Утюжа гор заносчивые кручи,
Молнии растягивая в нить,
«Лить или не лить?..» — клубились в небе тучи
И вдруг решили:
— Лить!
И грохот грома возвестил атаку,
И скулы неба молнией свело.
Мир оказался в вязком полумраке,
Текучем, словно жидкое стекло.
А за окном едва видны рекламы,
Улитками — роскошные авто.
И растворен в тумане привкус драмы,
Как будто мир застыл перед броском…
Между расцветом и падением между
Дотянусь ли до пачки таблеток?
Сны раскаянья…Локон надежды…
Обесценившиеся сонеты…
Ах, оставьте меня…Пусть чеканит
О провале минутная стрелка.
Пустота в пустоте…Лучше камень…
И узнали б тогда вы, я смел как!
Асфальт чернеет, зеленеют травы,
И в воздухе живительная сырость.
Дождя крупинки тысячами сабель
Секут пространство сдавленного мира.
Вот так и грусть сжимает сердце болью.
Но в этой боли нет саднящей рези.
Известно, что коль заболел любовью,
То даже в грусти ты воздушно-нежен.
Внемли дождю – и мудрый шелест листьев
Тебя от скверны ясности отчистит,
Даря взамен намек лишь на познанье.
Природа великолепна
и город мой великолепен.
И в этом городе я,
связанный множеством уз
с городом и природой.
Выходит, и я великолепен?
Логика – тоже обман.
Я частица природы и города.
Я не знаю, чего больше во мне,
Чему предпочтенье отдать,..
Когда я взмываю на орлиных крыльях природы,
так мелки государства и страны,
так ничтожна возня городов,
превративших орлов в муравьишек,
так смешны их потуги исправить вселенский хаос…
Но когда я заснув,
просыпаюсь обычным жителем города –
спешу на работу и с работы домой,
телевизор включаю,
а там – передача о Данте,
меня бесит этот старик,
предугадавший муки мои.
Но все же я досматриваю передачу.
Мне становится плохо,
и я не знаю – смеяться мне или плакать,
а может, подать заявление
об увольнении с работы?…
Одиссей, привяжи себя к мачте
И реши, хитроумный, задачку:
«Пахнут песни синей сиренью,
О чем тебе пели сирены?
Извиваясь червем меж канатов,
Ты не трать гений свой на проклятья —
Уподобя всю жизнь твою пене,
О чем тебе пели сирены?
Когда дома твоя Пенелопа
Обивала пороги пороков,
Беззаботно, как в райском гареме,
О чем тебе пели сирены?..»
Прочитав повесть А. Альпеисова «Сурок-беглец», я был в некоторой прострации. Как будто сама наша нескладная, маловразумительная, «комково- челночная», казенно-скаредная действительность предстала вдруг перед моим изумленным взором. Главный герой этой книги — рядовой обыватель (а мы разве с вами — боги?), который живет как бы между сном и явью, ибо не принимает этой реальности, которая так круто изменилась, что потеряны все ориентиры и перевернуты все ценности. Автор и пытается осмыслить это состояние переходности, рубежа времен, когда прошлое безвозвратно утрачено, а будущее никак не просматривается за злобой дня.
Читаешь книгу и думаешь: а где же ныне все эти наши народные и заслуженные, лауреаты и «аристократы», до маразма шустрые ранее на соцзаказ, почему не «откликаются»? Почему эту столь сложную тему осваивает Амиржан Альпеисов, бывший историк, а теперь вот волею судьбы писатель? Вопрос этот отнюдь не риторичен, хотя ответ напрашивается сам собой. Ведь если наш литературный Олимп не реагирует на «эпоху перемен» — значит он их просто не замечает, ибо эти пресловутые перемены его никак не коснулись. Что же можно сказать тогда об этом так называемом Олимпе? А только то, что мозги его, если и имелись, то заплыли давно жиром и неспособны к решению современных задач. И если мы с упрямством, достойным лучшего применения, цепляемся за былое величие наших «корифеев» от литературы — это говорит только о том, что культ предков, столь распространенный среди казахов, приживлен теперь и русскоязычному населению. А говорят, что мы не умеем казахизировать! Еще как умеем! Да вот только надо ли? И насколько верно выбранное направление?
