Евгения Бильченко — известная писательница, литературовед. Родилась 4 октября 1980 года в Киеве. Поэт, прозаик, переводчик. Культуролог, философ, религиовед. Доктор культурологии. Кандидат педагогических наук. Профессор кафедры культурологии Института философского образования и науки Национального педагогического университета имени Михаила Драгоманова (Киев). Живёт в Киеве. Другая духовная родина – Ивано-Франковск. Автор сборников поэзий «Моя революция» (2009), «Жесть» (2010), «Александрия-208» (2010, соавторстве с Ю. Крыжановским), «История болезни» (2011), «Две Жени» (2012), «ПОСТлирика» (2012). Победитель многих международных фестивалей и конкурсов поэзии. Печатается в Украине и за рубежом.
Монолог Дон Кихота
Обратись к докторам за справкой –
И ментам предъявляй при встрече:
Сумасшествие – это способ
Избегания дураков.
Если можешь молчать – не тявкай:
Лаем псарника не излечишь.
Вынь из шкафа свой детский посох
И сотри с него кровь песков.
Будь смиренным и будь терпимым.
Стой на почве двумя ногами.
Ни за что не буди округу
Истерией случайных драк.
Заливайся дешёвым пивом.
Обязательно пей с врагами:
Нет на свете вернее друга,
Чем хороший разумный враг.
Привыкай тяжело, но быстро
Расставаться с родным порогом.
Никогда не торчи под дверью
В ночь от вечности − до среды.
Ухмыляйся в лицо гэбисту.
Приникай к тишине пророка.
Обучайся искусству зверя −
Чуять запахи и следы.
Если можешь, − летай, как птица.
Не умеешь, − скользи, как ящер.
Хочешь гостем быть – стань не прошен
(Если выгонят, − уходи
По-английски, забыв проститься).
Думай только о настоящем,
А когда оно станет прошлым, −
Вырой яму на дне груди.
Ляг на рельс. Поднимись на рею.
Сделай мельницей − Дульсинею.
Собери всех бомжей по люкам
И для них возведи мосты.
Постарайся идти скорее.
Постарайся любить сильнее.
И не жди, что тебя полюбят
Так же сильно, как любишь ты.
Будь упругим − и будь безбрежным.
Будь известным – и будь бесславным.
Выжидай свой последний «Боинг»,
Как ребёнок, на «пуск» косясь.
Проявляй, если хочешь, нежность.
Проявляй, если хочешь, слабость.
Ничего-ничего не бойся,
То есть бойся − всего и вся.
Растворяйся в густом тумане.
Меряй небо скупым шажочком.
Притворись молодой икринкой
В дебрях древней седой реки…
И следи, как в твоём кармане
Всё отчётливее и жёстче,
Как зелёные «семеринки»,
Наливаются
Кулаки.
13-14 февраля 2015 г.
Школьники
Артёму Сенчило
Мы воскреснем, мой брат. И снова начнём с азов,
Как тогда, в первом классе:
Аз, буки, веди, ять…
Мой бумажный сержант, прорвавшийся сквозь Азов,
Превратился в корабль – пучину нутром объять.
Он плывёт, как дурак, сквозь сотни подводных мин.
Он летит на одной (той самой, святой) сопле.
Он буравит морское дно – и спасает мир,
Прогрызая во тьме большую, как солнце, плешь.
Он глотает свой транк – и тут же впадает в транс.
Он надел камуфло, как Моцарт – изящный фрак.
Он давно не страшится грязных зелёных трасс −
Он давно не страшится гладких холёных фраз.
Мы такое прошли… Бояться ли нам теперь?
Королей, костылей ли? Сводок телепрограмм?
Я открыл тебе дверь. Дави на звонок и верь:
За порогом стоит уже не блокпост, − а Храм.
Там, внутри мириады братьев глядят с икон,
И тебе никуда не деться от этих глаз…
Мой бумажный сержант поставил себя на кон
И, когда он взорвётся, −
Сбудется Первый Класс.
14 февраля 2015 г.
Кривым зеркалам
Я рою планету ботами.
Я пули глотаю гроздьями.
Из нор выползают «ботаны»:
Учить меня − чувству Родины.
Учить меня − чувству Матери.
Учить меня − чувству Господа.
Они расстилают скатерти.
Они козыряют ГОСТами.
А пули мои – бумажные:
«Стихи – это то, что кажется».
Я сделаю словом –
Каждого,
Но нужно ли это –
Каждому?
Из букв вылезают нытики −
Нытью, как всегда, не верю я.
Стругает людей на винтики
Вселенская Жандармерия.
Таблички,
Приставки,
Суффиксы…
Преступники стали судьями.
Мне спину свело от судорог:
Любовь избивают прутьями.
Я виделся с Боддхисаттвами,
Шахиду твердил про Иссу, но
Не любит Халиф писателей,
И суры давно написаны:
Я знаю, что надо – выстоять.
Я знаю, что надо – выстрадать.
