З. М. Кодар. К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ГЕНДЕРНОЙ АСИММЕТРИИ В ЭВОЛЮЦИИ КУЛЬТУРЫ

На протяжении сотен лет философы, культурологи и историки культуры исследовали культуру и её эволюцию в ходе истории так, как если бы чело-вечество состояло из однородных, в буквальном смысле слова, индивидов, таких индивидов, которые, конечно, чем-то отличаются друг от друга, но эти их отличия не являются чем-то существенным. Конечно, никто из историков вообще и историков культуры в частности не отрицал, что в этой истории действующими лицами были мужчины и женщины. Однако из этой конста-тации не делались принципиальные выводы, имеющие как мировоззренче-ское, так и методологическое значение для осмысления эволюции культуры. Как отмечает Г.-Ф. Будде «социальная история и история общества пишутся всё ещё без учёта “гендерного” аспекта» [1]. И лишь с ХХ в. эти выводы стали делаться, но как-то непоследовательно и, можно сказать, робко. Своеобразным толчком в развенчании этого маскулиноцентризма (или иначе: андроцентризма) явилось появление такого социокультурного феномена, как феминизм. Представи¬тели феминизма развернули крупномасштабную критику наличной культуры и её истории как сферы безраздельного мужского доминирования. Нетрудно заметить, что фемини¬стские исследования строились и продолжают строиться, во-первых, акцен¬тируя лишь женщин и женское начало в культуре, во-вторых, аксиологически противопоставляя женское начало как якобы более высокое по сравнению с мужским.
Эти перекосы были в значительной степени преодолены появившимися в 1990-е годы гендерными исследованиями. Следует сразу же отметить, что гендерный подход, в отличие от феминистских штудий, не зацыклен на женщине, но делает своим предметом также и мужчину, поскольку гендер – атрибут равно и женщины, и мужчины. Поэтому можно утверждать, гендерный подход в целом по своей сути свободен от презумпции антимас-кулинизма и идеологии противопоставления и противостояния. Он не отвер-гает факта мужского доминирования в культуре и социуме на протяжении всей писаной истории, но стремится объяснить его не как следствие сговора «сильного пола» и узурпации им всех форм и уровней власти, а как феномен, имеющий свои объективные предпосылки, условия и последствия (притом не только негативные, но также и позитивные) как для женщин, так и для муж-чин. При этом гендерный подход не отрицает глубоко положительных нара-боток феминистских исследований в области специфики фемининности и маскулинности, включая упоминавшуюся критику науки, философии и их понятийно-категориального аппарата и т.д. Данный подход лишь отвергает содержащиеся в результатах этих разработок «перекосы», издержки пред-взятости и необъективности, агрессивную тональность феминистских пост-роений и т.п.

Продолжить чтение

Литературная гостиная. Ауэзхан Кодар. «Маргарита Сосницкая: я – мастер маленького жанра»

