«Если индивидуум не сталкивается с Другим, он вступает а конфликт с самим собой. Он становится своим собственным антителом, в результате наступательного низвержения иммунного процесса, нарушения его собственного кода, разрушения собственных защитных механизмов. Между тем все наше общество, с присущими ему антисептическими излияниями средств коммуникации, интерактивными излияниями, иллюзиями обмена и контакта, нацелено на то, чтобы нейтрализовать отличия, разрушить другого как естественное явление».
Жан Бодрийяр. «Прозрачность зла»
… Голем? Мы уже так много слышали о нём. Вы знаете что-нибудь о «големе»? Слухи о нём приобретают глобальный характер. Он пребывает на Земле в качестве пришельца из других миров, обретая в легендах свою мощь и силу в то время, когда начинают разворачиваться события эпохального масштаба. «Голем» — это наше социальное и индивидуальное тело alter ego другого «Я», высвобождающее наше творческое «Я» от господствующих культурных кодов (идеологий и идеологем), от засилья общепринятых стереотипов. «Голем» — это наше коллективное бессознательное, человек в измененном состоянии сознания, обнаруживающий себя вне пространственных и временных характеристик. Посредством «голема» открывается широкая перспектива эволюции человека и человеческого сообщества на пути к пониманию своего «Я» через трансцендентное, абсолютно Другое, присутствующее в нас, которое периодически стремится к трансгрессии, к выходу за свои собственные пределы, за пределы нашей идентичности.
Наша самоидентичность — этот символ нашей рабской зависимости от общественных идеологем и стереотипов — должна уступить место процедуре стирания каких-либо кодов культуры, той культууообразующей функции, которую некогда успешно выполняли азиатские номады, осуществляя вторжение в закосневшие в своей повседневной рутине те или иные культурные сообщества.
Возможные социальные потрясения и катаклизмы, сопровождающие приход «голема» в пространство культуры, есть та цена, которую человечество платит за своё неистребимое стремление к действительной реализации социального проекта «всеобщего благоденствия», за которым всегда стояли люди доброй воли, обладающие номадическим мышлением, столь же художественным, сколь и инновационным.
И центральноазиатекое актуальное искусство в контексте эскалации социокультурных различий в регионе, различными способами пытаясь осмыслить эту ситуацию в контексте присутствия Другого, вольно или невольно выходит на тематику развития сюжета, связанного с художественной реконструкцией образа «голема». Собственно говоря, представители нашего актуального искусства, предстающие в обывательском сознании в роли этаких «марсиан», являются проводниками феноменологии Другого, нацеленной на преодоление уже наступившего глобального будущего в лице усреднённого среднестатистического гражданина мира, идентифицируемого соответственно своим паспортным данным и превращенного идеологией общества всеобщего потребления в «тело без органов».
Такое тело без органов пронизано неоформленной и нестабильной материей, номадическими потоками, интенсивно движущимися во всех направлениях, эфемерными частицами, кочующими по поверхности определённых эффектов и аффектов, возникающих в некоем жидкообразном субстрате. Понятие «тело без органов» Жиль Делёз определяет как «социус», «тело земли» или «деспотическое тело капитала». На мой взгляд, концепт «тело без органов» наилучшим образом соответствует образу «голема», в особенности в той своей концептуальной форме, в какой он был в своё время представлен в Республике Казахстан,
Основополагающим событием в истории централь-ноазиатского искусства стала выставка Рустама Хальфина «Нулевой уровень. Глиняный проект» (1999), который, задавшись целью «зонировать нулевой уровень искусства», вместе со своими коллегами представил на ней свой «глиняный объект». Главная задача состояла в том, чтобы создать в пластике полый внутри некий образ постсовременного «голема», пришельца из других, параллельных миров. Благодаря весьма детально продуманной архитектонике объекта был достигнут эффект схождения внутреннего и внешнего экспозиционного пространства, когда посетитель, находясь в полости объекта, также имел возможность обозревать и его внешнюю оболочку. Восемнадцатиметровая лежащая фигура «голема» занимала большой пространственный интерьер здания в два этажа, разделённого на отдельные секции, в каждую из которых были органично вмонтированы отдельные части глиняного тела. Глиняную телесную конструкцию завершала «голова» — каркас юрты. В качестве побудительного мотива художника создать постсовременный образ «голема» выступило, по его собственному признанию, следующее обстоятельство: «Я с детства любил глину, и это понятно — мы все появились на свет из глины, это первомагериал. Как-то, сжав в ладони хлебный мякиш, я понял, что это исходная точка рождения идеи в пластическом материале и образе. У казахов это называется «кут» (құт) — благополучие, духовное и материальное богатство, состояние равновесия…»/1/.
