СОДЕРЖАНИЕ журнала “ТАМЫР” №44 март-август 2016 г.

ПУЛЬС ПЕРЕМЕН

Белгілі жазушы әрі ақын Әуезхан Қодар дүниеден өтті
Алексей Давыдов. Об Ауэзхане Кодаре – поэте и человеке
Берик Джилкибаев. Мятежный дух Ауэзхана (Прощевальное слово)
Предисловие Берика Джилкибаева к Избранному Ауэзахана Кодара

КОРНИ И КРОНА

Ауэзхан Кодар. Наш символ «пулота», или глина в горсти (предисловие к конференции «Культурные контексты…»)
 
КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Жанат Баймухаметов. Воля к истине в культуре номадов. (Размышления по поводу книги Ауэзхана Кодара «Степное знание»)
Галия Мямешева. Певец Степного Знания
Ауэзхан Кодар. Абай, или проект ассимиляции
 
ДИАЛОГ

Петар Боянич. О «Тамыре»

Маргарита Сосницкая (Милан). «Тамыр» — голос Евразии

Алексей Грякалов. Событие слова. Опыт Ауэзхана Кодара
Сергей Кибальник. Казахский Лермонтов  Хайдеггероского Образца
Игорь Полуяхтов. «Тамыр»: Коренное Прошлое и Корневое Будущее
Жанкелды Асан. Глубокие корни «Тамыра»
Елена Зейферт. Как в «Замке» Кафки (Интервью)
 
Украинская страничка
Сергій Дзюба. Кодар на Украине
English Page
Yeon Kim. A tribute to Auzkhan Kodar. 
Даниал Саари. Слово переводчика
Danial Saari. English translation of Auezkhan Kodar’s «Chuchmek-name (pseudo-classical essay on old and new barbarians)»
Auezkhan Kodar. The Steppe Knowledge. Essays on Cultural Science.Translated by Igor Poluyahtov
 
Türkçe Sayfası
Gulzada Temenova. Şiire Âşık Kazak şairi, Auezhan Kodar’ın anısına
 
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОД. Елена Адбыхалыкова в переводах Ауэзхана Кодара
 
ЛИТЕРАТУРНАЯ  критика

Ольга Абишева. Провидец  Дали (Поэзия  А. Кодара  в сборнике «Зов Бытия»)
Ольга Абишева. С Философией у меня отношения неплатонические… Судьба не смогла меня сломать. Интервью с Аузханом Кодаром
Рабига Кулжан. Кентавр казахской культуры
Роза Аманова. Роман «Порог Невозврата» Ауэзхана Кодара получил титул «Книга года» по версии журнала «Байтерек»
Алина Мусабаева Писатель рубежа веков
Ауэзхан Кодар. Интервью с самим собой
 
ПОЭЗИЯ
Ауэзхан Кодар. Посвящение дочери
Айман Кодар. Посвящение отцу
 

ҚАЗІРГІ ҚАЗАҚ
Серик Ақсункар. Әуезхан Қодарға
Темірғали Көпбаев. Әуезхан Қодардың рухына
Дидар Амантай. Көшпелі жауынгер ақын
 
Воспоминания

Георгий Теймуразович Хухуни
Тауке Алтынбеков. Ауэзхан Кодар – (по)Жизненные испытания силы духа.О прозе и поэзии Жизни.
 
Отклики из Фейсбука
Бахыт Кенжеев
Zitta Sultanbayeva
Амиржан Косанов
Torokul Doorov
Radio Azattyq
Steven Mendota
Akerke Mami
Svetlana Dylevskaya
Талапкер Уалиев
Rauan Turgantay‎
Qazybek Quttymuratuly
Сұлтан Қадір
Арман Аубакир
Людмила Осипова

Танымал жазушы, ақын, мәдениеттанушы, көсемсөзші, аудармашы Әуезхан Әбдіраманұлы Қодар дүниеден өтті.

Ол — 1958 жылы Қызылорда облысы Қармақшы ауданы Абыла ауылында 10 шілде күні дүниеге келген.