Маргарита Сосницкая родом из Луганской области, окончила Литературный институт в Москве, но вот уже около двух десятков лет живет в Милане, преподает русский язык и литературу в университете, участвует в местной культурной и литературной жизни. Первая книга прозы вышла у нее на итальянском языке больше десяти лет назад, печатается она в энциклопедических сборниках, в университетских изданиях, в разных коллективных сборниках.
Маргарита Сосницкая – автор двух стихотворных сборников (1992, 1997) и двух книг прозы — «Званый обед», на итальянском языке (1991), и «Записки на обочине», на русском (2002), публикаций в журналах «Наш современник», «Слово», «Дом Ростовых», «Постскриптум», «Москва», в «Независимой газете». Лауреат премии «Ambiente» (Италия, 1999).
«Маргарита Сосницкая – несомненное явление в русской литературе», — пишут о ней. Вот, к примеру, как отозвался об ее книге «Записки на обочине» критик Анатолий Жуков: «Превосходная книга, прекрасная еще и тем, что написана хорошим, чистым русским языком, отточенным большой поэтической практикой талантливой писательницы. Но рассказ о ее стихах требует отдельного разговора, а пока хочется поздравить русского читателя с новым нашим прозаиком, даровитым, многотемным, изобретательным, преданным родной нашей России и ее великой литературе».
Я познакомился с ней через общих друзей из России. Мы стали переписываться. Ей понравились мои афоризмы из цикла «Апофигизмы одинокого мустангера». Оказалось, что она питает пристальный интерес к Востоку, к восточной форме мышления – афористичной и емкой. Через некоторое время выяснилось, что Маргарита и сама пишет в стиле хайку – классических японских трехстиший. Я прочитал ее стихи в этой манере и меня поразило мастерское владение формой и свежесть взгляда, а также совсем не характерная для японской поэзии эмоциональность. Мне, кроме всего прочего, импонирует ее билингвизм и искренний интерес к восточной культуре. Мы по существу открываем Сосницкую как поэта-ориенталиста. Это большая честь для нашего журнала. Надеюсь, что и дальше будем дружить со столь разносторонним дарованием. В нашем редакционном портфеле несколько ее рассказов, но мы решили начать с ее необыкновенных хайку.

М А Р Г А Р И Т А С О С Н И Ц К А Я

Согласно японскому канону
в хайку должно быть 17 слогов.
Все остальное — трехстишия

ХАЙКУ

*

На черной лаковой шкатулке
отблеск бледный –
поймался луч.

*
В лучах солнца
дым благовоний
клубится как будто дракон.

*

Аист прилетел,
стоит в гнезде.
Дом стал более высоким.

Продолжить чтение

Сергей Кибальник. Поверх Фркантрии

 

Ч а с т ь   в т о р а я

S e e   Y o u   N e x t   L i f e [1]

[1] Увидимся в следующей жизни (фрикантр.).

Р о м а н     в   ф а к с а х

Г л а в а   о д и н н а д ц а т а я,

       в которой Анджело выстреливается на Эйлинию

Выстрел обратно был не более желанным, чем туда. Стакан коньяка показался ему на этот раз не сладостнее, чем глоток яда. Эйлиния встретила мрачным любопытством таможенников.

Родной город Анджело на Эйлинии, всегда блиставший холодным великолепием архитектурных ансамблей, вдруг показался чередой грязных подворотень.

Раньше Анджело нередко приходило в голову, что между самим городом и его населением существует какое-то болезненное несовпадение. В древнем, императорском центре его часто охватывало такое ощущение, как если бы он наблюдал мужика в портках и шапке-ушанке, заявившегося в Дворянское собрание. Но на этот раз ему вдруг впервые показалось, что, напротив, этому городу идет его население, как холеному, но изгулявшемуся хлыщу подчас под стать вульгарная кокотка.

Общаясь же со своими коллегами в Тихом Убежище, он ощущал те же их извечные теплоту коллективизма и переизбыток общественности. Среди эйлинцев он вдруг ощутил себя фрикантрийцем. А однажды, с чувством немой неловкости, он даже поймал себя на том, что сам мысленно пользуется тем обидным уподоблением эйлинца землеройному снаряду, которым презрительно пользовался Алекс.

Продолжить чтение

Жан Бодрийар. Бұлтартпас жол-жобалар. Аударған және түсініктемелер жазған Ә.Қодар (дать статью на казахском о Бодрийаре)

Чтобы прочитать или скачать статью пройдите по ссылке ниже:

отсканировать

Содержание Журнала «ТАМЫР» №20 март-июнь 2007 г

20
В номере

ПУЛЬС ПЕРЕМЕН

Алексей Давыдов. СПОСОБНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА ИЗМЕНИТЬСЯ
КАК ЕВРОПЕЙСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЕВРАЗИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ
(Анализ логики мышления Абая Кунанбаева)

