Философское наследие выдающегося немецкого философа Мартина Хайдеггера проникнуто пафосом поиска оснований европейской культуры. Посредством генерирования и стимуляции философского мышления Хайдеггер предоставляет возможность нам осмыслить эти осно¬вания, предстающие формообразующими элементами западно¬европейской культуры, ее началом. Понятием начало в смысле архэ Хайдеггер обозначает то, откуда нечто исходит, далее пояс¬няя, что это «откуда», исток, не остается позади, «Архэ — говорит он, — становится скорее тем, что выражает глагол архэйн, что господствует»/1/. Это высказывание Хайдеггера относительно возмож¬ности подступиться к философии равным образом выписывает нам и сущностную характеристику, стратегию хайдегтеровского мышления, устанавливающего исходное мироотношение западного человека, на¬чиная от Древней Греции вплоть до эпохи планетарного господства техники. Этот многовековой период, начало которого ознаменовано постепенным развертыванием истории метафизики, фундаментального метафизического настроя на истолкование бытия в своем предельном выражении отразился и на тех способах, критериях, благодаря ко¬торым бытие принимает характер истинно сущего. Итак, каким обра¬зом, по мнению Хайдеггера, метафизический, традиционный взгляд проникал в истину бытия, в его основание?
Пробиться к истине бытия означает в данном смысле иметь дело с первоначальным пониманием «самих вещей». Призыв «к самим вещам» дважды прозвучал в философии Нового времени. Впервые это сделал Гегель в 1807 г. отправляясь от своего диалектического метода. Столетием позже его повторил Гуссерль в статье «Философия как строгая наука». «Назад к вещам!» — в хайдеггеровской интерпретации, — это ничто иное, как путешествие в обратное, «вопрошание вспять»/2/. Отсюда, собственно, и вытекает постоянное обращение Хайдеггера к древнегреческим философам, которые принадлежа этому началу представляют само это начало – «всегда наивеличайшее»/3/.
Поиск истоков производится Хайдеггером посредством деструк¬ции, метода, благодаря которому всевозможные философские учения могут рассматриваться не столько в своем действительном содержании, сколько по отношению к онтологической проблематике, нацеленной на обнаружение экзистенциальных структур предпонимания, описание ко¬торых и составляет одну из главных задач фундаментальной онтоло¬гии. Деструкция, по Хайдеггеру, сопоставима с «онтологическими определениями классической метафизики». Будучи разновидностью метода феноменологической дедукции, осуществляющей поворот взгля¬да от естественной установки к трансцендентальной жизни сознания, деструктивный метод осуществляет поворот к изначальному пониманию «мыслящей мысли» в которой Хайдеггер усматривает возможность раскрытия бытия сущего, как вот-бытия. Задача, следовательно, состо¬ит в том, «чтобы определить бытие сущего, которым являемся мы са¬ми, и отделить его от бытия сущего не обладающего природой здесь-бытия, человеческого бытия (Dasein), и в то же время выводить эти специфические виды бытия из единства изначального бытия». Другими словами, вопрос касается того, каким способом сущее (человек) осуществляет себя в бытии, то есть, какое понимание или определение придается бытию.
Хайдеггер считает, что под античной интерпретацией бытия как усия следует понимать ничто иное как an-wesenheit, присутствие. Ориентированная на присутствие мысль Хайдеггера совершает пово¬рот. Пытаясь осмыслить то, каким образом осуществлялось это присутствие Хайдеггер подвергает анализу греческое слово а л е т е й а, по его мнению определившее дальнейшую судьбу западной мета-физики. Алетейа, исходя из приставки «а» первоначально оз¬начала погружение в Лету, забвение или затемнение в то же время раскрывающее сферу непотаенного. Алетейа как непотаенность есть историческое свершение за которым следует эпоха забвения бы-тия. Эта эпоха началась с классической греческой философии впер-вые разместившей понятие алетейа в понятии логос, под которым подразумевалось высказывание (аussagen), суждение/6/.
Именно это и есть та «логика» которая в последний момент обусло¬вила истину. Истина, первоначально мыслившаяся как алетейа, раскрытие, теперь стала служить для обозначения правильности того или иного суждения о сущем. Является ли достаточным само по себе это, уже ставшее традиционным, понятие?
В Бытии и времени традиционное понятие истины как адекватности сведено к первоначальному феномену раскрывающегося (erschlossenheit). Хайдеггер в этой работе показывает нам, что истина суждения и соответствующее этому суждению понятие исти¬ны как «adaequatio intellectus et rei» означает связь соответст¬вия между идеальным содержанием значения и того, на что реально указывает это значение. Это некое «мастерство видения» и раскры¬тие такого бытия, которое выявляет само себя. Эта связь между иде-альным и реальным ставит онтологическую проблему, чье собственное измерение можно выявить только посредством феноменологии бытия-в-мире. Обнаружение бытия само по себе действительно отсылает к первоначальному открытию Dasein, определяемое Хайдеггером через некий род двусмысленности: раскрытие. Это раскрытие есть вот-бытие (Dasein), т.е. мера, в которой бытие проявляется в сво¬ем собственном свете. Раскрытие, таким образом, одновременно есть и горизонт проявления и обнаружения бытия, раскрытия Dasein. В работе О сущности истины эта одновременность яв¬ляется предметом специального рассмотрения.