Мировоззренческий опыт инсталляции «голема» Рустамом Хальфиным показал, что архетипы нашего бытования в мире позволяют выработать такого рода технологии восприятия постсовременного человека, которые способны погрузить нас в мир, где оппозиции между формой и веществом уступают место точечным поверхностным эффектам тактильного характера. Редуцируя сферу чувственности к тактильно обживаемому пространству, к тактильному опыту номадической культуры,
«голем» Хальфина свидетельствует о топографии нашего постсовременного бытия-в-мире, лишенного первозданной глубины, уникальности, идентичности, тотального смысла, он становится сегментированным, раздробленным, частным, трансперсональным, анонимным как и его «голем». Особую значимость этому «голему» придаёт то обстоятельство, что после того как художник был вынужден разрушить своё собственное творение, вследствие этого, пережив серию инсультов, он ушёл из этого мира, сбросив с себя свою бренную оболочку.
С учётом этих обстоятельств теперь кажется вполне объяснимым интерес известного представителя отечественного contemporary art Оксаны Шаталовой к теме юродивого. Подвергая осмыслению опыт нашего регионального современного искусства в социокультурном контексте, она обратилась к этой актуальной теме в связи с общепринятым представлением о художнике как о типичном представителе класса юродивых. Этот интерес, как я полагаю, свидетельствует о том, насколько настойчиво и неотвратимо заявляет о себе сегодня в нашем современном искусстве рецепция «голема», воплощением которого является художник с его «юродивыми» художественными проектами, которые большей частью пугают, вводят в эмоциональный ступор наших милых обывателей, вызывая у них чувство омерзения и подозрения в связи с «нечистым». В своей статье О. Шаталова даёт следующее определение «юродивого»: «Юродивый — это человек сознательно имитирующий безумие и совершающий противоречащие бытовой этике поступки. Это славянское слово происходит от слова «урод», а художники современного искусства, в общем-то, и воспринимаются своими согражданами как некие нравственные уроды
Р. Халыфин. Глиняный проект. Фрагмент
(вернее, безнравственные)… Юродивые вели аскетический образ жизни, сознательно терпели лишения и страдания, носили вериги и чисто символические одеяния, либо ходили вообще без одежды, спали вместе с бродячими собаками, громко обличали царей на площадях, и так далее… Юродивый стремился привлечь внимание публики к своему сообщению»/2/. На мой взгляд, речь здесь идёт о сопротивлении художников-неокиников, патриархом которых является древнегреческий философ Диоген.
Художественные акции современных киников безусловно являются кинологической формой сопротивления, реакцией на «демократические» авторитарные акции властных структур, направленные на «целый комплекс позитивных преобразований» в наших независимых центральноазиатских государствах. Что же касается подавляющего большинства произведений современного центральноазиатского искусства, — то они являются не только бессмысленным и бесполезным лаем шелудивых собак, как полагают простые обыватели, но и политическим ответом официальной идеологии цинизма. Политическим ответом постольку, поскольку, если верить французскому философу Жану Бодрийяру, автору знаменитой книги «В тени молчаливого большинства», а также многих других злободневных произведений эпохи постмодерна, «от масс постоянно требуют, чтобы они подали свой голос, им навязывают социальность избирательных кампаний, профсоюзных акций, сексуальных отношений, контроля за руководством, празднований, свободного выражения мнений и т. д.»