Меня продают − по выставкам.
Меня раздают − на выстрелы.
Меня разъяряют жалостью.
Меня усмиряют мерками…
Разбейте меня, пожалуйста:
Я − слишком прямое зеркало.
18 февраля 2015 г.
Рядовой
Всі готові сприймати смерть, якщо це буде не з ними.
Сергей Жадан
Пока наши тучи свой сохраняли цвет,
Мы были единым целым, как «да» и «нет».
Мы прятали в сердце страх, как смешной реликт.
На мордах у нас светился единый лик.
И всё было ясно: «мы» и «они». Они, –
Естественно, тьма и сумрак.
А мы – огни.
Наш сладостный свет крошился, как пуд халвы:
Хватало на командиров и рядовых.
Хватало на всех. А после пришёл конвой.
И первым опять подставился рядовой.
Оно и понятно: он же – не так умён,
А мы пригодимся (сотням чужих знамён).
Смотри, они реют. Вон их, полным-полно!
А что рядовой? Мы снимем о нём кино,
Напишем стихи о страстной любви к своим…
Помилуй, Господь.
Оставь меня рядовым.
19 февраля 2015 г.
Счастье: попытка определения
Свобода — это когда забываешь отчество у тирана
Иосиф Бродский.
Безымянная, будто в детском кино, звезда
Спит на двенадцатом этаже, но не снятся сны ей.
Наконец-то я понял: счастье – это когда
Из волонтёрских мобильных, стирая слово «война»,
Исчезают кликухи и позывные –
И появляются имена.
Имена твоих близких друзей и дальних знакомых:
Всех, кто с тобой остался. Всех, кто тебя покинул.
Даль разрастается, как саркома.
Дождь, опадая с веток,
Бесшумно ползёт по Киеву,
Как выходец с того света.
Наконец-то я понял, что обрету покой
После того, как они заколотят
И пустят вниз, дождевой рекой,
Самый последний гроб
С ещё тёплой душевной плотью,
Расстрелянной прямо в лоб.
Вот тогда, моё счастье, у нас наступит своя весна.
К тому времени наши мышцы
Станут тоньше хвостика мыши.
Но весна всё равно наступит: она
Поведёт нас к Востоку − за болью и былью.
И мы, удивившись, заметим: мы же
Исчезаем из наших мобильных,
Как волонтёрские имена.
21 февраля 2015 г.
Песня о всаднике с головой
Я видывал оперу эту в гробу:
За мной повторяют мою же судьбу.
Меня поражают моим же мечом,
Украденным неким чужим палачом
Из кузницы, где закаляют хрусталь
До уровня стали. Хорошая сталь –
У всех палачей, как и прежде в цене:
Едва ты с коня, − и они на коне.
Поэтому, парень, дружи с головой.
Прячь хрупкую шею под плащ боевой.
Молчи о болезнях. Кричи о любви,
Не бойся. Не плачь, Не ропщи. Не зови.
Не думай о скорой: больница – не мёд.
Ты – мёртв. И тебя – только мёртвый поймёт.
Твой конь деревянный – надёжней, чем гроб:
Давай, моя радость, пускайся в галоп!
Лети через горы, поля и луга –
Туда, где ни красть не умеют, ни лгать;
Туда, где росой захлебнулась трава;
Где – кровью из плахи – растёт голова,
Как юный побег – из столетнего пня…
Не будет пускай ни тебя, ни меня,
Но дети, войдя под зелёный покров,
Наступят на корни из наших голов.
22 февраля 2015 г.
Двое
Когда Иуда будет умирать,
Выхаркивая желчь воспоминаний
И комплексов, − он к ложу позовёт
Не Понтия Пилата, но Христа.
Друзья Иуда – трепетная рать –
Опять замкнутся в комнатной нирване.
Мобильные отключатся. Черёд
Событий – предсказуем. Маета
Людских поступков меркнет перед тьмой
Болезни и просветом суицида,
Когда болеть – уже невмоготу
И некому лекарства оплатить.
Придёт Христос – красивый и немой,
Как медсестра в разгар аппендицита,
Молчанием наполнит пустоту
И даст немного денег – на «пропить»,
Поскольку медицина здесь, увы, −
Бессильна. Вопреки законам детства
Иуда будет, скорчившись от мук,
Корить Христа − за горсть своих монет;
За то, что Крест стал символом молвы –
Той, от которой никуда не деться
Ни бедному Иуде, ни Тому,
Кто просто шёл и выполнял обет.
История знакомая, мой друг.
Её тираж, к несчастью, повторяем,
Как хит о миллионе алых роз,
Как с пищеводом слипшийся хот-дог;
Как руки, замыкающие круг;
Как истина, что «ценим, лишь теряя».
… В любом из нас – Иуда и Христос
Проявятся, когда наступит срок.
24 февраля 2015 г.
Монолог Джордано Бруно
Галилео, мой друг, ты − вдвое хитрей меня.