Әуезхан Қодар СССР және Қазақстан Жазушылар одағының мүшесі болған, Қазақстан Жазушылар одағы жанындағы көркем аударма және әдеби байланыс жөніндегі Бас редакциялық коллегияның редакторы қызметін атқарған. 1994 жылдан бері «Алтын ғасыр» Қазақстан халықтары мәдениетін қорғау жөніндегі одақтастықтың президенті, 1999 – 2001 жылдары “Сорос-Қазақстан” халықаралық қорының Басқарма мүшесі, 2002 жылдың желтоқсанынан Қазақстан Республикасы Президенті жанындағы БАҚ жөніндегі кеңестің мүшесі, 2006 жылдан «Еуразиялық зерттеулер институты» Ресей-Қазақстан қоры бас директорының кеңесшісі, 2006 жылдың мамырынан – Мәдени саясат және өнертану институтының директоры болған еді. «Парасат» орденімен марапатталған.

Қазақ тілінде Әуезхан Қодардың екі кітабы шыққан: «Қанағат қағанаты» (1994), және «Оралу» (2006), орыс тілінде шыққандары: «Крылатый узор» (1990), «Абай (Ибрагим) Кунанбаев (1996), «Круги забвения» (1998), «Очерки по истории казахской литературы» (1999), «Степное знание: очерки по культурологии» (2002), «Зов бытия» (2006) және қазақ поэзиясының бес ғасырын қамтыған «Антология казахской поэзии в переводах Ауэзхана Кодара» (2006); ағылшын тіліне аударылғаны – «Цветы руин» (2004). Өлеңдері ағылшын, кәріс, украин тілдеріне аударылған.
Әуезхан Қодар қазақ және орыс тілдерінде жазатын билингвалист және ұлттық классиканың аудармашысы ретінде танымал. Орыс тіліне ортағасырлық жыраулардың поэзиясын, Абайдың, Мағжанның, Жұматай Жақыпбаевтың шығармаларын аударған. Қазақ тіліне Е.Замятинның «Атилла» драмасын, М. Хайдеггердің, Ж. Делездің, Х.Ортега-и-Гассеттің және «Батыс философиясы антологиясы» жинағына кірген өзге шет ел философтарын аударған (2002). Қазақ тілінде шыққан «Мәдениеттану сөздігінің» (2001) авторларының бірі. «Мәдени мұра» мемлекеттік бағдарламасының аясында қазақ тіліне әлемдік мәдени танымның екі томын аударған.

Алексей Давыдов,
доктор культурологии,
главный научный сотрудник
Института социологии РАН,
лауреат премий.

 Ушел Ауэзхан Кодар – друг, поэт, прозаик, переводчик, певец культуры Степи, редактор двуязычного литературного и культурологического журнала, лауреат премий, орденоносец, человек хорошо известный в Казахстане, России и странах Центральной Азии. Но это внешнее. Листаю его и свои письма, читаю его стихи, в памяти всплывают годы…

Чем был для меня Ауэзхан? Почему я его заметил и захотел с ним подружиться? Он был талантлив. Он был захвачен интересом к жизни. Мне хотелось разговаривать с ним. И второе, он как-то по-детски тянулся ко мне. И я не мог не ответить ему. Мы сопереживали друг другу. И нам было хорошо чувствовать мысли друг друга. «Чувствовать мысли» –  это не описка, это то специфическое состояние, которое нас объединяло.

В поэзии он начинал как еретик и диссидент, как человек, протестующий и сгорающий в пламени своей поэтической независимости. В нем сидело это диссидентское пушкинско-лермонтовское начало. И этим он меня покорил. Чем дольше жил Ауэзхан, тем больше тем появлялось в его творческом арсенале. Новые предметы внимания не могли не появиться – жизнь била его жестоко. Но тема способности поэта быть поэтом оставалась главной, несмотря ни на что. Таким он и остался в моей памяти.

 Зовут то в Турцию, то в Питер,
То в мифа сны, то в рок событий.
«Пролей, — стыдят меня воззванья, —
За братьев кровь в Азербайджане!»…
Пихают книги и газеты,
А я себя зову поэтом,
Хоть мне указывают зычно,
Что я казах русскоязычный.
Но я не ящер и не рыба,
Чтобы меня вот так смогли бы
Законсервировать как в банку
В уж надоевшую осанку.
 

Поэтический индивидуализм Кодара рождался не в вакууме. Хочется объяснить читателю, откуда он в поэте рождается и откуда он появился в Кодаре. Он рассказывал мне о своей жизни в ауле, как заболел, как его лечили, а фактически изуродовали доктора. Потом город. Возникает противоречие между прошлой жизнью и новой.