***
Р. Халыфин. Глиняный проект. Фрагмент
Политические процессы сегодня развиваются в русле так называемой диалектики «Своего-Другого», которая присутствует уже в самой этимологии казахских понятий өз — свой и өзге — другой. Короче говоря, эти ассонансы неслучайны и они содержат в себе следующую логику смысла: Другое должно быть освоено. Таким образом, в казахском языке на этимологическом уровне и в акустическом соответствии имеется близкое сопряжение тождественного и иного, порождающего фундаментальное различие, как условие всякого изменения, развития. В данном случае ментальная конструкция, берущая своё начало в общем этимологическом сопряжении таких казахских понятий как өз и өзге, образует концепт Другого как Своего Другого. Отсюда проистекает соответствующее отношение казахскоязычного населения к так называемым шала (букв, «наполовину казахи», т. е. казахи, не способные в достаточной степени изъясняться на казахском языке), которые, будучи формально казахами по национальности, воспринимаются «подлинными (нағыз)» казахами хотя и в качестве Другого, но всё же Своего Другого.
Полагаю, что тема Другого особо выразительно была артикулирована в номинированном на премию «Оскар» фильме «КЕЛІН» (2009) казахстанского режиссера Ермека Турсунова. Насколько мне подсказывает интуиция, в своих интенциях автор этого фильма решил, воссоздавая доисторическое время и быт древних алтайцев, совершить деконструкцию дня сегодняшнего посредством художественного воплощения абсолютно Другого мира. Оставляя в стороне разговоры и дебаты, развернувшиеся по поводу художественных достоинств фильма, хотелось бы отметить, что критика со стороны наших уважаемых аксакалов не заставила себя долго ждать. Неприятие этого «скандального» фильма некоторыми заслуженными деятелями искусства станет понятным, если оказаться на их месте и попытаться «раскусить» фильм как некую реконструкцию Своего Собственого посредством Иного, т. е. доисторическое инобытие алтайцев воспринять как своё собственное, казахское «цивилизованное» бытие. Вот откуда берет начало обида на молодого режиссёра со стороны наших аксакалов.
Современная мысль озабочена ростом различий, возникающих там, где веками люди видели только сходства. Как утверждает Делёз, сегодня от всех тождеств остались лишь симулякры, т. е. понятия которые «симулируют» единство, являются таковыми только по видимости. Тождества — не более чем ширма, закрывающая разваливающуюся на куски ткань современной культуры. На бытийном, т. е. онтологическом уровне любое тождество содержит в себе возможности перехода в иное — Другое измерение. Изменчивость, стихийность логик культуры возникает не по сознательной воле человека, а на поверхности наших телесных практик, которые управляются принципом различия.
В такие времена и проявляется в полной мере наше коллективное бессознательное, наш «голем» — Другое в нас, требующее своего высвобождения и окончательного освобождения из дисциплинарного пространства культуры. Оно ещё не Бог, но уже не человек.
«Голем» — это одновременно символ, концепт и событие нашего бытия-в-мире. «Голем» — это и пришелец, «марсианин», завоевавший территорию современного искусства. «Голем» — Другое последнего человека/3/. С целью недопущения катаклизмов социально-политического характера следует отказаться от всякого террора со стороны навязываемых сверху всякого рода идентичностей (расовых, культурных, национальных, классовых и т. п.) и признать в каждом из нас наличие множеств других «Я» в качестве неисчерпаемого потенциала человека-творца.
Какие-либо попытки разговора об оптимизме или пессимизме представляются совершенно инфантильными на фоне всеобщего помрачения мира. Нас может спасти лишь присутствие художника-творца в нас самих, Другое-в-нас, не подлежащее никакой культурной самоидентификации. Вот почему всякий раз пробуждается в каждом из нас «голем» и странствует по миру в поисках совершенно Другого мира, абсолютно отличного от нашего, тотально закрепощённого своей мнимой идентичностью мира.
ПРИМЕЧАНИЯ
- цит. по: Таниева Ж. Мы все появились из глины. // Мегаполис, №30 (191), 29 июля 2004].
- Шаталова О. Сопротивление по-азиатски //Курак, №3, 2008- — С. 71.
- Ницше Ф. Так говорил Заратустра.