Сообщения от Редакция ТАМЫР

КОРНИ И КРОНА

Ауэзхан КОДАР. Коркут как горизонт казахского мифа.

Казахское мифотворчество спорадично и фрагментарно. По существу, мы не находим  в нем связного рассказа или речи о чем-либо. Между тем, в переводе с греческого «миф» означает «речь», «сообщение». Единственным исключением в этом плане является легенда о Коркуте, вполне связно повествующая о событиях, имеющих решающее значение для кочевой ментальности. Самое поразительное в ней то, что дойдя до нас в исламизированном варианте (ангел смерти Азраил, идея неотступного рока), она, тем не менее, сохранила цельность и чистоту первоначальной редакции.

Продолжить чтение

Ауэзхан КОДАР

ВЕРЛИБРЫ И ЭПИГРАММЫ

В небесной математике вечно что-то не сходится. И только вздумаешь исповедаться этому миру как вдруг начинается дождь. Он тренькает по ушной раковине, по затылку, по замыслам, пестрым как бабочки. И все затухает, замирает, разбегается. Остается лишь гул машин, мчащихся по автостраде. Постукивают часы. Урчит желудок. Слух, не способный впитать столь разноречивую информацию, безвольно отдается потоку насилия.

Дождь похож на пьяного пианиста, помешанного на гамме из трех нот: ми-ре-до, до-ре-ми… Иногда его палец натыкается на металл, иногда на дерево, порой на траву. Иногда он просто бурчит что-то нечленораздельное.  Ох, уж эти сентиментальные пианисты с их изнуряющей жаждой исповеди! Это не музыканты и не христиане, а натуральные воры. Ибо попробуй настроиться на исповедь, когда тебе приходится исповедовать исповедника. А исповедник пьян и вообще, сказать ему не о чем. Он давно уже выжил из ума, да и в те годы, когда он кое-что еще соображал он понял, что исповедь — развлечение тех, кто страдает недержанием речи. Так что дождь — это ипохондрия болтунов, не обладающих телом. А нам, носителям тел более прилечествует молчание во глубине наших гортаней. Это та сила, которой нет у дождя, сила сдержанности и целомудрия; цельность, не желающая дробить себя по пустякам.

Дождь плачет и ноет, вибрирует и беснуется: играет свою немудрящую гамму.

Я сплю. Мое молчание расцвечивается яркими снами. Однажды объявится собеседник и оно заговорит. На языке непонятном дождю.

Продолжить чтение

НОРДЛАНД  ОСМАНОГЛЫ

ECCE LUPUS 

Человек человеку — друг

Почему бы  мне и не быть благодарным своей судьбе:  в мои 33 года я как казах обладаю уже,  наверняка, едва ли не самым колоссальным внутренним опытом;  у меня есть шанс стать первым приличным человеком среди казахов —  в этом ирония моей судьбы: я родился среди казахов и приговорен к ним …

Продолжить чтение

Нурлан ОСПАНУЛЫ 

ТЮРКСКИЙ ОПЫТ МИРА: СПЛАВЛЕНИЕ ГОРИЗОНТОВ.

 То ли Ницше, то ли тартуской школой замечено, что великая древнегреческая культура непростительным для ее величия образом прошла мимо Ребенка, т.е. не заметила его, не интересовалась им, по всей видимости, считала его просто недочеловеком, не достойным внимания ее гордого духа, —  кажется, кроме прочего, эта мысль аргументируется крайней скудостью образа Ребенка в изобразительном искусстве. В этой связи весьма трогательными и символичными оказываются слова об «играющих на прибрежном песке детях» в знаменитой вакуумно-отвлеченной философской метафоре Гераклита, эфесского отшельника храма Артемиды — богини-девственницы, покровительницы диких зверей и охоты, богини луны, плодородия и деторождения. Гераклит презирал человечество, т.е. греков. Он даже отказался над ними властвовать и жил себе отшельником у Артемиды, богини из сонма богов и богинь, являющейся, кроме иного прочего, и богиней деторождения.