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

Ауэзхан Кодар. Предисловие к роману Максима Кибальчича «Поверх Фрикантрии, или Анджело и Изабела»

Максим Кибальчич. ПОВЕРХ ФРИКАНТРИИ, ИЛИ АНДЖЕЛО И ИЗАБЕЛА
Роман-травелог

Петербуржики, сочинённые Мальцом Питерским под впечатлением классиков русской литературы

ПУШКИНИАНА Мальца Питерского

Маргарита Сосницкая. ХАЙКУ. ТРЕХСТИШИЯ

ФАЛЛОЛОГИЯ

Александр ХАМИДОВ. ФЕНОМЕН ОБСЦЕННОГО. Статья четвертая

КОРНИ И КРОНА
Жырау Шалкииз в вольных переводах Мурата Увалиева

КУЛЬТУРНАЯ ПОЛИТИКА
В. Ю. Дунаев. УЧЕНИЕ О СТРАТЕГИЧЕСКОМ МЫШЛЕНИИ В ЗАПАДНОЙ
И ДАОССКО-КОНФУЦИАНСКОЙ ТРАДИЦИИ

ҚАЗІРГІ ҚАЗАҚ
Әуезхан Қодар. Жоқ Арудың ізімен
Сергей Есенин. Өлеңдер. Аударған Әуезхан Қодар
Асылбек Ихсан. Асфальттағы ұлу

Алексей Давыдов. СПОСОБНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА ИЗМЕНИТЬСЯ КАК ЕВРОПЕЙСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЕВРАЗИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ (Анализ логики мышления Абая Кунанбаева)

Уважаемые коллеги, друзья.
Я благодарен большому поэту и ученому, главному редактору журнала «Тамыр», директору Института культурной политики и искусствознания Республики Казахстан Ауэзхану Кодару за то, что он пригласил меня на эту историческую конференцию. Для меня высокая честь выступать перед вами.
Я называю наше мероприятие историческим, потому что исследовать европейское измерение евразийской культуры, то есть способность культуры, общества, человека изменяться, повышать уровень своей рефлексии по поводу своей способности мыслить – такая постановка вопроса требует глубокого понимания момента, в котором мы живем, и гражданского мужества. Она достойна восхищения и всяческой поддержки со стороны людей, которые хотят чувствовать себя европейцами и людьми мира.
Евразия неоднородна, и если измерять ее мерой сибирской, уральской глуши, центральноазиатских степей и горноалтайских плато, то Россия и Казахстан окажутся на периферии Евразии. Но если это пространство мерить мышлением Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Михаила Булгакова, Абая Кунанбаева, Магжана Жумабаева, Мухтара Ауэзова, то следует признать, что Казахстан и Россия несут в себе мощный европейский потенциал. Сегодня я не буду говорить о писателях России. Нет у меня также возможности анализировать творчество Жумабаева и Ауэзова. Я сосредоточусь на анализе творчества Абая Кунанбаева – первого казахского мыслителя, впитавшего в себя европейское измерение евразийской культуры, автора «Слов-назиданий».

Почему я обращаюсь к творчеству казахского мыслителя?

Продолжить чтение

Ауэзхан Кодар. Предисловие к роману Максима Кибальчича «Поверх Фрикантрии, или Анджело и Изабела»

Максим Кибальчич – псевдоним петербургского писателя Сергея Акимовича Кибальника. Он профессиональный литературовед, доктор филологических наук. Родился и вырос в Волгограде. После окончания филфака ЛГУ и вплоть до настоящего времени работает в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук. Читает лекции в Санкт-Петербургском государственном университете. Однако была в его жизни и длинная полоса «странствий»: на протяжении почти десятка лет он преподавал в университетах США, Японии и Южной Кореи, впечатления от которых и легли в основу его романов.
Уже псевдоним писателя (нечто среднее между Максимом Горьким и революционером-народником Николаем Кибальчичем), отнюдь не отдаленно напоминающий о Мальчише-Кибальчише, указывает на его сознательно избранную контркультурную позицию в современной России. Может быть, поэтому из произведений писателя увидело свет пока немногое. Публиковались лишь некоторые его рассказы, а также историко-биографические новеллы и очерки (в журналах «Нева», «Литературная учеба», «Слово», В газетах «Московский комсомолец», «Литературная газета», «Вечерний Ленинград»). Лишь в настоящее время, спустя несколько лет после его создания, роман «Поверх Фрикантрии» готовится к печати в одном из петербургских издательств.