В шестом параграфе работы О сущности истины Хайдеггер утверждает: «Сокрытость сущего в целом, т.е. подлинная не-истина, древнее, чем каждая очевидность об этом и том сущем. Она также древнее, чем само допущение бытия, которое, уже раскрывая, держит в сокрытости и относится к сокрытости».
Хайдеггер снова и снова через многие свои произведения прово¬дит одну и ту же мысль: предметное видение — это видение в неко¬тором смысле искусственное, а истинная сущность вещей состоит не в том, чтобы стать предметами для науки. Жизненный мир, неотъем¬лемой частью которого является такие феномены как язык, история, человек, требует от нас не постановки некоей совокупности предме¬тов, а вслушивания в изначальную связь сущего с непотаенным харак¬тером бытия. Эти феномены в сущностной своей полноте остаются не¬доступными для господствующего в наше время способа представления. В основе всякого самопонимания и самоутверждения человека зале¬гает его исходное, в достаточной мере неосмысленное отношение к бытию и его истине.
Изменившееся отношение к истине Хайдеггер всего яснее видит по изменению статуса ее противоположности, не-истины, лжи. У Декарта ложь есть то, что не отвечает требованиям несомненности и достоверности; но в качестве «заблуждения» она предполагает воз¬можность «нахождения» истины и потому выше рангом, чем безошибоч¬ность природных вещей. На следующей ступени, у Гегеля, не-истина уже прямо включается в «экономию» познания: она — односторонность истинного, снимаемая полнотой знания абсолютного субъекта. Нако-нец, у Ницше еще большая абсолютизация субъекта делает различие между истиной и ложью вообще неважным: истины «самой по себе» нет, она поэтому ложь; безраздельно царит справедливость как право во¬ли к власти «назначать» истину и ложь в интересах своего усиления. Словом, истина, понятая как установленность «позволяет субъекту безусловно распоряжаться истинным и ложным. Субъективность не про¬сто вышла из всякой ограниченности, она сама теперь распоряжается любым видом полагания и снятия ограничений»/9/.
Западная культура стоит перед опасностью потери ориентиров, указывающих на смысл сущего в его всеобщности, и это, по Хайдеггеру, происходит именно потому, что она утратила понимание «сок¬рытости» как тайны, что для нее тайна — это просто еще непознан¬ное, а не принципиально «скрытое-скрывающее». Но каким же образом «совершается» истина как «скрывающее раскрытие» сущего?
Трудно показать более ясно, что значит «явить» сущее именно путем оставления его «сокрытым»: только когда мы останавливаем¬ся перед ним и не пытаемся проникнуть «за него» — не разрушаем скалу, чтобы узнать, что она такое «внутри», не измеряем, не вы¬числяем, а впервые узнаем ее «как таковую»/10/. На примере видения в свете принципиальной сокрытости произведений искусства Хайдеггер в одной из своих работ показывает, что наше понимание этих произведений затемнено различными категориями метафизики, совершенно лишающих нас возможности взглянуть на них в первоначальном измерении. То, что высвечивает для нас греческий храм, так это не эстетическое совершенство или гармоничное сочетание материи и формы, а возникновение и распускание непотаенного, это борьба (полемос. См. Гераклит, фр. 53,) просвета и открытости и неисчерпаемости тайн земли/11/.
Земля — это местоположение тех сил, которые по своим бытий-ным характеристикам направлены на утаивание сущего. В связи с этим планом хайдеггеровского видения свершения бытия как спора мира и земли разверзается более древний пласт, обнаруживаемый им в известном изречении Гераклита: «Природа любит скрываться». Природа скрывается не столько в силу того, что наши познаватель¬ные способности ограничены, не потому, что трудно представить всю совокупность мнооообразия и великолепия природы, а потому, что природа, прореживая бытие, утверждается в своем потаенном раскрытии. Потаенность, будучи более глубокой, чем открытость, как освещенная середина не есть абсолютный свет, а скорее мощь осве¬щения, «неявленное того, что должно оставаться неявленным, поскольку оно дает явленность каждому явленному»»/12/.
По ту сторону античной метафизики, которая обратила бытие в умопостигаемую причину мира «познающего само себя» и не только существующего «для нас» (Аристотель), по ту сторону Канта, ко-торый переориентировал метафизику, делая акцент на границах поз-нания, и тем не менее, оставаясь в рамках ее традиции, существует мысль о сокрытости бытия, выраженная самыми древними и самыми за-гадочными словами: «Природа любит скрываться…» Этот же фрагмент Хайдеггер перевел следующим образом: «В распускающемся бытийствует земля — как то, что прячет/13/. Природа любит скрываться, непотаенность затемняет саму себя светом, которому она соответствует. Именно в этом смысле Хайдеггер говорит о пред-шествовании не-ис-тины(Un-wahi-heit) истине, предшествование однако происходит в акте самого возникновения истины: Освобождение и Сокрытие суть Не и Само.