Поэт остро переживает это противоречие. Тоскует по зову почвы и крови. Душой со своими предками. Но он активная личность и поэтому не может жить там, где «по улицам бродят коровы», «дремотны деревья», «время провисло, заснув в проводах». И в то же время, полусонная жизнь в ауле, по его мнению, высоконравственна — это «жизнь по обрядам любви и труда», а в динамичном городе, где жизнь разнообразна и бьет ключом, находясь «средь живых», поэт «мертвеет», потому что здесь «от культуры остались одни воспоминания». Раздвоенность сопровождается нарастанием ощущения глубокого раскола с обществом:

Продолжить чтение

Для всех, кто помнит Ауэзхана Кодара, он остается человеком необыкновенно мобильным, подвижным, скороходом в мышлении, действиях, первопроходцем в нужных начинаниях и социально неотлагательных деяниях. Это философ, мыслитель до мозга костей, пропитанный целительным экстрактом уважения к человеческой природе, гуманист до последней капли крови, испытанный сын своего Времени, оставался на людях скромнейшим рядовым гражданином. Он следовал девизу, заложенному в «Феноменологии духа» Гегеля, девизу, которому следовали лучшие люди XIX и XX веков: «Если ничтожно деяние, значит, ничтожен дух». Можно проследить шаг за шагом путь деятельности Ауэзхана и увидеть в каждом его деле присутствие высокого творческого начала, того духа, который окрыляет человека-писателя, художника, творца. Он по-новому прочел и осмыслил гигантов казахской поэзии – Абая, Магжана, степных акынов, чьи пророческие голоса доносятся к нам из глубины веков. Он по-новому подошел к осмыслению тенгрианства и суфизма. Он переводил на казахский язык западноевропейских мыслителей (Хайдеггер, Деррида и др.), в простых доступных фразах доносил до читателя сложнейшие философские конструкции. Такой труд достоин восхищения. Но он работал не ради славы и наград, хотя был удостоен таковыми. Иначе было бы трудно оправдать невнимание к человеку, предпринявшему колоссальный труд, подвиг – издание периодического журнала «Тамыр».

В этом журнале в многоплановом потоке поднимались острейшие вопросы и проблемы. Философия, эстетика, социология, культурология, новейшие открытия в общечеловеческом планетарном поиске, достижения цивилизации и многое другое поднимало «Тамыр» на громадную высоту. Критерии и требования, которые ставил «Тамыр» были непререкаемым эталоном. Ауэзхан подбирал сотрудников, авторов не по регалиям и званиям, а по истинным научным и творческим достоинствам. В качестве примера приведу имена замечательных мыслителей, сотрудничавших в «Тамыре» — Игоря Полуяхтова и Жаната Баймухаметова. Эти люди рано ушли из жизни, но благодаря «Тамыру», оставили неизгладимый след в общественно-культурной жизни Евразии, а также в науке.

Трогательный человеческий облик Ауэзхана сказался на его личной и семейной жизни. Его супруга Замза и дочь Айман повторяли: «У нас семья – страна Ауэзхания, волшебная страна». Если бы каждая семья в РК была бы похожа на эту, то о большем нашему народу не приходилось бы и мечтать. Прощай, Ауэзхан, ты остаешься в нашей памяти, в наших сердцах и висках ты бьешься живой человечьей весной.