Продолжить чтение

Максим Кибальчич. ПОВЕРХ ФРИКАНТРИИ, ИЛИ АНДЖЕЛО И ИЗАБЕЛА. Роман-травелог. Хроника времен конца прошлого тысячелетия

Славному Джеффертонскому Сколаприёмнику,
в стенах которого под видом глубокомысленных
политикокультурологических штудий
начиналась писаться настоящая книга,
посвящается

Эй, моряк, ты слишком долго плавал…
Из песни моего детства

П р е д м о л в и е к т и с н е н и ю

Печатаемое ниже сочинение было найдено на дискете одного из правительственных чиновников высшей эйлинской иерархии. Нечего говорить, что компьютерографией, машинописью (или кто знает, может быть, даже рукописью!) мы не располагаем, и только по содержанию текста вынуждены решительно отнести его к концу второго – начала третьего Оборота.
Очевидно, что текст был составлен в эпоху заката чисто органического творчества, когда на смену ему пришли различные мутации словесности, происшедшие в результате скрещивания ее с изоформами интеллектуальной культуры. Скриптурологическая история хорошо знает примеры разнообразных социальных аллегорий как утопического, так и антиутопического свойства, к которым прибегали некоторые писательствующие сколиасты или ученые стилисты между серединой и концом второго Оборота.
Однако даже и посреди этого рода творчества публикуемое сочинение заметно выделяется прямолинейным аллегоризмом, заданностью и головным характером основных идей, а также – коль скоро мы имеем дело с попыткой социального анализа вполне конкретной страны – предвзятостью отношения к признанному в те времена лидеру развития Универсума.

В то время как большинство современников автора хорошо понимали, что им уже нечего сказать и писали только для того, чтобы честно и откровенно в этом признаться, Автор нисколько не стесняется того, что ему что сказать есть. Вместо того, чтобы вслед за последним великим Стилистом попугаем твердить – как поступали все скриптурологи эйлинского постНовизма – что они создают только текст, а действительность их абсолютно не интересует, Автор откровенно – как вымершие (не без посторонней помощи) еще в эпоху Отца Всех Народов трубачи – пытается всего лишь спасти ускользающие остатки реальности; а на текст ему видимым образом наплевать.
Похоже на то, что мы имеем дело лишь с непосредственным запечатлением действительности, которая Автору явно дороже какой-либо литературы. Бескрылое воспроизведение, очевидно, пережитого самим Автором любовного романа, не оживленное преображающим действием фантазии, превращает данный текст в подобие унылой и бессвязной коллекции минералов, представляющей ценность только для него самого.

Продолжить чтение

Маргарита Сосницкая. ХАЙКУ. ТРЕХСТИШИЯ

Согласно японскому канону
в хайку должно быть 17 слогов.
Всё остальное – трёхстишия

ХАЙКУ

*

На чёрной лаковой шкатулке
отблеск бледный –
поймался луч.

*

Аист прилетел,
стоит в гнезде.
Дом стал более высоким.

*
Летает стрекоза –
скользит тень
по целлофану озера.

*
Капли вспахали
зеркальную гладь –
на озере дождь.

*

Трава колышется на ветру –
Всевышний гладит
шерсть земли.

*

Остывший чай
у рукописи – значит,
прилетала Муза.

Продолжить чтение