1. Попробуем для начала задаться вопросом :”А есть ли она у нас вообще — культура?” По-моему, то, что мы подразумеваем под казахстанской культурой есть полубульварное, полуполитизированное варево для самых непритязательных. И наша хваленая политическая стабильность есть, на деле, результат интеллектуальной бескрылости и духовной неразвитости равно характерных как для нашей правящей верхушки, так и для нашего замечательного по долготерпению народа. Ведь будь казахи более омусульманены, или верны хотя бы идее пантюркизма от нашего мнимого мира и согласия не осталось бы и следа. Инертность и управляемость казахстанцев говорит лишь о том, что их давно превратили в безликую массу — без корней и почвы, без имени и судьбы. Так что, я думаю, обольщаться относительно нашей культуры не стоит. Декларирование тех или иных доминант типа евразийства, “общего дома”, “центральноазиатства”- это всего лишь сотрясение воздуха. Настоящая культура возникает только тогда когда за ней есть уход, возделывание, культивирование. К сожалению, ныне мы имеем дело с чем угодно, но только не с культом культуры. Все что нам предлагают под этим соусом — это или экскременты прошлого, или отрыжка сытого Запада. Как говорится, в огороде — бузина, в Киеве — капуста. Но мы неспособны усвоить даже это. Ибо наше сознание, лакейское по преимуществу, занято только тем, что ждет указаний сверху. Нет, не от Господа Бога, а от его самозваных заместителей. Самое странное то, что даже относительно своих привязанностей и признания мы ждем указаний сверху. Если таковое не поступает мы не знаем как реагировать, что думать, как поступить. Вот я, например, из тех относительно кого указание не поступило. Ни “за”, ни “против”, ни в поддержку, ни… С 90-ых годов я активно выступаю в печати, выпустил две книги на двух главных языках нашей республики, создал ассоциацию по экологии культуры, провел несколько семинаров и конференций, перевел с оригинала Абая, Хайдеггера… И все это уходит как будто в песок. Пойми, я не из тех, кто трезвонит о себе на каждом углу. Ты помнишь что еще в годы брежневщины я не торопился попасть в списки тех, кого гладят по головке. Ибо многое не принимал в “свершениях” своих коллег и современников. Зато за совершенно невинное стихотворение в “Просторе” попал в доклад тогдашнего главного идеолога по итогам декабрьских событий 1986 года. Кстати сейчас каждый второй числит себя в “декабристах” и даже требует выплаты компенсаций за причиненный моральный ущерб. И государство признает законность их требований и выплачивает им компенсацию. На это выделены огромные средства… Ну а мне кто компенсирует эти годы мытарств и лишений, которые продолжаются и по сей день?! За что мне такое наказание? За то что во мне нет, если выразиться слогом Ч Валиханова, “этой самой восточной подобострастности”? Здесь, видимо, дело не во мне. Ныне и более выдающиеся личности влачат не менее жалкое существование. Дело в том, что у нас государство монополизировало все, вплоть до общественного мнения. И до тех пор пока оно у нее в кулаке, никому из нас не состояться. В этой связи если как-то типологизировать нашу культуру, можно сделать поразительные выводы. Во-первых, она институциональна и в силу этого, во-вторых, управляема и потому, в-третьих, неаутентична, неподлинна. Говоря словами французского философа Ж.Бодрийяра, это чистейший симулякр, т.е., знак без содержания. Поэтому у нас странная ситуация когда вроде есть писатели, но нет литературы, есть философы, но нет философии, есть политики, но нет государства. Таким образом, казахстанская культура — это плод советского тоталитаризма, едва держащаяся ныне на черенках лакейской угодливости под мощной сенью узурпированного истеблишментом суверенитета. Но я не думаю, что такое положение продлится вечно. Появятся новые люди и новые имена. Они уже появляются. Когда в сентябре 1997 года мы силами нашей ассоциации и фонда Сорос-Казахстан провели конференцию “Культурные контексты Казахстана: история и современность” я открыл для себя столько светлых умов, о которых и не подозревал. Значит, есть они у нас. Существуют. И даже подвижнически трудятся несмотря на то что никем не обласканы и не числятся в знаменитостях. А что касается близорукости власти к такого рода фигурам об этом можно сказать словами казахской пословицы: ”Не желающий видеть, не увидит и верблюда”.