 Ауэзхан Кодар. При этом имени у каждого возникнет своя ассоциация – одним привидится ведущий телепрограммы «Открытая Азия», другим – член Правления Международного фонда Сорос-Казахстан, третьим – его энтузиазм по поводу открытия госпрограммы «Культурное наследие»…. Да, надо признать, что в центре всех дебатов о культуре и политике в Казахстане 90-х был Ауэзхан Кодар – поэт, философ, переводчик, общественный деятель. На мой взгляд, это был самый востребованный деятель из новой волны, напрочь отбросивший стереотипы советского времени. Ауэзхан Кодар не стремился к известности, но литературная слава нашла его и сопровождает, вернее, плетется за ним неотступно. Кодар — не только литературный факт, не герой скандальной хроники, о нем нельзя говорить затасканными словами «событие», «явление», «символ» и другими реестровыми этикетками-наклейками. Ауэз-хан (это написание через дефис я хочу подчеркнуть) выше всех устоявшихся, привычных нашему слуху определений. Он вырос в нашем обществе как новая форма жизни, как неожиданная реальность, подготовленная самой нашей действительностью. Феномен Кодара не в том, что он состоялся как самобытное культурное явление, а в том, что он не мог не состояться. Причиной тому – корни, лежащие глубоко и охватывающие корневой системой широчайшие пласты прошлого и настоящего. В этом смысле Ауэзхан Кодар может быть назван и коренным и корневым. В упряжке коренной тот, кто взваливает на себя больше остальных, а корневой – это значит, настоящий, подлинный, с глубокими, разветвленными корнями. А как же иначе, если он родом из Кзылординской области, из древнего Маверренахра, междуречья Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, где процветала городская протоказахская цивилизация, славная не только шаирами, но и сказителями-жырау, а также традицией горлового пения, которая существует здесь и поныне. Но в детстве с ним случилось несчастье, он заболел полиемиелитом и потерял способность ходить. С семи лет он лечился в Крыму и поскольку с перерывами находился там до 14 лет, стал глубоко русскоязычным, вплоть до того, что забыл родной язык. Но стоило ему вернуться домой, как буквально через несколько дней он его вспомнил и вновь заговорил на родном, казахском. И если ныне Кодар известен как единственный билингв, который с одинаковым качеством пишет на казахском и русском языках, то таким уникальным его сделала судьба, направив его из глуби казахских степей в самую сердцевину черноморского побережья. О билингвизме Кодара пишут по-разному. Если, к примеру, У. Бахтикиреева рассматривает его с позиций системной лингвистики своего учителя Г.П. Мельникова, Р. Кулжан, подчеркивая что Ауэзхан одинаково свободно творит на двух языках, определяет его как паритетный, амбивалентный, творческий билингвизм. С паритетным мы определились, теперь остановимся на значении термина «амбивалентный». Этот термин введен австрийским ученым Э. Блейлером в 1910 г. и означает «двойственный».   Но это не в смысле медицинском, а скорее, в мировоззренческом смысле. К примеру, из всего творчества Кодара видно, что он двойственно относится к своему народу, казахам. С одной стороны, он хорошо относится к его истории, традициям и т.п., но, с другой стороны, ему не хватает в нем индивидуального сознания, самокритичности, проективности, т.е. доминант столь характерных для современного западной цивилизации. Однако,  он не хотел бы, чтоб казахи лишались и своих столь традиционных качеств как щедрость, великодушие, взаимовыручка, присущих родо-племенному сознанию, настоянному на коллективизме. Далее. Прекрасно владея русским языком и свободно ориентируясь в мире русской культуры, Кодар понимает, что он выходец из другого этноса и личность эпохи глобализации, ориентированный на бытие-в-мире. Словом, Кулжан права, это амбивалентная языковая личность, который выступает носителем «единства полюсов», как сложного целого.

Теперь будем разбирать русскоязычное творчество Кодара по жанрам, располагая его в хронологическом порядке.

Продолжить чтение

 9-10 сентября 1997 года в  Доме Ученых прошел международный семинар, посвященный 100-летию М. О. Ауэзова “Культурные контексты Казахстана: история и современность”.

Данное мероприятие было вызвано не только необходимостью “откликнуться” на юбилей классика казахской литературы, но и настоятельной потребностью осмыслить состояние казахстанской культуры оказавшейся после распада Советского Союза как бы в подвешенном состоянии. Не секрет, что современная казахстанская культура — явление искусственно созданное в высоких кремлевских кабинетах и потому таящее в себе следы двойной зависимости — в первую очередь, от колониальной политики имперской России и во-вторых, от изнуряющего интеллектуального прессинга советской идеократии. Неудивительно, что зависимость от российских стандартов — наследственная болезнь нашей интеллигенции.

Естественно, что в эпоху суверенного Казахстана наметились две тенденции: различные виды русофобии в среде казахских интеллигентов и действующая под лозунгом “общего дома” пацифистская тактика русскоязычных интеллектуалов.

Теперь, когда за 5 лет постколониального существования страсти поулеглись, настало время задаться вопросом: возможно ли определить некие общие культурные доминанты в полиэтнической стране и что является водоразделом: этнические признаки или провинциализм мышления?

Продолжить чтение

Иду по бескрайней степи, одинок.

                                           Я – черная точка, вокруг лишь песок.

                                             И нет никого, я единственный путник.

                                               Ни друга со мною, кто шел бы за мной,

                                                  Лишь я и земля, небосвод голубой.

                                                      Готов я заплакать в песках бесприютных.

Магжан Жумабаев (пер. А. Кодара)

Без исходной открытости Ничто нет       

                                                       никакой самости и никакой свободы.