Из галактик к тебе слетаются звёзды-вестницы.
Я хотел бы, как ты, кивком избежать огня,
Чтобы после сказать: «И всё-таки, она вертится!»
Я хотел бы, как ты, смешком одурачить суд:
Их невежество, их величество твердолобое.
Притвориться, что ты – их пряник, движок, хомут.
Подыграть им, отсрочив час своего надгробия.
Попытаться понять их коды и номера:
«Люди − братья», и «всяк − мастак на свою позицию».
«Думай шире», − меня учили профессора.
«Будь покорнее», − говорили мне инквизиторы.
«Мерь объемнее − наставлял меня мудрый йог. −
Видишь, сколько дорог? На каждой – своя изюминка».
Я ответил, что у меня − только пара ног
И они направляют шаг на одну, безумную.
Там, где площадь Цветов, там пламя – всегда алей:
На кострах вырастает свежее поколение…
Не читай меня.
Не жалей меня, Галилей!
Знай: душа – бесконечна. Это и есть – Вселенная.
27-28 февраля 2015 г.
Герои нашего времени
Сам себе отец, сам себе сын,
Сам себе петух, сам себя съел.
Веня Дркин
Тебя не слыхать. Ты тихо сидишь в Сети,
Тревогу зажав платком, будто кровь из носа.
Снаружи – то град, то пули, то конфетти:
Живое кино с участием Коза Ностра.
Ты просто сидишь и слушаешь старый рок,
Мотая на ус чужие столбы и вёрсты.
Тебе невдомёк, что крохотный твой мирок –
Такой безопасный! – через денёк взорвётся.
Ты долго сидишь и ждёшь, что «пройдёт само».
Твоя батарейка дышит последним вольтом.
А я… Я – плохой. Я раком ползу в дерьмо,
Себя записав в убийцы и добровольцы.
Я – хуже коня. Я – хуже чумы в пальто.
И хуже меня, наверное, только время.
Эпоха играет в пошлое шапито,
И бьёт телевизор обухом прямо в темя.
Ты весь превратился в чей-то большой экран.
Под веками века – митинги и окопы.
Из крана бежит, смывая подтёки ран,
Горячая хлорка Азии и Европы.
Сиди, как сидел. Тебе не грозит судья.
Заройся поглубже в душный покой халата.
Ведь ты не виновен так, как виновен я.
Мне жаль, что тебя коснётся моя расплата.
Мы станем одним. Твоя и моя мечта
Сплетёт воедино дедушку и ребёнка.
Мы завтра сбежим (ты – с кресла, я – с блокпоста)
Из времени, как тинэйджеры − из продлёнки.
И сделают нам − один на двоих разбор.
И каждый получит главное по заслугам…
Любимая наша, прыгнув через забор,
Упрямо пойдёт за будущим, как за плугом.
26-28 февраля 2015 г.
Справка для Прометея
Они не виновны. Их так учили.
Заметьте: учили мы же,
Когда говорили им:
«Люди, завтра вам в морды блеснёт свобода».
Когда убеждали их:
«Ваше счастье – всё ближе от вас и ближе».
Когда подстрекали их вжать живот –
И допрыгнуть до небосвода.
Конечно, мы знали, что воля, радость и небо −
Придут не сразу.
Конечно, мы ведали, что на мыло
Сначала пойдут брахманы.
Но мы промолчали.
Сказать им это – редчайшее садомазо:
Ведь люди не любят страдать и думать,
Отсюда – и кайф обмана.
Недаром же мистики всего мира
Скрывают сакральный символ:
Мирянину, чтобы махать флажками, −
Достаточно и канона.
Нас били чужие. И били братья.
Неявно, но всё же сильно:
Разлившейся речке уже не важно,
Откуда плывёт каноэ.
А после они собрались на берег
И выдали: «Кормчий – болен.
Ведь он утешал нас вот тем, вот тем
И вот тем, а сейчас – другое!»
Но кормчий предвидел древесный ропот
Прогнивших дотла пробоин:
Ему при рождении указали,
Кого изберут изгоем.
История – шлюха:
Она ложится и с гением, и с дебилом,
Рожая чудовищ и недоумков,
Естественно, от второго.
А первый становится ветром, мясом,
Гербарием, болью, былью…
С титанами борются олимпийцы,
Лишив демиургов крова.
… Он пробовал всё:
Откровенность битвы
И клоунский трюк бравады.
Любая попытка сказать им правду
Кончалась врачом и справкой.
Послушные, бодрые царедворцы
Резвились под канонады.
Солдаты взрывались.
Младенцы выли.
Студенты курили травку.
Они не виновны. Их так учили.
Их в топку вели, огня дав.
Того, кто давал, разожгли для пробы:
Так опыты ставят в школе…
Когда к моей волчьей норе прискачут,
В шакалов рядясь, ягнята,
Я их пожалею,
Поставив подпись
Под жирным курсивом: «Болен».
2 марта 2015 г.