На основании этой не-истины рождается развертывающаяся в ис¬тории истина как заблуждение (die Irre). Непостижимо человеческое заблуждение, неожиданно выдающее свое достояние и природу, посколь¬ку оно постоянно осуждено на тревожные поиски скрывающегося онто-логического раскрывания и меньше всего оно походит на изгнание из первобытного великолепия и райских садов Бытия или на закат Золо-того Века древних греков, скорее всего, являясь Судьбой западного мира. Эта последняя фраза не напоминает нам о коварстве фатально развивающейся Истории, а придает значение изначальному процессу, который был произведен истиной начиная с возникновения философии, основанной на сокрытии Бытия. Заблуждение — это сокрытие Сокрыто¬го, происходящего из самих недр Бытия как тайна этого Бытия. «Взгляд на тайну из заблуждения есть вопрошение о бытии сущего». Мышле¬ние, имеющее дело с вопросом такого рода, обусловила появление «философии», позднее получившей название «метафизика».
Поскольку заблуждение исходит из Бытия, неустранимым становит¬ся спор заблуждения и мнения с помощью какого-либо проекта, обос-новывающего совершенно иной, отличный от этого мира онтологический универсум. Различие бытия и явления с самого начала западной метафизики заключало в себе борьбу, которая в ней происходила, борьбу сокрытого и непотаенного, определившую всю историю как про-из-ведение истины «борьба эта велась позднее творцами, поэтами, мыслителями, политиками…».
Смысл этой «борьбы за Бытие» взывает к самому Бытию как иг-ре сокрытия и раскрытия, которая покоилась в основании метафизи-ки как раскрытие или как «истина сущего». И если «непотаенность бытия таится в ускользании как таковом», то осуждать иди устра¬нять метафизику не менее нелепо, чем сражаться с ветряными мель¬ницами. Единственное здравое преодоление метафизики, по Хайдеггеpy, это отказ принимать за метафизику то, за что она себя выдает, то есть за истолкование всего бытия. Преодоление сводится к тому, чтобы увидеть в недрах метафизики пространство утверждающегося день ото дня нигилизма, пришедшего на смену высших ценностей и, сделать шаг назад от упущения отсутствия подлинного бытия — к до¬пущению этого отсутствия. Метафизическая мысль отталкивается от потаенной истины бытия, идя к бытию сущего; мысль преодолевающая метафизику, напротив, идет навстречу странности бытия как единственно достойной осмысления загадки и тайны. Таким образом, фун¬даментальная онтология Хайдеггера пытаясь дать оценку единому процессу развертывания истины сущего в рамках западной метафизи¬ческой традиции намечает пути для обнаружения той сферы непо¬таенного, которая выступает в самой этой традиции как ее а р х э т.е. начало.
Список литературы:
1.Хайдеггер М. Что это такое – философия?//Вопросы философии, 1993, №8, С.121.
2.Анц В. Диалог Хайдеггера с традицией//Философия Мартина Хайдеггера и современность. – М., I99I, С.61
3.Heidegger M. Einführung in die Metaphysik. – Fr.a.M., 1983, 18.
4.Таfforeau J-P. Heidegger. P., 1969, p.41.
5.Михайлов А.А. Проблема «субъективности» в фундаментальной онтологии М.Хайдеггера//Проблема сознания в современной западной философии. М., 1989, С.151.
6.Heidegger M. Einführung in die Metafhysik. – Fr.a.M., 1983, S.195
7.Heidegger M. Sein und Zeit. – Fr.a.M., 1977, S.292.
8.Хайдеггер М. О сущности истины//Философские науки, 1989, №4, С.95.
9.Работы М.Хайдеггера по культурологии и теории идеологий. Европейский нигилизм. – М., 1981, С.114-115.
10.Гайденко П.П. Искусство и бытие. М.Хайдеггер о сущности художественного произведения//Философия. Религия. Культура. М., 1982, С.199
11.Tafforeau J-P. Heidegger. P., 1969, p.82.
12.Heidegger M. Vortrȁge und Aufsȁtze – Pfullingen, 1954, S.272.
13.Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. –М., 1993, с.75.
14.Heidegger M. Der Satz vom Grund. Pfullingen, 1965, S.109,
15.Хайдеггер М. О сущности истины//ФН, 1989, №4, С.102.
16.Heidegger M. Einführung in die Metafhysik. – Fr.a.M., 1983, S.66
17.Хайдеггер М. Европейский нигилизм//Время и Бытие. Статьи и выступления, М., 1993, С. 161.
18.Работы М. Хайдеггера по культурологии и теории идеологий. М., 1981, С. 149