Этническая пресса – это пресса, отстаивающая свою экономическую суверенность, доказывающая свою состоятельность, как в лингвистическом, так и политическом плане. Неудивительно, что она крайне перегружена посторонними для прессы задачами, такими, как просветительство, представительство, борьба за свою этническую нишу в республике. Поэтому она во многом тенденциозна. Теп не менее, на данном этапе это явление полезное и плодотворное. Ибо чем больше различий в какой-либо системе, тем больше в ней иного, непохожего, способного предложить структуры, отличающиеся от общепринятых. Если цель наших реформ – выйти на новый виток развития – это говорить о том, что мы прежде всего должны отказаться от старого, то есть, от марксистских установок в мировоззрении, от идеологии мессианства, заполненного квиетическим ожиданием никогда не наступающего будущего. Нам надо жить здесь и сейчас, в тех обстоятельствах, которые мы застали. Нам надо преисполниться уважения и интереса друг к другу, даже в том случае, когда это питается протестом и внутренней оппозицией.
Если перейти к статусу этнической прессы в Казахстане, то его оригинальность в том, что мы живем в ситуации тотального двуязычия, при котором русский язык выполняет роль языка-посредника, являясь как бы гарантом межэтнического общения. Это превалирующая роль русского языка обусловлена тем, что за долгие годы Советской власти в республике, население Казахстана, включая казахов, корейцев, украинцев, уйгуров и т. д., маргинизовались настолько, что даже родной язык воспринимает теперь только как кальку с русского. А ведь это не что иное как экспансия в ментальные глубины национальных языков, ведущая к эрозии и вымыванию генетического года. И прежде всего это опасно для казахского языка – языка «титульной» нации. Ведь языковая неконкурентоспособность в условиях рынка может привести к неконкурентоспособности политической, а значит, и к падению престижа нации как таковой. Не секрет, что уже сейчас казахская пресса мало что значит в информационном пространстве Казахстана.
Мы живем в суверенной стране, но наше сознание далеко еще не суверенно. Строя национальную государственность, пытаясь выработать идею казахстанского патриотизма, мы, тем не менее, продолжаем оставаться советскими людьми со всеми стереотипами поведения и трафаретами мысли, внушенными нам еще в пионерском возрасте. Между тем, суверенная действительность требует от нас иного отношения к миру и культивирования иных ценностей, чем в годы коло¬ниализма. Увы, как это ни горько, надо признать, что мы жили в эпоху советского колониализма, который по своим последствиям был губительней колониализма Российской империи. Ибо это был колониализм, мимик-рировавший под борьбу за освобождение всех угнетен¬ных. Особенность его была в том, что каждая нация долж¬на была сама вытравливать из себя все национальное, разрушая тем самым свою национальную идентичность и лишая себя всякой надежды восстановить ее в будущем. Так оно и произошло. Нам настолько поздно до¬стался суверенитет, что всю деятельность по восстанов¬лению национального рено¬ме мы свели к бесконечной кампании за чистоту казах¬ского языка и возвращению имен легендарных казахских батыров, в то время как ред¬кие вспышки интеллектуа¬лизма в Великой Степи ни¬как не изучаются и не про-пагандируются. Это выры¬вает нас из всех контекстов, центральноазиатских и евра¬зийских, дореволюционных и эмигрантских, а самое главное — из истории анти¬колониального движения на¬чала XX века, связанного с деятельностью «Алаш-Орды».
Преамбула
Культура шире идеологии. Это весь спектр духовно-цивилизационных потребностей общества. Задача в том, чтобы не упрощать их, а видеть во всей «цветущей сложности» (К. Леонтьев), «жужжащей неразберихе» (С. Хантингтон). За последние три столетия из своей трехтысячелетней истории Казахстан прошел этап колонизации (Российская империя, Советский Союз), деколонизации (Перестройка, первые годы суверенитета). Теперь наступает эпоха суверенного развития культуры Казахстана. Но она-то как раз и ставит перед нами неразрешимые вопросы: что ставить во главу угла – национальные интересы или гармоничное вхождение в мировые контексты культуры? К кому пристать – к Востоку или Западу? Или возможно развитие поверх того и другого?
Проблемное поле: цели и задачи
Любая культура развивается в ответ на вызовы времени. Какие вызовы стоят перед культурой Казахстана? В самом общем виде, это такие противонаправленные процессы как глобализация и этнизация.
Глобализация направлена на унификацию и суперпотребление, она все превращает в товар, в том числе и культуру. Последняя технологизируется, преподносится в яркой, привлекательной упаковке. Она создана трудом масс специалистов и предназначена для масс. Несмотря на внешнюю простоту она – интеллектуальный монстр, ибо за ней стоит совокупный опыт человечества.
