. Подняв глаза, я столкнулся со взглядом Янниса и тут же, растолкав ребят, пошел дальше. Но улыбку эту все равно запомнил. Не было ничего осуждающего в этой улыбке! Наоборот, мне почему-то казалось, что Яннис рад моим успехам и словно бы говорит: «Сделай их, Колька!»
Вел я себя в школе теперь по-другому: уроки не пропускал. Для дерзостей как-то само собой причин не осталось: учителя были довольны и не придирались лишний раз. Некоторым мальчишкам, правда, перемены в моем поведении не понравились. Цеплялись ко мне, мол, Колька – заучка! Но, получив по уху или в челюсть, успокаивались. И потому драться я не перестал. Одни ребята продолжали со мной дружить (даже если с учебой не ладили, меня не трогали), а другие нашли себе новую компанию.
После 9-го класса я, как и Яннис, поступил в Тагдырское медучилище. На это у меня три причины. Во-первых, люблю биологию и химию. Во-вторых, занимает вопрос: как сделать человеческую жизнь не такой уязвимой? А в-третьих, почему-то кажется, что я должен завершить то, чего не смог сделать Яннис…
У меня еще нет постоянной девчонки. Как-то захотелось узнать: а кого любил Янник? Оказалось, его подружка тоже училась здесь же, на стоматолога. Звали ее Галя. Когда я поступил в училище, она его уже закончила.
В поликлинике я дождался конца рабочего дня. Вошел в стоматологический кабинет.
Девушка перебирала в шкафу медицинские карточки. Оглянулась: ничего себе, симпатичная. Халатик идеально облегает фигуру, из-под белой шапочки черные кудри торчат, и глаза тоже темные.
– Прием закончен, – сказала она. – Приходите завтра.
– Я Коля, – сказал я. – Коля Вахрушев.
Она с минуту глядела на меня, ничего не понимая. Потом побледнела.
– Тот самый?..
– Да.
– Вам лучше обратиться к другому врачу, – Галя отвернулась.
– Вы любили его? – напрямик спросил я.
Она снова взглянула на меня, покраснела и, помешкав, кивнула.
– А он вас?
– Не знаю… Мы не говорили об этом. Встречались в училище, потом стали дружить. Он умер, а я так и не узнала… Замуж уже потом вышла, когда училище закончила, – добавила она, словно оправдываясь. – А ты как живешь?
– Учусь на фельдшера. Хочу в институт…
– Как Янник?
– Да.
Галя задумалась.
– Он был бы, наверное, рад. Но лучше завтра иди к другому врачу, ладно?
И она низко наклонила голову.
– Я здоров, – ответил я и ушел.
Мне девятнадцать – столько же, сколько навсегда осталось Яннику-спасителю. Все сижу на плитах и размышляю о превратностях судьбы. Не знаю, чего меня потянуло сюда сегодня, почему вспоминаю то, о чем всегда хотелось забыть.
Существует ли судьба? Почему смерть выбирает лучшего? Зачем и кто оставил меня жить? Был ли в этом какой-то смысл? Может быть, кто-то там, наверху, пожалел мать, у которой я – единственный ребенок? Если бы все так просто! В прошлом году семью Пентазиди постиг еще один удар: Костик разбился на мотоцикле. Нет, справедливости от судьбы ждать не приходится! А если она случайна, беспощадна, бессмысленна, должен ли справедливости искать человек?
А я? Зря заморачиваюсь, как сказала та девчонка, или должен жить так, чтобы оправдать выбор и жертву Янниса? И что тогда я должен сделать? Я, Николай Вахрушев, живущий за двоих…