                                                                        Мартин Хайдеггер

В своей книге «Степное знание» Ауезхан Кодар многократно высказывается в пользу признания популярности глобализма и этнического начала в современной культуре. В своей критике расколотости сознания современных казахов, которые, с одной стороны, представлены собственно казахами как носителями казахского языка и традиции, а с другой стороны – казахами-маргиналами, Кодар стремится “переключить казахское сознание с установки бытия-в-мифе на ориентацию бытия-в-мире” (с. 110). В главе “Истоки Степного знания (Опыт философии казахской истории” речь не идет о законах истории, о процессах в духе Шпенглера или Тойнби, и все же для Кодара историософия Степного знания – это наука, которая пытается, не отличаясь этим от философии и естественных наук, найти форму для истины о мире номадов и способа отыскания смысла нашей земной жизни. Смысл, как явствует из общей тональности книги, безусловно, имеет связь с поэзией кочевничества как явления, значение которого трудно переоценить, особенно в современную эпоху с ее постине “номадическим характером”, преисполненным динамизма и волей к постижению широких и открытых пространств межчеловеческих контактов, контакта человека с миром, контактов человека со своим внутренним миром.

В целом книга Кодара закладывает основание для современной дискуссии относительно истоков казахского тюркоязычного способа освоения реальности, о духовном расцвете центральноазиатской степи, когда тюркское и арийское начала на протяжении многих веков плодотворно взаимопроникали друг в друга. Эта книга является и определенным свидетельством о положительной роли номадов в истории культуры, и оно звучит так, как будто обращено к будущему устройству мира.

Первая часть книги Кодара «Степное знание» посвящена анализу методологических предпосылок диалога со степной интеллектуальной традицией. Здесь Кодар, проявляя огромный интерес к современным западным культурологическим концепциям Клода Леви-Строса, Освальда Шпенглера, Арнольда Тойнби, Хосе Ортеги-и-Гассета, Мишеля Фуко, Винсента Декомба и др., пытается отыскать и соединить доставшиеся в наследство от центральноазиатских номадов элементы мифологии, этнологии и философской антропологии. С самого начала автор книги предоставляет читателю возможность понять, что современный антропологический кризис связан с забвением исторического наследия и дело по преодолению этого кризиса зависит прежде всего от степени развития диалога между различными культурами.

Направление поэтически окрашенного феноменологического дискурса Кодара, на мой взгляд, корениться в изначальной воле к знанию, а его мышление – это вслушивание в изначальный голос традиции Великой Степи с тем, чтобы услышать Зов Бытия как воли к истине.

Если провести исторические параллели, то согласно логике повествования Кодара, древние тюрки по отношению к древним иранцам в свое время выполняли такую же культурно-историческую миссию, какую выполняли римляне по отношению к грекам, а именно заимствуя культурные архетипы с целью освоения и дальнейшей творческой переработки. Примечательно в связи с этой, казалось бы, прихотливой аналогией то, что в качестве родоплеменного тотема как римлян, так и тюрков выступает образ волчицы.