Продолжить чтение

Альмира НАУРЗБАЕВА. КРУГИ  ФИНАЛИЗМА

«Бессмыслие есть завершение каждого возможного смысла» (Ж. Батай)

Историческое познание и его методология начиная с Нового времени становится выразителем общественного сознания, моделируемого идеологией того или иного народа. Интегративная  функция идеологии меняет свою конфигурацию и структуру с изменением форм общественных отношений. Теперь она в большей степени является выразителем декларируемой амбиции государственности. А.Тойнби в известной работе «Постижение истории» высказал вполне симптоматичную мысль о том, что «в каждую эпоху и в любом обществе изучение и познание истории, как и всякая социальная деятельность, подчиняется господствующим тенденциям данного времени и места»(1). Эта мысль ученого не первородна. Однако в ней существенным образом отразилась культурно-историческая ситуация ХХ века, который венчает историческое бытие западного мира. И это характеризуется прежде всего кардинальным пересмотром методологии истории и даже признанием не только кризиса историзма, но и конца самой истории. Думается, что в этом сказалось прежде всего «господствующая тенденция» кризиса западной цивилизационной модели мира. «Столь часто обсуждаемый кризис европейского бытия», проявляющийся в бесчисленных симптомах распада, — не ведомый рок, не судьба с непроницаемым ликом; он открывается пониманию и проясняется на фоне философски выявляемой «телеологии европейской истории»(2), — считает Э. Гуссерль.

Продолжить чтение

Жанат БАЙМУХАМЕТОВ.

Провинциальная  этокритика или  топология  самоидентификации

Цель критики состоит в том, чтобы предостеречь от демон­страции ошибочных примеров исторической тотальности.  Это только мешало бы свободе.

( Ж.-Ф. Лиотар)

Поводом для написания данной статьи послужили в свою очередь две довольно интересные статьи двух известных алматинских авто­ров Альмиры Наурэбаевой и Нурлана Оспан-улы, опубликованные в 5 номере журнала Алматы-Арт. Несмотря на их принципиальное различие друг от друга в подходах, продуцируемых из них следствий и феноменологических горизонтов, они, как мне кажется, интенционально связаны друг с другом, а именно в терминах самоидентификации: один автор призывает «осоз­нать свою прописанность», «артикулировать собственную мысль в культуре» (А.Наурзбаева), другой же утверждает, что в сложившейся ситуации следует позволить в пределах «карликовой страны» «длин­ноухому», но «храброму животному «культивировать…  свои разорванности (Н. Оспан-улы).  Я уже не говорю о том, в какой степени в этих статьях обнаруживается рецепция Запада, западных обертонов от Фридриха Заратустры до Мамардашвили. В этом факте я не усматриваю ничего криминального, коль скоро речь идет о попытке рассмотреть общие абрисы нашей центральноазиатской культуры с позиции как бы сто­роннего наблюдателя,

Продолжить чтение

Нурлыбек САДЫКОВ.

Культурные смыслы культуры

Прочитав такой заголовок, читатель, вероятно, подумает, что некий сноб собрался объяснить “бескультурным” людям действительный смысл культуры и жаждет оваций в свой адрес. И в том контексте культуры, который у нас продолжает превалировать будет почти прав. Слово “культурный” у нас, преимущественно, понимается не как принадлежащий к определенной, особенной культуре, а как “хороший”, “лучший”, “приличный”, “интеллигентный” и т.п. А термин “культура” — как искусство, художественное творчество, как несерьезное “новости культуры”, затем, как вовсе никчемное, “новости спорта”. Собственно новостями или главными государственными событиями  страны считаются политические и экономические “новости”.

Такой контекст сохраняется в нашем сознании с советского времени, где культура, “наследуя все прогрессивные достижения человечества, выступает как многообразная по национальным формам, социалистическая по содержанию”. Это означает, примерно, что светофоры устанавливались в городах и поселках (“прогрессивные достижения”), кое-где они работали (“национальная форма”) и повсеместно игнорировались (“социалистическая по содержанию”). Смекалистые иностранцы, вкладывающие в понятие культуры большее национальное своеобразие, ее инаковость, видя, как все советские дружно идут на красный свет, понимающе кивали и, бормоча себе под нос: “In Rome do as romes do” (В Риме делай как римляне), покорно шли вместе с советскими против достижений цивилизации.

Продолжить чтение

Нурлыбек   САДЫКОВ.

