Пусть я не лечу с лебединою стаей,
Себя утешаю: ”Не все ли равно?
Ни веры, ни знанья, ни ада, ни рая,
Гомункулу, мне не дано.
Никем не рожден, ниоткуда не зачат,
Я, видно, алхимика плод.
Меня смастерил он, гордыней охвачен,
Чтоб жил я без всяких забот.
Чтоб землю не нюхал и кожу не ранил,
Ступая по ней босиком.
Чтоб жил я во всем не имея изьяна,
Чтоб я не нуждался ни в ком.
Ты вроде кирпичика в здании мира,
Найди свою нишу и там укрепись.
Абай
Приступаю к письму, чтоб хоть как-то встряхнуться от скорби.
Изменяю я музам, но музы, наверно, простят.
И пускай календарь до последней странички оборван.
Полон яблок и слив беспечально запущенный сад.
Календарь мой не сад, он оборван моею рукою.
Скоро осень. И пусть. Все останется также, как есть.
Смена красок и дней уже вряд ли меня успокоит.
И вестей я не жду, мне любая безрадостна весть.
Ты представь себе положение наше (я говорю о киргизах, воспитавшихся в России). Земляки считают нас отступниками и неверными…
А генералы не любят, потому что у меня мало этой восточной подобострастности.
…Я вижу теперь, что трудно одному бороться со всеми,
вижу, что истина как бы она ни была светла, не может
изгнать самых неверных заблуждений, когда они освящены временем.
Из писем Ч.Ч.Валиханова Достоевскому и Майкову
В Петербурге — туман… Не понять
Где дома, где кареты, где люди…
Эх, сейчас бы степного коня
И скакать, пока боль не убудет!
Ускакать… от накрашенных дур,
От ослов, сановитых опасно.
Ты прости меня, друг — Петербург,
Слишком многое здесь мне неясно.
Все в тумане — и подданства долг,
И великая миссия россов.
Я брожу одинокий, как волк,
И стараюсь прикинуться гостем.
Я не сын твой, но все же, я твой.
Меня Родина ждет, как заразу.
Обрекли мой народ на застой,
Но я в нем пробужу его разум.
В родах корчится старый наш мир.
Но за что наказанье мне это:
Для казахов я — дерзкий кафир,
А для русских — дикарь в эполетах?!