Продолжить чтение

Мое знакомство и встреча с Ауэзханом Абдирамановичем Кодаром состоялась в далеких 90-х годах на Нуржановском кружке ( Научном кружке профессора Нуржанова Бекета Галимжановича – казахского француза- философа постмодерна, первого культуролога Казахстана ), где мы вместе слушали переводы и толкование французских постмодернистов в одном из отделов Института Философии и права НАН РК. Перед глазами до сих пор стоит образ активного, энергичного, общительного молодого человека со смуглой кожей в белоснежной рубашке. Память стерла тему обсуждения, но сохранила речи и страстное желание молодого мыслителя и поэта создать журнал по философии и культурологии. Это была мечта о « Тамыре». Теперь я пишу статью о его философской концепции Степного Знания в его журнале…
Философская концепция Степного Знания представлена в А.Кодаром в кандидатской диссертации « Казахская философия как диалог с традицией» (Алматы, 1999) , монографии «Степное Знание» ( Астана, 2002), поэтическом сборнике «Цветы руин»( Алматы, 2004). Она появилась в условиях натиска западных и исламских ценностей, в ситуации выбора своего пути — духовного самоопределения и самосознания. В такое время принято обращаться к своим подлинным истокам и черпать силу и ценности именно там, тем более что национальной идеи и национальной идеологии в то время не было. Поскольку ядром духовной культуры любого народа является язык, то основное противоречие внутри современной казахской нации А.Кодар видит в противостоянии двух дискурсов- этнического и гуманитарного. Для казахов – эмпириков ( носителей казахского языка) представляющих этнический дискурс – национальные приоритеты являются главными, они продолжают свое бытие-в-мифе, боятся, что иноязычие может перебить голос крови, поэтому их национальное самосознание даже нетерпимо –агрессивное. Казахи-маргиналы, получившие русское образование и воспитание, тяготеют к гуманитарному дискурсу- слышат «зов бытия», зов своего времен, для них не существует сакрального и табуированного. Они пребывают в бытии – в — мире. На каком бы языке не мыслили казахи, подчеркивает А. Кодар, они думают об одном и том же – о созидании национальной культуры и осмыслении национальной истории. При соответствующей обработке эти дискурсы могли бы дополнять друг друга. Казахская нация по языку двухкомпонентная нация, в одной части преобладает казахский язык, в другой — русский. Необходимо отметить, что на наш взгляд, эти идеи были услышаны и нашли отражение в концепции полиязычия и трехязычия, а ныне становятся реальностью в школах разного уровня — средней, высшей и т.д. Сложившаяся ситуация в отношении существования двух дискурсов неслучайна, она имеет истоки в Степном Знании. Концепция Степного Знания не имеет ничего общего с идеей евразийства, утверждает А.Кодар, поскольку последняя подменяет понятие Центральной Азии только тюркско-славянскими контактами и православием, забывая об остальных процессах.

Продолжить чтение

      В этих заметках я намерен поговорить не столько об Абае, сколько о его пути, модели, варианте развития. При таком подходе мы имеем возможность подключиться к отчасти культурологическому, отчасти постмодернистскому рассмотрению моделей развития постколониальных стран в современном мире, который, с одной стороны, в западном варианте, как бы обогнал сам себя, а с другой стороны, в условно говоря, восточном варианте, весь еще спутан мифотираническим прошлым.

Да, тирания мифа, или по выражению К. Юнга, власть архетипов, особенно актуальны ныне, в эпоху интеллектуальной исчерпанности на рубеже веков и конца тысячелетия.

Что касается Абая, он несмотря на то, что его отделяет от нас всего полтора столетия, жил как бы в доисторическую эпоху. Ибо история начинается тогда, когда кончается миф. Но во времена Абая до этого было далеко. Над ним довлело столько мифов, что порой приходится поражаться исключительному упорству его характера, пробившего таки себе дорогу среди этих мировоззренческих сумерек. В частности, две мифемы довлели над ним в полную силу: мифема о величии казахов и мифема о всемогуществе русских. Эти априорные данности взаимно исключали друг друга и в обоих случаях вели к зависимости и поглощению. Но разум Абая не соглашался с существующим положением вещей и «мудрец из Семея» пережив, видимо, целую духовную революцию, пересотворяет себя на ценностях индивидуального сознания.

Продолжить чтение

Дорогой редактор Ауэзхан Кодар!

Пишет  Вам  доктор  философии,  специалист  по  изучению  проблем  войны  и  мира Петар Боянич. Сообщаю, что получил через своих российских друзей несколько номеров Вашего  журнала  «Тамыр».  Я  и  раньше  слышал  о  Вас  от  своих  друзей  в  Париже, но  теперь  был  рад  узнать,  что  в  Казахстане,  вызывающей  интерес  своими

демократическими  преобразованиями,  издается  такой  современный  журнал  и  на таком высоком интеллектуальном уровне. Больше всего мне понравился критический дух  Вашего  журнала,  желание  посредством  европейского  мышления  посмотреть  на

казахское прошлое и настоящее.

Мне  искренне  стали  дороги  такие  ваши  поэты-классики  как  Абай,  Магжан,

Махамбет в Ваших блестящих переводах, дорогой Ауэзхан.

Я  обратил  также  внимание  на  таких  авторов  как  Бекет  Нуржанов  и  Жанат Баймухаметов, которые могут составить гордость любого европейского философского

издания.

Мировой финансовый кризис прежде всего бьет по культуре, но если в Казахстане

на протяжении 10 лет издается такой нонконформистский журнал, это вызывает уважение к Вам и Вашей стране.

Журнал  настолько  увлек  меня,  что  я  предлагаю  Вам  свое  сотрудничество  и  с удовольствием готов стать Вашим представителем в Великобритании.

Петар Боянич

Центр современного мышления,

Эбердинский Университет (Великобритания)