ИЗ КНИГИ «Ч И С Т А Я  С Т Р О К  А»

Жанровое  разнообразие  любви.

Все, что о любви недосказано
Я доскажу,
Что не испито, не заказано —
Переживу.
Все, что неиспробовано, неизвестно всем,
Что неизведанно,  неотгадано, перекличка тем.
Все, что из сонета, из элегии или из поэм,
Все,что из романа, пустячка и рем-
Арки твоих триумфальных ног,
Все, что не-достроено, возведено
Я воздвигну.
Все, что без поддержки смотрит в горизонт —
В теле твоем явных пара куполов —
Я поддержу.
Все, что недорисовано, недочертано
Изображу,
Выпишу твой портрет, где ложбинка — пейзаж,
А крупинка кожи — натюрморт —
С аппетитом ложится в рот,
Все, что неиспробовано,
Непродегустировано
Я пригублю,
Утомлю лобзанием
Не уставшие…
Что недосыграно,
Недо- (пластикой) ведено,
Недопроиз- (устами) несено,
Недопето (вино?),
Что недоснято (кино!)
Сниму (руками),
Недоосознанно (нами)
Осязанием сознаю
Фигуру, изгибы, изъяны
Заполоню (несказанно!)
И волны бьющиеся
Успокою,
И лаской скалы твои
Об- наруженные,
Недолюбленные
Дообнажу
До чуда,
И лепота скульптурная
Проступит
Сквозь жанровое разнообразие:
То образ твой
И образ любви
Неписаною литерой
Обозначу
И неиспытанным чувствам
Назначу
экзерсис:
И трепет, и покой, и нежность, и восторг,
Гармония и грусть, и радость,  катарсис
Сольются в единое,
Тобой творимое
Смешение жанров
Любви.

Продолжить чтение

Владимир СЕМИЖОНОВ

CIRCULUS SOLUS *

О чем ты заводишь песню, мой северный ветер?
Ты в слух обращаешь оракула вещий колодец.
Там бредет мелколетьем бездомный слепой народец,
где вправду остались одни мы на белом свете.

О чем эти стаи, летящие через границы?
Что видишь в глазах моих, глядя в них так пытливо?
Ты вздрагиваешь от страха, не видя отлива
в этих глазах. И слетают с утесов птицы.

О чем эти сны, что приносишь ты издалека?
Куда ты уходишь, куда, по какому следу?
Туда, где, покинув вторник, мы будем в среду.
О том, что, случившись раз, не ведает срока.

И не разгласив невеселых своих известий,
ты наших вестей листву забираешь с собою.
Во мгле января над печной пролетая трубою,
с каким ты спешишь приветом, и к чьей невесте?

Вот, я гляжу на твой лик безмятежный. Да ты ли это?
Но мгновенье спустя я узнаю твой тихий оклик:
тогда уже будет он грозный, зловещий окрик.
И я отзовусь. Но ты — не расслышишь ответа.

Затем что уже далеко, далеко отсюда
другие ты будешь искать голоса для песни
своей невеселой, и города и веси
другие встанут навстречу подобием чуда.

* Круг одинокий

Продолжить чтение

Дидар АМАНТАЙ.
КОНЕЦ КЛАССИЧЕСКОЙ ЭПОХИ КНИГИ

Когда за Веком Математики, Веком Числа – минуя Век Идеи – человечество подойдет к агонии, к Веку Печали — меланхолики трехтысячного года соберутся вокруг фонографа, из которого захрипит стершийся голос, размереннно читающий нашу знаменитую книгу .

ОРТЕГА –И – ГАССЕТ

Любая ценность живет ,когда она культивируется. Единственная форма существования ценности – это культ. Как только мы перестаем культивировать какие-то нормы поведения и ценностные ориентации ,они уже утрачивают значимость и единость для всех, и тем самым выпадают из нашей жизни, они уже не включаются в круг нашей духовности .
Мы знаем ,что человек живет только создавая ценности. У человека есть потребность созидания ценностей. Духовная раскрепощенность как причина и условие нравственности приходит только через книги. Человек, общаясь друг с другом опосредованно, через условности , через тексты ,становится другим. То есть, ПРИРОДА превращается в КУЛЬТУРУ.

Продолжить чтение